Аль-Адавани, Ахмед Мушари

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ахмед Мушари Аль-Адавани
араб. أحمد مشاري العدواني
Aḥmad Mashārī ʻUdwānī
Дата рождения:

1923(1923)

Место рождения:

Кувейт

Дата смерти:

17 июня 1990(1990-06-17)

Место смерти:

Кувейт

Гражданство:

Кувейт

Род деятельности:

поэт, журналист, педагог

Жанр:

поэзия

Язык произведений:

арабский

Ахме́д Муша́ри Аль-Ада́вани (Аль-Адвани; араб. أحمد مشاري العدواني‎, 19231990) — кувейтский поэт, журналист и деятель культуры, внёсший большой вклад в музыкальное и театральное образование в своей стране. Автор слов государственного гимна Кувейта.





Биография

Среднее образование получил в Кувейте, в школах «Ахмадия» и «Мубаракия»[1] (окончил её в 1938 году). В 1939 году уехал в Египет, где был принят в колледж арабского языка при Университете Аль-Азхар в Каире. В 1949 году окончил этот университет, получив титул шейха. В 1950 году совместно со своим другом Абдулазизом Хуссейном основал ежемесячный журнал «Миссия» (араб. البعثة, Al-Bythah‎), но из-за финансовых трудностей вышло только 3 номера.

Вернувшись в Кувейт и в 1952 году участвовал в создании журнала «Ведущий» (араб. الرائد, Ar-Raj'd‎), издаваемого Клубом учителей[1]. В 1954 году работал учителем арабского языка и литературы в средней школе для мальчиков. В 1956 году получил назначение генеральным секретарём в департамент информации. В 1963 году стал помощником заместителя министра просвещения, в 1965 году — помощником заместителя по делам телевидения и радио в министерстве информации, а после — помощником заместителя по техническим вопросам.

В 1970 году создал журнал «В мире мысли» (араб. عالم الفكر, Yalm al-fikr‎)[1], а в 1972 основал Музыкальное училище. В 1973 году был назначен директором Национального совета по культуре, искусству и литературе. В 1976 году основал Высшее музыкальное и Высшее театральное училище.

В 1980 году удостоен премии Кувейтского фонда содействия развитию науки[2]. В 1981 году создал журнал «Грамотность в мире» (араб. الثقافة العالمية, Al-Thakafah al Alamiyah‎).

В 1987 году ушёл в отставку со всех постов, оставаясь лишь консультантом министерства просвещения по системе образования. Умер 17 июня 1990 года в Кувейте, оставив после себя обширную библиотеку и архив неопубликованных при жизни стихотворений и других сочинений.

Творчество

Начал публиковаться в начале 1950-х. Его стихи полны философских раздумий о жизни и смерти, о добре и зле[3]. Песни на его стихи исполнялись артистами египетской эстрады. Является автором текста гимна Кувейта (музыка Ибрагима аль-Соулы), впервые исполненного по национальному радио 25 февраля 1978 года.

Первый и единственный прижизненный поэтический сборник Аль-Адавани, составленный из стихов ранее опубликованных в Кувейте и Египте, получил название «Крылья бури» (араб. أجنحة العاصفة, Ajnihat el Asifah‎) и вышел в 1980 году[2]. Некоторые его стихи были переведены на английский, французский, итальянский и китайский языки.

Библиография

  • Aḥmad Mashārī ʻUdwānī. أجنحة العاصفة. — al-Kuwayt: Sharikat al-Rubayʻān lil-Nashr wa-al-Tawzī, 1980. — 239 с.

Напишите отзыв о статье "Аль-Адавани, Ахмед Мушари"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.kuwait-history.net/vb/showthread.php?t=2617 kuwait-history.net  (ар.)]
  2. 1 2 [www.nationalkuwait.com/vb/showthread.php?t=97398 Nationalkuwait.com  (ар.)]
  3. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-0795.htm?cmd=2&istext=1 Краткая литературная энциклопедия]

Отрывок, характеризующий Аль-Адавани, Ахмед Мушари

Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.