Уоллес, Альфред Рассел

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Альфред Уоллес»)
Перейти к: навигация, поиск
Альфред Рассел Уоллес
Alfred Russel Wallace
Дата рождения:

8 января 1823(1823-01-08)

Место рождения:

Аск, Монмутшир, Уэльс

Дата смерти:

7 ноября 1913(1913-11-07) (90 лет)

Место смерти:

Бродстон, Дорсет, Англия

Научная сфера:

Биология, География

Награды и премии:

Королевская медаль (1868)
Золотая медаль Французского географического общества (1870)
Медаль Дарвина (1890)
Founder's Medal (1830)
Медаль Линнея (1892)
Медаль Копли (1908)
Золотая медаль Дарвина — Уоллеса (1908)
(1908)

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Wallace».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Wallace&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI

Исследователь, описавший ряд зоологических таксонов. Для указания авторства, названия этих таксонов сопровождают обозначением «Wallace».


Альфред Рассел Уоллес (англ. Alfred Russel Wallace; 8 января 1823, Аск, Монмутшир, Уэльс — 7 ноября 1913, Бродстон, Дорсет, Англия) — британский натуралист, путешественник, географ, биолог и антрополог.





Линия Уоллеса

В 1850-е годы Уоллес вместе с Генри Бейтсом проводил исследования бассейна реки Амазонка и Малайского архипелага, по результатам которых им была собрана огромная естественно-научная коллекция и выделена так называемая «линия Уоллеса», отделяющая фауну Австралии от азиатской. Уоллес обратил внимание на необычный зоогеографический контраст между двумя близлежащими островами современной Индонезии: Бали и Ломбок. Хотя эти острова разделены проливом, ширина которого в самом узком месте не превышает 24 км, различия между их фауной больше, чем между животными Англии и Японии. Ныне эта зоогеографическая граница (между австралийской и индо-малайской фауной) носит название «линия Уоллеса», хотя первым исследователем, указавшим на существование и местоположение подобной разделительной линии, был орнитолог Филип Латли Склейтер в 1857 году.

Уоллес подытожил свои изыскания в двухтомном труде «Географическое распределение животных» (1876). Впоследствии Уоллес предложил разделить всю поверхность Земли на шесть зон (зоогеографических областей) — палеарктическую, неарктическую, эфиопскую, восточную (индо-малайскую), австралийскую и неотропическую. Это позволяет считать его основоположником такой дисциплины, как зоогеография[1].

Естественный отбор

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Подхватив в Малакке малярию, Уоллес на больничной койке стал размышлять о возможности применения к миру живой природы старой мальтузианской идеи о выживании наиболее способных. На этой почве он разработал учение о естественном отборе, наспех изложив его в статье, которую тотчас направил в Англию знаменитому естествоиспытателю Чарльзу Дарвину.

Сразу по получении Уоллесовой статьи Дарвин, в то время работавший над своим революционным трудом «Происхождение видов», отписал Чарльзу Лайелю, что никогда не встречал более поразительного совпадения идей двух людей и пообещал, что использованные Уоллесом термины станут главами его книги. 1 июля 1858 г. выдержки из трудов Дарвина и Уоллеса относительно естественного отбора были впервые представлены широкой публике — на чтениях в Линнеевском обществе.

Уоллес не считал нужным развивать своё понимание естественного отбора столь обстоятельно и последовательно, как это делал Дарвин, но зато именно он выступил с едкой критикой ламаркизма и ввёл в научный оборот термин «дарвинизм».

Другие интересы

Уже к 1865 году интересы Уоллеса полностью обратились к иным феноменам, которым не могла найти объяснения биологическая наука — френологии и месмеризму. Авторитет Уоллеса способствовал распространению в лондонском обществе практики столоверчения. Убедившись в «серьёзности» этих явлений посредством экспериментов, Уоллес стал неутомимым защитником спиритизма и чуть было не вступил в члены Теософского общества, что основательно подорвало его научный авторитет. Маститый учёный полагал, что дарвиновская теория не в состоянии дать объяснения принципиальному различию способностей человека и животных и потому предполагал, что эволюция человекоподобных обезьян в человека не могла обойтись без вмешательства некой «внебиологической» силы.

Впрочем, даже к паранормальным явлениям он подходил с научных позиций. Так, он категорически отвергал возможность переселения душ и жизни на Марсе. В 1904 году Уоллес написал книгу «Место человека во вселенной» (Man’s place in the universe), ставшую первой научной попыткой биолога оценить вероятность внеземной жизни. Считая человечество уникальным во вселенной, он приходит к выводу, что Земля является единственной планетой Солнечной системы, на которой существует жидкая вода и, следовательно, возможна жизнь; более того, он сомневается, что подобные земным условия существуют ещё где-то в Галактике. В 1907 году Уоллес вступил в полемику с энтузиастом существования марсиан Персивалем Лоуэллом, издав брошюру «Обитаем ли Марс?» (Is Mars Habitable?), в которой показал, что температура на поверхности Марса намного ниже, чем считалось Лоуэллом, а атмосферное давление слишком мало для существования воды в жидком виде (да и спектральный анализ атмосферы не показал наличия в ней водяного пара). Отсюда он сделал вывод, что существование на Марсе высокоорганизованной жизни невозможно, не говоря уже о развитой цивилизации и искусственных сооружениях.

Столь же скептически относился он и к вакцинациям от оспы, зато был горячим поборником движения суфражисток.

Вообще, Уоллес активно высказывался по общественно-политическим вопросам, обычно в прогрессивном ключе. Так, он критиковал английскую политику свободной торговли и её негативные последствия для рабочего класса. В 1881 году он был избран первым председателем Общества за национализацию земли, выступавшего против крупного землевладения и за государственную собственность на землю, которая бы выдавалась в аренду обрабатывающим её людям таким образом, чтобы максимизировать благосостояние общества. Прочитав в 1889 году утопический роман Эдварда Беллами «Взгляд назад», Уоллес объявил себя социалистом. Труд Генри Джорджа «Прогресс и бедность» он назвал «самой важной книгой века». В свою очередь, критику Уоллесом социального строя современного западного общества, которой он заканчивал книгу «Малайский архипелаг», высоко оценил Джон Стюарт Милль.

Уоллес был категоричным оппонентом расизма и евгеники, к которой склонялись некоторые мыслители-эволюционисты того времени. В 1898 году Уоллес напечатал книгу «Чудесный век: Его успехи и неудачи». Подводя итог XIX столетию, он в первой части книги перечислял научные и технические открытия, а во второй — социальные проблемы: милитаризм, войны, гонки вооружений, социальное неравенство, рост бедности и жуткие условия труда, жестокость и неэффективность тюремной системы, нагрузка капитализма на природу и злодеяния колониализма. В книге «Человеческий прогресс в прошлом и будущем» он протестует против социал-дарвинизма, переносящего принципы естественного отбора в человеческие отношения и общественное развитие. Буквально за несколько недель до смерти Уоллеса вышла его книга «Восстание демократии».

Награды

Память

В 1935 г. Международный астрономический союз присвоил имя Альфреда Уоллеса кратеру на видимой стороне Луны.

Напишите отзыв о статье "Уоллес, Альфред Рассел"

Примечания

  1. [www.krugosvet.ru/enc/nauka_i_tehnika/biologiya/UOLLES_ALFRED_RASSEL.html Уоллес, Альфред Рассел] // Энциклопедия «Кругосвет».

Основные публикации

  • Уоллес А. Р. Естественный отбор. СПб., 1878
  • Уоллес А. Р. Дарвинизм. Изложение теории естественного подбора. М., 1898
  • Уоллес А. Р. Малайский архипелаг. Страна орангутана и райской птицы. СПб., 1903
  • Уоллес А. Р. Научные и социальные исследования, тт. 1-2. СПб., 1903—1906
  • Уоллес А. Р. Место человека во Вселенной. СПб., 1904
  • Уоллес А. Р. Тропическая природа = Tropical Nature / Пер. с англ. И. И. Пузанова. — М.-Л.: ОГИЗ-Биомедгиз, 1936. — 212 с. — 10 200 экз.
  • Уоллес А. Р. Тропическая природа / Альфред Рёссель Уоллес; Пер. с англ., вступит. статья и примеч. И. И. Пузанова; Художник Г. В. Храпак. — Изд. 2-е, доп. — М.: Географгиз, 1956. — 224, [2] с. — 50 000 экз.
  • Уоллес А. Р. Тропическая природа / Предисл. и пер. с англ. И. И. Пузанова. — Изд. 3-е. — М.: Мысль, 1975. — 224 с. — 50 000 экз.

Литература

  • Юнкер Т., Хоссфельд У. [elementy.ru/lib/430846?context=3034127 Дарвин — Уоллес. Биографические параллели] // Экология и жизнь. № 4. 2009.

Ссылки

  • [wallace-online.org/ Wallace Online] (англ.)


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Уоллес, Альфред Рассел

На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.