Аль-Банна, Хасан
| Хасан аль-Банна | |
| حسن البنا | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
12 февраля 1949 (42 года) |
| Место смерти: | |
| Вероисповедание: | |
Хасан ибн Ахмад аль-Банна (, араб. حسن البنا; р. 14 октября 1906, Махмудия, Бухейра, Египет — 12 февраля 1949, Каир) — египетский политический деятель, исламский проповедник и реформатор.
Основатель партии и международной (в большей части арабской) религиозно-политической ассоциации «Братья-мусульмане».
Биография
Его полное имя: Хасан ибн Ахмад ибн Абдуррахман аль-Банна. Хасан аль-Банна был настолько поглощен суфийским учением аль-Газали, что во время последнего года обучения в педагогической школе в Даманхуре он практически отошёл от учебы (хотя он любил учиться) и был готов пропустить заключительный этап своего формального обучения в Каире. Его учителя, испугавшись, уговорили его отложить свои сомнения и продолжить путь к высшему образованию. В возрасте 16 лет в 1923 году, он закончил педагогическую школу и поступил в институт «Дар-аль-'Улум» (Дом наук) в Каире. Институт «Дар-аль-'Улум» был основан в 1873 году как первая попытка Египта сформировать собственную систему высшего образования в дополнение к религиозным наукам, на которых специализируется университет аль-Азхар. По окончании педагогического института «Дар аль-Улюм» («Dar al-ʿUlūm») в 1927 году приступил к работе учителя в народной школе города Исмаилия на египетском побережье Средиземного моря для среднего образования рабочих Суэцкого канала. Эту должность он занимал до 1946 года.
В 1928 году вместе с шестью рабочими общества Суэцкого канала организовал мусульманское братство «Братья-мусульмане» для распространения исламских представлений морали и поддержки благотворительных акций, а также для борьбы против капиталистической эксплуатации и западного декаданса[1].
Первым делом «Братья» стали собирать молодых учеников и вести преподавание различных религиозных дисциплин. Их уроки были доступны людям любых профессий и любого возраста. Занятия проводились с послеобеденного времени до поздней ночи и специально учитывали распорядок дня людей, находящихся днем на работе или учёбе[2].
В 1930-е годы братство выступало за возвращение к духу первоначального ислама и учреждению исламского порядка. Хасан аль-Банна в 1936 году с этой целью обращался к египетскому королю и другим арабским главам государства в трактате «Отъезд к свету». Он выступал также за вооруженный, наступательный джихад против тех противников ислама, которые сами используют вооружённую силу, хотя организовывать джихад, по его мнению, должно было государство.
Организованное Хасаном братство быстро росло: в 1941 году насчитывалось уже 60 000 членов, а в 1948 году их количество увеличилось до 500 000 членов и сотен тысяч сочувствующих. Союз мусульман имел собственные мечети, фирмы, фабрики, больницы и школы, его члены занимали высокие должности в армии и профсоюзах. Таким образом, религиозно-политическая ассоциация «Братья-мусульмане» имела большое влияние в Египте. Многие члены организации "Братья-мусульмане" утверждают, что Хасан аль-Банна был против создания их секретной боевой организации.[3] После нападения мнимых мусульманских братьев на политика и предположения предстоящего государственного переворота со стороны участников данной организации премьер-министр Махмуд Фами аль-Накраши запретил организацию в 1948 году, после чего сам пал жертвой членов братства в декабре того же года.
Аль-Банна был застрелен 12 февраля 1949 года в Каире, его убийца так и не был пойман. Во главе религиозно-политической ассоциации «Братья-мусульмане» встал Хасан аль-Худайби.
Внук Хасана аль-Банна — влиятельный исламский ученый Тарик Рамадан, сын его дочери и влиятельного мыслителя Саида Рамадана. Младший брат Хасана — либеральный исламский учёный Гамаль аль-Банна.
Политическое «кредо»
Хасан Аль-Банна охарактеризовал движение так: "салафийское[4] движение, ортодоксальный путь, суфийская реальность, политическая организация, спортивная группа, научное и культурное общество, хозяйственная компания и социальная идея".[5] В 1936 г. Хасан Аль-Банна заявил: «Аллах — наш идеал.[6] Пророк — наш вождь. Коран — наша конституция.[7]»
Эти слова почти дословно были повторены Мухаммедом Мурси перед президентскими выборами в июне 2012 г. Правда, после победы кандидат БМ отказался от членства в организации и праворадикальных призывов и объявил себя «президентом всех египтян».
Напишите отзыв о статье "Аль-Банна, Хасан"
Примечания
- ↑ Ражбадинов М. З. Египетское движение «Братьев-мусульман». — М.: Институт изучения Израиля и Ближнего Востока, 2003. С. 25-26.
- ↑ Ражбадинов М. З. Указ. соч. С. 26, 28.
- ↑ Сергей Серегичев. Факты о братьях-мусульманах. postnauka.ru/faq/30609
- ↑ В смысле возврата к духу сподвижников пророка-салафов, а не отрицания традиционного ислама, буквы его учения, в том числе, появившихся после эпохи салафов суфизма (членом суфийского братства был и сам аль-Банна), мазхабов фикха и акыды. Этим они отличаются от салафитов.
- ↑ Братья-мусульмане. ilgid.ru/politics/brothers.html
- ↑ Существенное отличие от салафитов, в частности, последователей ибн-Ваххаба, считающих идеалом пророка Мухаммеда и фактически отрицающих пророка Ису как идеал мусульманина.
- ↑ Не отмена светских законов, а приведение их в соответствие именно с Кораном и его духом, именно с Кораном и даже не с шариатом, так как в семье Хасана-аль-банны сомневались в достоверности многих хадисов Сунны.
Литература
- Ражбадинов М. З. Египетское движение «Братьев-мусульман». — М.: Институт изучения Израиля и Ближнего Востока, 2003.
Ссылки
- [www.islamtimes.org/vdcd.j0s2yt0jfme6y.html Биография Хасана аль-Банна] (англ.). English Islam Times. Проверено 8 мая 2010.
- [www.islamtimes.org/vdcg.79wrak97tj54a.html Хасан аль-Банна] (англ.). English Islam Times (28.04.2009). Проверено 8 мая 2010.
- [www.ikhwanweb.com/article.php?ID=800&LevelID=1&SectionID=118 Хасан аль-Банна] (англ.). ikhwanweb. Проверено 8 мая 2010. [www.webcitation.org/66qezygVX Архивировано из первоисточника 11 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Аль-Банна, Хасан
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
