Альмединген (дворянский род)
Поделись знанием:
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
| Альмединген | |
| | |
| Место происхождения: | |
|---|---|
Подданство: | |
 Российская империя
| |
Эта статья — о дворянском роде. О носителях фамилии см. Альмединген.
Альмеди́нген (Almedingen) — дворянский род швейцарского происхождения.
Представители
- Алексей Александрович Альмединген (1794 — 3 апреля 1849) — коллежский советник, переселившийся в Россию «воспитанник и близкий родственник графа Священной Римской Империи». Вступил в службу в 1808 в канцелярию горного начальника Олонецких, Петербургских и Кронштадтских заводов в чине унтер-шталмейстера 3-го класса. С 1819 в Твери, в Департаменте разных податей и сборов, советник управляющего Тверской казенной палаты по отделению питейных сборов. Награждён орденами Святой Анны 3 степени, Святого Владимира 4 степени, Святого Станислава 3 степени. По ходатайству Алексея Александровича Альмедингена род внесен в 1838 году в 3-ю часть дворянской родословной книги Тверской губернии. Был дважды женат; от первого брака с Марией Христиановной Крейтер имел двух сыновей и дочь. Похоронен в Желтиковом монастыре Тверского уезда.
- Николай Алексеевич Альмединген (6 ноября 1827 — ?) — его старший сын, губернский секретарь, выйдя в отставку, занялся предпринимательской деятельностью: организовал переплётную мастерскую, затем парфюмерную фабрику, но разорился. Занимался сельским хозяйством. Автор книг: «Руководство к практическому сельскому хозяйству вольнонаемным трудом» (СПБ, 1863) и «Сельское хозяйство Саратовской губернии. По вопросу об истреблении вредных насекомых в садах» (Саратов, 1871). Был женат на Софии Константиновне, имел десятерых детей, из которых трое — Екатерина, Алексей и Александр известны как издатели и литераторы.
- Екатерина Алексеевна Альмединген (в замужестве Сысоева) (13 октября 1829 — 4 декабря 1893) — сестра Николая Алексеевича, с 1880 издатель и редактор педагогического журнала «Воспитание и обучение». С 1882 издавала также выделившийся из него журнал для юношества «Родник». Переводила с английского, немецкого и французского языков, печатала свои очерки и рассказы в журналах, автор книг: «Очерки и рассказы (для юношества)» (Санкт-ПетербСанкт-Петербург, 1877), «История маленькой девочки» (Санкт-Петербург, 1879), «Жизнь Гарриет Бичер-Стоу» (Санкт-Петербург, 1892). Привлекла к участию в редактировании своих журналов племянника, Алексея Николаевича Альмедингена, который с 8-ми лет воспитывался в её бездетной семье. Похоронена на Волковском православном кладбище в Санкт-Петербурге.
- Алексей Николаевич Альмединген (25 февраля 1855, с. Великорецкое Вятской губ. — 30 ноября 1906, Царское Село под Санкт-Петербургом) — генерал-майор, издатель. С 1863 учился в частной немецкой школе в Твери, затем в Тверской классической гимназии, по окончании которой поступил в Константиновское юнкерское училище в Санкт-Петербурге (1873). С 1875 служил офицером в Кронштадте, затем в школе для донских казаков в Санкт-Петербурге, после чего 27 лет (до октября 1906) — в Главном артиллерийском управлении (ГАУ), с 1889 заведующий судной частью. Одновременно посещал лекции по высшей математике и гуманитарным наукам в Петербургском университете, позднее — в Военно-медицинской академии. В 1882-85 учился в Военно-юридической академии. Автор «Настольной книги для земских участковых начальников, волостных судов, городских судей и уездных членов окружных судов» (ч. 1-2, Санкт-Петербург, 1889-90; 4 изд., Санкт-Петербург, 1895). С 1881 сотрудничал в журнале «Воспитание и обучение». С 1882 соредактор журнала «Родник» (с 1884 — редактор-издатель), с 1905 издатель и редактор журнала для сельских школ «Солнышко». К сотрудничеству в этих журналах привлек В. П. Авенариуса, В. М. Гаршина, Н. Н. Каразина, Я. П. Полонского, позднее — Ал. Алтаева (Ямщикову), Д. В. Григоровича, А. И. Куприна, Д. Н. Мамина-Сибиряка, М. М. Пришвина, К. М. Станюковича и др., а также художников Е. М. Бем, Е. П. Самокиш-Судковскую и др., что позволило сделать «Родник» одним из лучших детских журналов России. Иногда печатался в своих журналах под псевдонимом Ген, в 1906 опубликовал отдельным изданием пьесу «Вопросы чести» (совместно с Л. Г. Ждановым). В 1888 издавал журнал «Читальня народной книги» (приложение к «Роднику»), в 1907-08 — «Библиотеку „Родника“». В 1884 один из учредителей и многолетний (около 20-ти лет) активный участник родительского кружка при Педагогическом музее военно-учебных заведений, содействовал публикации ряда изданий кружка. Заведовал изданием «Энциклопедии семейного воспитания и обучения» (1898). Один из организаторов детского общества по охране птиц, животных и природы «Майский союз» (1898). В 1906 участвовал в издании газеты «Военный голос». Похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря в Санкт-Петербурге. Там же похоронена его жена, Екатерина Николаевна, урожденная Сысоева, приходящаяся ему троюродной сестрой, также участвовавшая в издании журналов «Родник», «Солнышко», «Воспитание и обучение», а после смерти мужа — их издатель.
- Екатерина Николаевна Альмединген (18 сентября 1853, г. Орлов Вятской губ. — 20 января 1887, Санкт-Петербург) — сестра Алексея Николаевича, детская писательница (псевдоним Е. Александрова). В 1865-70 училась в Нижегородской женской гимназии, затем преподавала русский язык и историю. В журналах «Воспитание и обучение» и «Родник» печатала очерки и рассказы на исторические темы, этнографические статьи. В 1883-87 в газете «Новости» публиковались её корреспонденции из Нижнего Новгорода. Автор книг «Нижний Новгород» (Санкт-Петербург, 1884), «Ф. Н. Слепушкин» (Санкт-Петербург, 1885), «История маленькой швеи» (Санкт-Петербург, 1901), «И. П. Кулибин, механик-самоучка» (5 изд., Санкт-Петербург, 1904). Посмертно опубликованы: «Ошиблись. Картинки семейной жизни» («Новь», 1888, ? 8-10), перевод пьесы Э. Ростана «Самарянка» (Харьков, 1909).
- Александр Николаевич Альмединген (1857—1912) — брат Алексея Николаевича, химик, товаровед, винодел, издатель, писатель, педагог.
- Наталья Алексеевна Альмединген (в замужестве Тумим) (27 июля 1883, Санкт-Петербург — 18 мая 1943, Ленинград) — старшая дочь Алексея Николаевича, , педагог, литератор, историк, профессор (с 1919). После окончания гимназии училась на Бестужевских курсах (1902-05). При жизни отца сотрудничала (с начала 1900-х гг.) в его журналах, в 1909-16 -их издатель и редактор (с 1912 совместно с сестрой Татьяной). Активный сотрудник петербургского Фребелевского общества (с 1907). Одна из инициаторов и организаторов 1-го Всероссийского съезда по семейному воспитанию (1912-13). С 1918 работала в Институте дошкольного образования, слившимся позднее с Ленинградским государственным педагогическим институтом им. Герцена (с 1919 профессор, 1923-24 ректор, 1925-29 заведующий кафедрой педагогики), и в Коммунистическом политическо-просветительском институте им. Н. К. Крупской. Автор педагогических, исторических и литературно-художественных сочинений: «Жизнь Александра Гамильтона» (Пг., 1918), «Мультатули» (Пг., 1919), «Грамотное письмо» (Пг., 1923), «Дошкольные учреждения и внешний мир» (М., 1924), «История дошкольной педагогики. Хрестоматия» (т. 1, Л., 1940), «Педагогические опыты и взгляды Р. Оуэна» (М., 1960) и др. Перевела на русский язык и обработала для детей ряд произведений Дж. Лондона, Э. Сеттон-Томпсона, Мультатули.
- Татьяна Алексеевна Альмединген (1885—1942) — младшая дочь Алексея Николаевича, , в 1912-16 соредактор журналов «Родник» и «Солнышко». Автор книг для детей: «Детские майские союзы» (Санкт-Петербург, 1912), «Игры в доме и на воле», «Что я сам могу сделать?» (Санкт-Петербург, 1914), «Допотопные чудовища» (Санкт-Петербург, 1914); составитель сборников стихов и рассказов для детей, сборников загадок, занимательных задач, сказаний и т. п.
- Борис Алексеевич Альмединген — сын Алексея Николаевича.
Напишите отзыв о статье "Альмединген (дворянский род)"
Литература
- Биографический словарь русских писательниц. — СПб., 1889.
- Люди Нижегородского Поволжья. — В. 1. — Н. Новгород, 1915.
- Советские детские писатели. / Биобиблиографический словарь. 1917—56. — М., 1961.
- Русская детская журналистика (1785—1917). — Л., 1978.
- Юдина И. М., Иванова Л. Н. Архив Альмедингенов (из истории детской журналистики). // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1979. — Л., 1981.
- Зайчик Ц. Р. А. Н. Альмединген. // «Виноград и вино России», 1993, № 5.
- РБС.
- РП.
- РПЭ.
- Сытин.
- РГИА, ф. 1349, оп. 3, ед. хр. 55, л. 95-102;
- Отдел рукописей ИРЛИ, ф. 260;
- Отдел рукописей РНБ, ф. 17.
- В. Рыхляков (Санкт-Петербург).
- [ru.rodovid.org/wk/Род:Альмедингены Род:Альмедингены] на Родоводе
Отрывок, характеризующий Альмединген (дворянский род)
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
