Аль-Камиль II Мухаммад ибн Гази

аль-Камиль Мухаммад ибн Гази الكامل محمد بن غازي‎
Малик Мияфракина
1244 — 1260
Предшественник:	Аль-Музаффар Гази ибн Ахмад
Вероисповедание:	ислам суннитского толка
Смерть:	1260(1260) Телль-Башир
Род:	Айюбиды
Отец:	Аль-Музаффар Гази ибн Ахмад

аль-Малик аль-Камиль Насир ад-Дин Мухаммад ибн Гази (араб. الملك الكامل ناصر الدين محمد بن غازي‎) — последний малик Мияфракина (1244—1260) из династии Айюбидов, сын малика аль-Музаффара Шихаб ад-Дина Гази ибн Ахмада. Один из правителей Месопотамии, оказавший ожесточённое сопротивление монгольским войскам Хулагу, вторгшимся на Ближний Восток. Рашид ад-Дин в своей летописи характеризует его как человека воздержанного и благочестивого.

Нашествие монголов и казнь малика аль-Камиля

Во время ближневосточного похода (1256—1260) Хулагу многие местные правители сочли за благоразумие иъявить покорность завоевателям. Поначалу так поступил и малик аль-Камиль: он совершил поездку к монгольскому хану и вернулся с ярлыком и пайзой, утверждавшими аль-Камиля во главе его владений. Во время похода Хулагу на Багдад (1258 год) аль-Камиль попытался склонить амира Дамаска ан-Насира Салах ад-Дина Юсуфа II к совместному выступлению на помощь халифу против монголов, но тот уклонился от этого шага. После завоевания Багдада Хулагу аль-Камиль отказался явиться к нему для изъявления покорности. В итоге Хулагу отправил войско во главе одного из своих сыновей Юшумута на завоевание Мияфракина (Маяфарикина). Подступив к Маяфарикину, монголы направили малику аль-Камилю требование покориться монгольскому хану. Малик аль-Камиль на это ответил Юшумуту буквально следующее:

Не следует царевичу ковать холодное железо и рассчитывать на невозможные вещи, ибо нет доверия к вашим словам и я не соблазнюсь вашими любезными речами. Монгольской рати я не опасаюсь и, покуда душа в теле, буду разить мечом, потому что ты сын того отца, который нарушил договор и условие с Хуршахом, халифом, Хусам-ад-дином Акка, и Тадж-ад-дином Ирбильским... Конечно, и я также испытаю то же самое, что испытали они.

</div></blockquote> После этого аль-Камиль призвал подданных к оружию, пообещав пожертвовать нуждающимся «всё серебро, золото и хлеб, которые налицо в казне и амбарах», заметив при этом, что он-де, «хвала Аллаху, не такой сребролюбец, как Мустасим, который из скупости и скаредности пустил по ветру и голову свою и Багдадское царство».

В войне с монголами малик аль-Камиль использовал тактику неожиданных молниеносных нападений, после которых его конница укрывалась за крепостными стенами города. Противники активно бомбардировали друг друга из камнемётов. Защитники Мияфракина бились настолько ожесточённо, что Хулагу вынужден был послать Юшумуту подкрепление во главе с Элькэй-нойоном Урукту. Монголы решили осаждать город до тех пор пока у его защитников не закончатся припасы. Осада продолжалась почти два года. Осаждённые были доведены голодом до такого истощения, что в городе началось людоедство. Когда монголы во главе с Урукту вошли в город, в нём осталось всего около семидесяти полумертвых человек, которые попрятались по домам. Малик аль-Камиль и его брат были схвачены и отправлены в Телль-Башир к Хулагу.

Хулагу встретил аль-Камиля упрёками, после чего приказал подвергнуть членов семьи и родичей аль-Камиля наказанию, а самого малика казнить исключительно мучительным способом: с тела живого аль-Камиля срезали куски мяса и заталкивали ему в рот до тех пор, пока он не умер.

Источники

• [www.runivers.ru/doc/isl/element.php?ELEMENT_ID=3502&SECTION_ID=749&IBLOCK_ID=43 Айюбиды/ www.runivers.ru]
• [www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=240&Itemid=1 Династия Айюбидов /www.kurdist.ru]
• [www.vostlit.info/Texts/rus16/Rasidaddin_4/frametext2.html Рашид ад-Дин Фазлаллах Сборник летописей. Том 3, Часть 2]
• [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B8.%20%D0%9C%D1%83%D1%81%D1%83%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%20VII-XV/%D0%90%D0%B9%D1%8E%D0%B1%D0%B8%D0%B4%D1%8B/8/ Рыжов К. В. Все монархи мира. Мусульманский Восток VII—XV вв.— М.: Вече, 2004.](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2863 дня))
• [www.hukam.net/family.php?fam=25 الأيوبيون/بنو أيوب في ميافارقين وسنجار / www.hukam.net]

Отрывок, характеризующий Аль-Камиль II Мухаммад ибн Гази

– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.