Аль-Джазира

«Аль-Джазира»
الجزيرة
Страна	Катар
Дата начала вещания	1996
Основатель	Хамад бин Халифа Аль Тани
Руководители	Ясир Абу Хиля́ля, исполнительный директор
Сайт	[www.aljazeera.net azeera.net]

К:Телеканалы, запущенные в 1996 году

«Аль-Джази́ра» (араб. الجزيرة‎: [аль-джазира]) — международная телекомпания со штаб-квартирой в Дохе, столице Катара. Создана в 1996 году по указу эмира Катара.

Миру стала известна после того, как стала освещать авиа- и ракетные удары войск коалиции по Афганистану и трансляции заявлений Усамы бен Ладена в эфире телеканала.

Название «Аль-Джазира» в переводе с арабского означает «остров» и подразумевает сокращение от арабского الجزيرة العربية (аль-Джазира аль-Арабийя) — традиционного арабского названия Аравийского полуострова, на котором расположен Катар.

У компании есть свой сайт в интернете, имеющий с 2003 также англоязычную версию — ныне официальный сайт канала «Al Jazeera English».

В сеть «Аль-Джазира» входят несколько каналов:

• «Al Jazeera» — международный новостной канал на арабском языке.
• «Al Jazeera English» — глобальный информационный телеканал на английском языке.
• «Al Jazeera Documentary Channel» — канал, предоставляющий документальные фильмы на арабском языке.
• «Al Jazeera Sports» — популярный спортивный канал на арабском языке.
• «Al Jazeera Mubasher» (или «Al Jazeera Live») — политический канал (своеобразный аналог C-SPAN или BBC Parliament).
• «Al Jazeera Children’s Channel» — канал для детей (с 1 апреля 2013 канал называется «Джим», от названия буквы арабского алфавита «ج»).
• «Baraem» — детский канал для младшего дошкольного возраста на арабском языке.
• «Al Jazeera Balkans» — международный новостной канал на сербском языке.

Роль «Аль-Джазира» в Арабской весне

«Аль-Джазира» считается эффективным инструментом внешней политики Катара, который нацелен на ослабление ключевых стран региона, таких как Египет, Ливия, Сирия и Саудовская Аравия. Во время Арабской весны телеканал использовался для создания мифа о ней как о сугубо демократической революции против тираний в регионе, а также для дестабилизации светских режимов в арабском мире.

Как отметила в своё время американская «The New York Times», протесты, потрясшие арабский мир, имеют одно объединяющее звено — телеканал «Аль-Джазира», чье агрессивное освещение событий подогрело эмоции протестующих во всех столицах региона. Именно «Аль-Джазира» (вместе с телеканалом «Аль-Арабия») придумала и запустила механизм Арабской весны, которая меняет политический ландшафт Ближнего Востока.

Вклад в организацию революции 2011 года в Египте

Считается, что во время египетских волнений 2011 года «Аль-Джазира» сыграла чрезвычайно важную роль в свержении светского режима Хосни Мубарака. Движущей силой революции стала поддерживаемая Катаром исламистская организация «Братья-мусульмане» (признана террористической некоторыми странами мира, в том числе Египтом и Россией). Заинтересованный в исламизации региона Катар использовал Аль-Джазиру в качестве «рупора» этой организации.

Предоставляя эфир лидерам египетской оппозиции, транслируя обращения лидеров «Братьев-мусульман», призывавших жителей Египта выходить на улицы и присоединяться к противникам Хосни Мубарка, телеканал фактически выступил в качестве «организатора» уличных выступлений египетских исламистов. Очевидец событий, египетский писатель, офис которого находится на площади Тахрир, сообщает, что в самом начале волнений «Аль-Джазира» транслировала срочную новость о том, что на площади Тахрир собралось около миллиона человек. Выглянув в окно, писатель увидел, что в действительности на площади находится не более 200 человек. Однако из-за преувеличенных телеканалом данных количество протестующих на площади значительно возросло уже через час.

Одним из основных обвинений в адрес телеканала при освещении революционных событий в Египте в 2011 году также является однобокость подачи информации в пользу «Братьев-мусульман». Большую часть эфирного времени телеканал уделял протестам противников действовавшего президента и практически не показывал манифестации сторонников сохранения власти. Также операторы телеканала, используя невыгодные ракурсы, искусственно уменьшали численность сторонников Хосни Мубарака.

Власти Египта, посчитав, что предвзятое отношение «Аль-Джазира» к президенту Мубараку и сенсационная манера подачи материала способствуют разжиганию беспорядков в стране, аннулировали аккредитацию журналистов телеканала и закрыли доступ Аль-Джазиры к спутнику, через которое шло вещание. Однако информационная политика телекомпании достигла своей цели: в июне 2012 года представитель «Братьев-мусульман» Мухаммед Мурси победил на президентских выборах.

Поддержка исламистов в Египте в 2013 году

В 2013 году в Египте нарастают недовольства населения проводимой Мурси политикой исламизации страны. В результате военного переворота к управлению страной приходят новые власти. Советник президента Египта Сукейна Фуад тогда заявила, что:

«Аль-Джазира утратила профессиональную объективность при освещении событий в Египте и занимается подстрекательством».

Однако даже после смены власти и, несмотря на явное недовольство населения «Братьями-мусульманами», телеканал продолжал политику однобокой подачи информации в пользу исламистов. Несколько близких к «Аль-Джазира» источников подтвердили факт, что в эфир телеканала часто приглашали аналитиков, сочувствующих «Братьям-мусульманам».

Канал продолжал исполнять роль инструмента реализации внешнеполитических целей Катара, стремящегося провести «суннизацию» арабского мира, а также ослабить ведущие страны региона путём дестабилизации их внутреннего положения.

Через два месяца после смены власти египетские исламисты в день отставки Мухаммеда Мурси вышли на улицы Каира выразить свою поддержку свергнутому президенту. «Аль-Джазира» обвинили в том, что она взяла на себя роль «координатора» уличных выступлений. В то время, как телеканал транслировал угрозы исламистов «захватить все площади» в Каире и провинциальных городах, большая часть граждан отвернулась от «братьев» и отвергла их проект «исламизации государства».

В ответ на это прокуратура Египта постановила задержать шефа бюро «Аль-Джазира» в Каире по обвинению в нарушении общественного порядка и создании угрозы национальной безопасности страны. В январе 2014 года в Египте за распространение лживой информации было возбуждено Судебное дело в отношении 20 корреспондентов «Аль-Джазира». Журналистам вменяли в вину принадлежность к террористическим организациям, подрыв национального единства и социального мира, а также распространение ложных сведений, создающих угрозу национальной безопасности. Суд приговорил журналистов к различным срокам заключения — от 3 до 10 лет. Один из журналистов Питер Грете был освобождён 1 февраля 2015 года. Другой Мохамед Фадель Фахми имеет шансы на освобождение с лишением гражданства Египта и высылкой в Канаду (Мохамед является бипатридом).

Вклад в разжигание гражданской войны в Ливии

В феврале 2011 года вслед за египетскими событиями начинаются массовые волнения в Ливии, перешедшие в гражданскую войну между противниками и сторонниками Муаммара Каддафи. Транслируемые «Аль-Джазира» материалы способствовали эскалации конфликта и формированию искажённого восприятия ливийских событий у западных стран.

В. Чамов, Чрезвычайный и Полномочный Посол России в Ливии в 2008—2011 годах, в своих воспоминаниях пишет:

«В январе-марте 2011 г. Аль-Джазира систематически способствовала разжиганию в Ливии братоубийственной розни и формированию извращенной картины случившегося там».

Телеканал передал видео, на котором, как утверждала «Аль-Джазира», запечатлён расстрел демонстрантов ливийской армией. Однако внимательные телезрители среди них разглядели людей с зелёным флагом, символом ливийской Джамахирии. Расстрел демонстрации сторонников Каддафи был выдан за расправу ливийского лидера над своими противниками.

Позже «Аль-Джазира» передала сообщения о том, что ливийская авиация наносит удары по мирным демонстрантам и это привело к гибели в Киренаике 6 тыс. гражданских лиц. Как выяснилось позже, никаких ударов с воздуха по манифестантам не было, а общее число жертв на востоке Ливии составило менее 200 человек. СМИ большинства стран мира, не давая себе труда разобраться, что же на самом деле происходит в Ливии шли по пути наименьшего сопротивления и просто брали сюжеты у «Аль-Джазира», выдавая их за истину. В результате этих информационных вбросов правительство Каддафи стало восприниматься как «кровавый режим», а сам ливийский лидер был обвинён в нарушении прав человека.

Совет Безопасности ООН, обеспокоенный нарушением прав человека в Ливии принял резолюцию 1970 и 1973. Говоря о резолюции 1970, М. Каддафи заявил, что «резолюция Совета Безопасности ООН впервые в истории человечества была принята на основании телевизионных репортажей». Таким же образом и резолюция № 1973 была согласована не на основе сообщений посольств стран-членов Совета Безопасности, а на основе сообщений «Аль-Джазиры» и других телеканалов.

Последнее решение установило над Ливией бесполётную зону и санкционировало интервенцию международной коалиции. После бомбардировки военной техники и инфраструктуры ливийской армии позиции ливийских повстанцев значительно окрепли. Муаммар Каддафи был схвачен и убит, а власть перешла к переходному Национальному совету.

Телеканал «Russia Today» заявил, что «Аль-Джазира» сфальсифицировала видео, которое способствовало признанию переходного Национального совета в качестве нового правительства Ливии. Катарская телекомпания показала кадры, на которых ливийская оппозиция якобы штурмует Триполи. Однако эти выступления, якобы снятые журналистами на Зелёной площади, на самом деле были сняты заранее «Аль-Джазирой» в Катаре. На легко замечаемые различия между реальной площадью в Ливии и той, что показал телеканал, указывает Елена Милинчич, корреспондент RT:

«Если приглядеться, на этой фотографии (стоп кадр репортажа «Аль-Джазиры» и фотография настоящей площади в Триполи) наглядно видно, что многие детали не совпадают. Во-первых, тот, кто сделал эту копию, забыл поместить эти пальмы на мнимой Зелёной площади Триполи. Во-вторых, среди украшений не хватает орнамента на арке и ещё многих деталей».

Журналисты за свободу слова

В марте 2012 года в СМИ стали появляться сообщения о журналистах «Аль-Джазиры», которые увольнялись один за другим, протестуя против необъективного освещения телеканалом сирийских событий. Среди первых уволившихся были исполнительный директор бюро «Аль-Джазиры» в Бейруте Хасан Шаабан, продюсер этого же бюро Муса Ахмад и корреспондент Али Хашем. Муса Ахмад тогда заявил, что телеканал превратился в политический инструмент, который используется против режима сирийского президента Башара Асада.

После увольнения Али Хашем в интервью российскому телеканалу Россия-24 заявил, что сирийским властям с самого начала противостояли вооруженные формирования, а не мирные граждане, как всех пытались убедить СМИ. В этом же интервью журналист «Аль-Джазиры» дал следующий комментарий:

«Мы все работаем на какое-то СМИ, которое принадлежит определённому государству. И это всегда не благотворительный проект. У них всегда есть программа и определённые причины, по которым они создают своё СМИ. За всеми ведущими арабскими СМИ стояли государства. И между ними есть взаимопонимание, что некоторые режимы в регионе должны быть свергнуты. И это отчётливо видно на примере Башара Асада в Сирии. Все сосредоточились на том, чтобы этот режим пал любой ценой. Да, СМИ действительно искажают реальность. Происходит это потому, что сила СМИ сейчас в руках противников сирийского режима».

12 июля 2013 года около 20 репортеров телеканала «Аль-Джазира» одновременно подали руководству заявления об увольнении. По словам журналистов, причиной такого шага стало необъективное освещение телекомпанией военного переворота в Египте. Как утверждают репортёры, руководство телеканала велело им вести репортажи из Каира, открыто поддерживая «Братьев-мусульман», заставляло говорить неправду о происходящем в стране и тем самым подрывать авторитет родины и армии. Многие из пожелавших уволиться сотрудничали с каналом более 10 лет.

Потеря зрителей

Информационная политика катарского телеканала при освещении событий Арабской весны привела к тому, что в период с 2011 по 2013 он растерял 86 % своей аудитории. Количество зрителей «Аль-Джазиры» во всем мире за последние два года снизилось с 43 млн до 6 млн. В арабском мире телеканал перестали смотреть четверо из пяти человек. В Сирии, Ираке, Ливане, Саудовской Аравии, Бахрейне, Алжире и Судане количество зрителей «Аль-Джазиры» снизилось на 60-90 %.

По словам нью-йоркской «Daily News», «Аль-Джазира» превратилась в «арабскую пропагандистскую организацию, которая контролируется средневековым катарским режимом и маскируется под медийную компанию». Взращенная Катаром с таким трудом «информационная сабля» — «Аль-Джазира» — полностью растратила свой кредит доверия недостоверными репортажами из пораженных «весной» стран.

Награды

В 2012 году Фонд Рузвельта (англ. Roosevelt Stichting) в рамках проекта «International Four Freedoms Award» присудил каналу «Аль-Джазира» победу в номинации «Свобода слова и выражения». Церемония награждения состоялась в Нидерландах с участием королевы Беатрикс.

Стоит отметить, что «Аль-Джазира», как и во времена интервенции Международных сил содействия безопасности в Афганистан, оказалась чуть ли не единственным источником информации о том, что происходит в городах, охваченных волнениями. В 2012 году за освещение Арабской весны и за предоставление «взгляда на происходящие события изнутри» Королевское телевизионное общество (Royal Television Society, RTS) Великобритании признало катарский телеканал «Аль-Джазира» лучшим новостным каналом года.

Ссылки

• [www.aljazeera.net Официальный сайт] (ар.)
• [english.aljazeera.net/ Официальный сайт] (англ.)

Отрывок, характеризующий Аль-Джазира

Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.