Альсогарай, Альваро

Альваро Карлос Альсогарай Alvaro Carlos Alsogaray<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр экономики Аргентины
25 июня 1959 года — 26 апреля 1961 года
Президент:	Артуро Фрондиси
Предшественник:	Эмилио Карриль
Преемник:	Роберто Алеман
Министр экономики Аргентины
30 июня 1962 года — 10 декабря 1962 года
Президент:	Хосе Мария Гуидо
Предшественник:	Федерико Пинедо
Преемник:	Умберто Ромеро
Вероисповедание:	католик
Рождение:	22 июня 1913(1913-06-22) г. Эсперанса, провинция Санта-Фе, Аргентина
Смерть:	1 апреля 2005(2005-04-01) (91 год) Буэнос-Айрес, Аргентина
Место погребения:	кладбище Реколета
Отец:	Альваро Альсогарай
Мать:	Хулия Элиса Бош
Дети:	дочь Мария Хулия, сыновья Эдуардо и Альваро
Партия:	Союз Демократического центра (СДЦ)
Профессия:	экономист, военный инженер

А́льваро Ка́рлос Альсогара́й (исп. Alvaro Carlos Alsogaray; 22 июня 1913, г. Эсперанса, провинция Санта-Фе, Аргентина — 1 апреля 2005, Буэнос-Айрес, Аргентина) — аргентинский политик, министр экономики в 1959—1962, неоднократный кандидат в президенты.

Биография

Закончил Национальный университет Кордовы по специальности «инженер гражданской авиации», затем военное училище по специальности «военный инженер». В 1931—1947 годах — на службе в ВМС страны, уволился в звании капитана. В 1947—1955 годах — занимался частным предпринимательством в области гражданской авиации. В 1955 году, после свержения правительства Х. Д. Перона, стал сначала заместителем министра торговли, а с июня 1956 года министром промышленности в крайне правом правительстве Педро Арамбуру. Тогда же основал Независимую гражданскую партию (Partido Cívico Independiente).

На выборах 23 февраля 1958 года баллотировался на пост президента страны от Христианско-демократической партии (получил 3,4 %).

В начале 1959 года назначен министром экономики в правительстве А. Фрондиси. Проводил ортодоксально-либеральную политику денационализации, резкой девальвации песо, широкого привлечения иностранного капитала в энергетическую и нефтяную промышленность, боролся с «проникновением коммунистических и иных подрывных элементов» в профсоюзы, был автором программы «жёсткой экономии». Однако за год такая политика привела к удвоению цен при спаде зарплаты на 20 %. В 1962—1963 годах — министр финансов в правительстве Х. М. Гуидо

Один из инициаторов военного переворота 28 июня 1966 года (в котором активное участие принял его брат Хулио Родольфо), в результате которого было свергнуто гражданское правительство А. Ильиа и к власти пришли военные во главе с генералом Х. Онганиа.

В 1966 — посол по особым поручениям правительства Х. Онганиа. В 1966—1968 годах — посол в США. В 1972 году основал партию «Новая Сила» (Nueva Fuerza), а в 1982 — Союз Демократического центра (Unión del Centro Democrático) (СДЦ).

В 1983—1999 годах — депутат от СДЦ. На выборах 30 октября 1983 года выдвигался на пост президента от СДЦ (получил 0,2 %). С 1984 года — председатель политического объединения Союз демократического центра (ультраправые). Защищал и оправдывал действия и незаконные репрессии во время диктатуры Х. Виделы (1976—1983) и даже ходатайствовал об установлении памятника руководителям страны тех времён.

В 1989 году баллотировался на пост президента страны от блока правых партий «Либеральный союз центра», получил 6,9 % голосов, заняв 3-е место. Его политическая поддержка, в основном, всегда ограничивается избирателями из средних и богатых слоёв в Буэнос-Айресе и его пригородах.

Выступал с резкой критикой правительства Р. Альфонсинаа за ратификацию соглашения о сотрудничестве с СССР в области рыболовства.

В 1990-е был советником президента К. Менема в переговорах по вопросам внешнего долга.

Автор 7 книг.

Был женат, имел двух сыновей и дочь (Мария Хулия находится под следствием и домашним арестом по обвинению в коррупции при администрации К. Менема, где она в 1991—1999 занимала пост секретаря по вопросам охраны окружающей среды).

Брат воевал в партизанских отрядах «Монтонерос».

Умер от осложнений болезни дыхательных путей и рака предстательной железы.

Ссылки

• Кто есть кто в мировой политике / Отв. ред. Л. П. Кравченко. — М.: Политиздат, 1990. — С. 20.
• [www.diariodecuyo.com.ar/home/new_noticia.php?noticia_id=89560 Murió Alvaro Alsogaray]

Примечания

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Альсогарай, Альваро

Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.