Альтберг, Александр Карлович
Александр Карлович Альтберг (Альдберг) (апрель 1895, Рига — 1938, Москва[1]) — сотрудник ВЧК-ОГПУ-НКВД, начальник Управления РКМ Западно-Сибирского края — Новосибирской области и помощник начальника Управления НКВД, майор милиции.
Содержание
Биография
Латыш, окончил 6 классов реального училища в Риге. С 1914 года служил в императорской армии. С 1916 года работал слесарем, токарем, электромехаником на Путиловском заводе в Петрограде. В 1917 году избран членом Путиловского заводского комитета и членом Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Член РКП(б) с мая 1918 года, в июне-июле откомандирован в Пермь, где был членом Уральского областного совета. В ноябре 1918 года переведён в Слободской на должность уездного военкома. В июне 1919 года поступил на службу в Вятскую губернскую ЧК на должность следователя юридического отдела, в июле 1923 года стал начальником оперативно-секретной части губернского отдела ГПУ Вятки. В 1921 году состоял членом Пермского губернского комитета РКП(б)[2]. За венчание в церкви в 1919 году исключён из партии, но позднее был восстановлен[3].
В 1925—1930 годах — начальник окротделов полномочных представительств ОГПУ по Уралу в Троицке, Ирбите и Свердловске. С 1931 года — начальник отдела спецпоселений ПП ОГПУ по Северной области, в 1933—1937 годах — начальник Управления рабоче-крестьянской милиции (УРКМ) в ОГПУ-НКВД по Северной области в Архангельске. В 1934 году присвоено звание «капитан милиции». С 20 февраля (по другим данным, с 4 марта) 1937 года — начальник Управления РКМ Западно-Сибирского края — Новосибирской области и помощник начальника Управления НКВД. В 1937 году присвоено звание «майор милиции».
Арестован в Новосибирске как «руководитель националистической латышской организации» в конце 1937-го или начале 1938 года, в 1938-м расстрелян[1].
Награды
- Знак «Почётный работник ВЧК-ГПУ (V)» № 254 (1925)
- Знак «Почётный работник рабоче-крестьянской милиции» (1936).
Напишите отзыв о статье "Альтберг, Александр Карлович"
Примечания
- ↑ 1 2 По другим данным — умер 9 марта 1942 г. в Ягринлаге (См.: Дойков Ю. [doykov.1mcg.ru/data/1/Rudolf-Austrins.pdf Rudolf Austrins. Латышская «резидентура» начальника НКВД (Архангельск. 1929—1937). 100 имен]. — Архангельск: Центр документации, 2013. — 17 с. — 3 экз.).
- ↑ [www.permgani.ru/funds/index.php?act=fund&id=432&opis=2117&page=113 Пермский губком РКП(б), Пермская губерния]. ПермГАНИ. Проверено 28 августа 2013. [www.webcitation.org/6JeNe3AYs Архивировано из первоисточника 15 сентября 2013].
- ↑ Из протокола Пермской контрольной комиссии № 52 от 4 сентября 1922.
Ссылки
- Тепляков А. Г. [russiasib.ru/altberg-aleksandr-karlovich/ Альтберг, Александр Карлович]. Историческая энциклопедия Сибири. Издательский дом «Историческое наследие Сибири». Проверено 28 августа 2013. [www.webcitation.org/6JeNf2LYm Архивировано из первоисточника 15 сентября 2013].
- [www.kazedu.kz/referat/72787 Вятская Губернская Чрезвычайная комиссия в 1918-1920 гг. (реферат)]. KazEdu.kz. Проверено 28 августа 2013. [www.webcitation.org/6JeNfsKV8 Архивировано из первоисточника 15 сентября 2013].
Отрывок, характеризующий Альтберг, Александр Карлович
Гусар взял чашку.– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.