Альфа (группа)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Альфа
Жанры

рок, хард-рок, поп-рок

Годы

19831991

Страна

СССР СССР

Город

Москва

Язык песен

русский

Лейблы

самиздат, Мелодия

Состав

Сергей Сарычев
Владимир Холстинин
Виталий Дубинин
Сергей Сафонов
Александр (Алик) Грановский
Игорь Молчанов
Сергей Ефимов
Анатолий Курносов
Сергей Кудишин
Александр Рыбкин
Сергей Черняков
Виталий Бондарчук
Алексей Горбашов
Валерий Гришков
Всеволод Королюк
Сергей Власов
Михаил Самофалов
Эдуард Предигер
Андрей Баранов
Татьяна Маркова

[www.sergeysarychev.com geysarychev.com]
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Альфа» — советская рок-группа, организованная в январе 1983 года в Москве бывшим клавишником «Круиза» Сергеем Сарычевым. В первый состав, кроме него, вошли гитарист Владимир Холстинин и бас-гитарист Виталий Дубинин (экс-«Волшебные сумерки»), барабанщик Сергей Сафонов (экс-«Рубиновая атака»). Вначале, но недолго группа называлась «Команда Альфа».





История

Для «Круиза» песни писали, помимо основного автора Валерия Гаины, и другие музыканты, художественный руководитель Матвей Аничкин, композиторы Владимир Матецкий, Владимир Пресняков-старший и даже бывший ещё школьником Владимир Пресняков-младший. Сарычев был автором главного хита «Крутится волчок», но этот хит оказался единственной его песней на первом альбоме. Во второй альбом «Круиза» вошли две песни Сарычева, одну из которых он даже спел сам, хотя Александр Монин был неиграющим солистом. В «Альфе» Сарычев стал автором всех песен и единственным солистом.

Вышел первый магнитофонный альбом — в стиле «мелодический рок» и с акцентом на клавишные. Альбом называли «Альфа 1»; в 1996 году он выходит на CD как «Гуляка»; существует также название «Расклейщик афиш».

Хитами стали песни «Шторм», «Театр» (впоследствии исполненная Ириной Понаровской), а особенно «Гуляка» (на стихи Сергея Есенина). То, что Сарычев отразил не лирическую, а «кабацкую» сторону творчества Есенина («Я московский озорной гуляка, / По всему тверскому околотку / В переулках каждая собака / Знает мою лёгкую походку»), и даже вставил соло синтезатора, варьирующее мелодию песни «Цыплёнок жареный», вызвало проблемы. Состоялось прослушивание в Москонцерте; «Альфе» разрешили исполнять несколько песен в сборных концертах. Сарычев отказался от этого; вскоре группу покинули Дубинин и Сафонов (через несколько лет Дубинин и Холстинин снова встретятся в «Арии», станут основными авторами песен этой группы).

Новую ритм-секцию образовали бас-гитарист Александр (Алик) Грановский (экс-«Смещение») и барабанщик Игорь Молчанов. В 1984 году «Альфа» выпустила альбом «Бега», где было несколько хард-роковых песен. Но «Бега», в отличие от дебютного альбома, не получили большого успеха.

Грановский и Холстинин стремились к тяжёлой музыке. Они ушли в «Поющие сердца», руководитель которых Виктор Векштейн уже начал создавать на базе своего ансамбля металлическую группу. Чуть позже музыкантом «Арии» стал и Молчанов.

Уроженец города Волжского Сарычев поехал в дом своего отца и в подвале, при температуре около двадцати градусов мороза, зимой записывал новый альбом (совместно с земляком, барабанщиком Сергеем Ефимовым). Он играл в разрезанных на пальцах перчатках, на ладонях были нагреватели. Так была сделана бо́льшая часть инструментальной основы; вокальные партии и соло на клавишных Сарычев записывал уже в доме, на катушечный магнитофон «Илеть».

Хотя альбом получил название «Альфа 3», из-за количества участников он скорее походил на сольный. Ещё в 1983 году Сарычев зарегистрировал в ВААП название «Альфа» как свой творческий псевдоним.

Часть песен носит совершенно эстрадный характер, часть близка к технопопу; сам Сарычев назвал альбом довольно лёгким[1]. Но после выхода «Альфа 3» он и Ефимов смогли восемь месяцев выступать в Московской областной филармонии. Затем Ефимов стал барабанщиком «Круиза».

Две песни с третьего альбома («Я сделан из такого вещества» и «Цунами»), несмотря на необычные обстоятельства записи, которые описывались выше, вошли в двойную пластинку «Рок-панорама-86», хотя на этом фестивале «Альфа» играла в другом, полном составе. Песню «Звёзды нам светят в ночи» позже исполнила Людмила Сенчина.

Пока же Сарычев, желая вернуться к року, набирает новый состав. К нему присоединяются бас-гитарист Анатолий Курносов и барабанщик Виталий Бондарчук (экс-«Галактика»). Последним приходит гитарист Игорь Хомич, но почти сразу он и Курносов отказываются участвовать в записи очередного альбома. Альбом «Тёплый ветер» (1986) Сарычев опять записывает только вместе с барабанщиком, однако рок-мелодику песен удаётся сохранить. Успех имеют песни «Тёплый ветер», «Гордая скала».

Второй дуэт существовал недолго. Бондарчук уходит, чтобы участвовать (уже как клавишник) в создании Константином Никольским группы «Зеркало мира».

Для выступления на фестивале «Рок-панорама-86» после почти двухлетнего перерыва формируется состав рок-группы «Альфа». Вместе с Сарычевым выступали гитарист Алексей Горбашов, бас-гитарист Валерий Гришков (экс-«Красные маки») и старый товарищ по «Круизу» барабанщик Всеволод Королюк.

В 1987 году «Альфа» начинает выступать от Росконцерта, потом — от Оренбургской филармонии. На два года формируется стабильный состав: Сергей Сарычев — вокал, клавишные; Сергей Власов — гитара (экс-«Магнит»); Михаил Самофалов — гитара (экс-«Вторая половина»); Эдуард Предигер — бас-гитара; Андрей Баранов — ударные. Группа много гастролирует (60-70 концертов в месяц) и не выпускает новых альбомов.

В 1989 году Сарычев уходит из «Альфы» и начинает сочинять эстрадные песни для своей жены, певицы Марины Журавлёвой. Впоследствии оба эмигрировали в США. Новым солистом становится Эдуард Предигер, в составе появляется солистка Татьяна Маркова, и через два года «Альфа» выпускает пластинку «Здравствуй», состоящую в основном из песен, написанных Марковой (из песен Сарычева записали только «Гуляку» и «Шторм»). «Они», как иронически заявлял по этому поводу Сергей Сарычев, «с таким же успехом могли бы назваться и „Битлз“»[1].

Вскоре группа распадается окончательно. Ранние же песни «Альфы» («Гуляка», «Театр» и другие) до сих пор продолжают звучать на многих FM-каналах.

Отношение к поэзии

Сарычев написал песни на стихи Сергея Есенина и Расула Гамзатова (последнюю ещё в «Круизе», однако исполнял её и в «Альфе», что доказывает сохранившаяся в Интернете концертная запись)

Факты

  • Первый альбом «Альфы» записывался в МИД. Как вспоминает Сарычев, «это были рабочие записи … с репетиций. Владимир Мусин — бывший звукорежиссёр „Машины времени“ заведовал тогда аппаратурой в МИДе. Мы … сделали группу „Альфа“. Вова — человек ушлый, по натуре бизнесмен, он все наши репетиции быстренько записал. И буквально через два дня „Альфа“ зазвучала уже на всех московских дискотеках, я даже сам об этом не знал! А Мусин нам тогда сказал, что якобы наши записи кто-то украл»[1]. Во время прослушивания альбома (даже на очень хорошей аппаратуре) нечётко звучат или совсем непонятны отдельные слова. Совсем иначе, отработанно и профессионально, слышна группа на концерте того же состава, о сохранившейся записи которого уже упоминалось.
  • Барабанщик Сергей Ефимов вспоминал о совместной работе с Сарычевым в Москве: «…платили мне с концерта ровно пять рублей. То есть один концерт равен пяти рублям!!! Это был 1985 год. В кармане у меня было каждый день по крайней мере десять копеек. Случалось, что мы проходили в метро на пять копеек вдвоем»[2].
  • Все музыканты, принимавшие участие в записи альбомов «Альфы» до ухода из группы Сарычева, участвовали потом в других проектах: Владимир Холстинин и Виталий Дубинин — в «Арии»; Алик Грановский и Игорь Молчанов — в «Арии», а затем в «Мастере»; Сергей Ефимов стал барабанщиком «Круиза»; Виталий Бондарчук был клавишником «Зеркала мира» и «Рондо», сотрудничал с Игорем Тальковым; Сергей Сафонов был барабанщиком группы «Новый завет»/«Саботаж». За исключением Бондарчука, остальные музыканты стали играть метал, хотя сам Сарычев отошёл даже от хард-рока.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3057 дней]
  • Издания 1996 года «Home CD» (HCD 96 001-2) и «Мoroz Records» (dMR 30200 CD) альбома «Альфа 1» отличаются порядком песен в треклисте. По сложившейся в музыкальной среде традиции, номерные альбомы выпускались либо под латинскими или арабскими цифрами (I-1, II-2 и т.д.), либо имели оригинальное, предложенное авторами или издателями, название, либо неофициально именовались по первой композиции альбома. Музыкальное издательство «Мирумир», переиздавая уже в 2013-14 году альбом «Альфа 1» с пометками «официальный релиз» и «по лицензии Сергея Сарычева» (MIR 100414) в оригинальном порядке композиций, тем самым узаконило народное название альбома «Гуляка», а предыдущий релиз этого лейбла под названием «Альфа Сергея Сарычева» (MIR 100382), выпущенный специально к 30-ю группы, с подачи звукоинженера Евгения Гапеева, работавшего над данным релизом, обнародовал урезанный, без гитарного проигрыша, вариант композиции «Гуляка» (3:16 вместо 3:18 на номерном релизе).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3057 дней] Таким образом, альбом «Альфа 2» носил название не «Бега», а «Берега», «Альфа 3» — «Воробей», и только релиз 1996 года «Альфа 4» лейбла «Мoroz Records» (MR 96156 CD) был издан под оригинальным названием «Тёплый ветер».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3057 дней]

Дискография

  • Альфа 1 (Расклейщик афиш) (1983, CD — 1996 «Гуляка» «Home CD» HCD 96 001-2 и «Моroz Records» dMR 30200CD)
  • Альфа 2 (Берега) (1984, CD — 1996 «Бега» «Home CD» HCD 96 002-2)
  • Альфа 3 (Воробей) (1985, CD — 1996 «Альфа 3» «Moroz Records» MR 96155 CD)
  • Альфа 4 (Тёплый ветер) (1986, CD — 1996 «Тёплый ветер» «Moroz Records» MR 96156 CD)
  • Альфа 5 (Ветер странствий) (1987, MА самиздат)
  • Группа Альфа (Любишь - не любишь) (1991, LP — 1991 «Группа Альфа» «Мелодия» C60 32045-46 003)
  • Коварная обманщица (1997, CD — 1997 «Коварная обманщица» «Zeko Records» ЗД-311)

Напишите отзыв о статье "Альфа (группа)"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.sergeysarychev.com/news/2/2/ Сергей Сарычев: «Я всегда ощущал и ощущаю себя русским»]
  2. «Рокада», 1992, выпуск 4. Сергей Ефимов: «Я барабанщик по жизни». С. 27

Литература

Отрывок, характеризующий Альфа (группа)


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.