Аль-Мансур Абу Бакр

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аль-Мансур Абу Бакр
араб. الملك المنصور سيف الدين أبو بكر بن محمد‎
Мамлюкский султан Египта
13401341
Предшественник: ан-Насир Мухаммад
Преемник: Куджук аль-Ашраф
 
Вероисповедание: Ислам
Рождение: 1321(1321)
Каир
Смерть: 1341(1341)
Кус
Род: Бахриты
Отец: ан-Насир Мухаммад

Аль-Мансур Сайф ад-Дин Абу Бакр ибн Мухаммад, известный как Абу Бакр аль-Мансур (араб. الملك المنصور سيف الدين أبو بكر بن محمد‎‎) — мамлюкский султан Египта, правивший в 1340-1341 годах.



Биография

Эмиры мамлюков на смертном одре султана ан-Насира Мухаммада поклялись, что они будут верно служить сыновьям султана. Сын Мухаммада Абу Бакр родился в 1321 году и остался в хрониках как щедрый, дружелюбный и амбициозный двадцатилетний человек, которого еще при жизни Мухаммад рекомендовал в качестве своего преемника. Эмиры избрали Абу Бакра султаном с согласия его старшего брата Ахмада, который был в Кераке (в современной Иордании).

Новый правител назначил своего наставника, эмира Сайф аль-Дина Тукуздамура, вице-султаном, а Каузуна и Баштака - одних из самых влиятельных эмиров отца - его секретарями.

Отсутствие внешних угроз во время правления Абу Бакра позволило сформироваться внутреннему конфликту, который в конечном итоге привел к падению султана. Все началось с того, что султан захотел назначить Баштака своим наместником в Сирии, как того хотел еще отец султана. Каузун решительно выступил против этого назначения, после чего Баштак попытался добиться поддержки других эмиров, используя подкуп. Тогда Каузун убедил султана, что Баштак планирует заговор по захвату власти и, следовательно, должен был быть арестован. Баштак был лишен земель и имущества, которые были розданы Каузуну и другим эмирам. Каузун, теперь самый мощный эмир в Египте, сразу же начал выступать против султана и показал своё отвращение к поведению Абу Бакра, который со своими друзьями погряз в ночных застольях. Каузун послал наставника султана Тукухдамура к нему с просьбой воздержаться от подобных удовольствий, которые уже стали известны в народе. Султан, однако, не был впечатлен визитом наставника, после чего Каузун собрал эмиров и сказал им: "Это не правильно, что султан Египта пирует с певцами и развратниками. Его отец когда-либо поступал так?" Когда Абу Бакр услышал об этом собрании, он приказал арестовать Каузуна после пятничной молитвы. Однако Каузун не появился в мечети, а вместо этого пошел в тот же вечер вместе со своими мамлюками и эмирами в цитадель. Султан был захвачен врасплох во время празднования с друзьями, а его сторонники перешли на сторону Каузуна.

Таким образом, Абу Бакр был свергнут после двух месяцев пребывания у власти и был заменен своим семилетним братом аль-Ашрафом Ала ад-Дином Куджуком, однако реальным правителем Египта стал Каузун и его сторонники.

Напишите отзыв о статье "Аль-Мансур Абу Бакр"

Литература

  • Abu l-Fida: Muchtasar tarich al-baschar
  • Al-Maqrizi: As-Suluk li-marifat duwal al-muluk, Dar al-kutub, 1997
  • Al-Maqrizi: Kitab al-Mawaiz wa-l-itibar bi-dhikr al-khitat wa-l-athar, Maktabat al-adab, Kairo 1996, ISBN 977-241-175X.
  • Ibn Taghribirdi: An-Nudschum az-zahira fi muluk Misr wa-l-Qahira, al-Hay’ah al-Misrehyah 1968 (übersetzt von William Popper: History of Egypt, 1382-1469 A.D., University of California Press, 1954)
  • Jörg-Dieter Brandes: Die Mameluken – Aufstieg und Fall einer Sklavendespotie. Thorbecke, Sigmaringen 1996, ISBN 3-7995-0090-1.
  • Doris Behrens-Abouseif: Cairo of the Mamluks. A History of the Architecture and its Culture. Tauris, London 2007, ISBN 978-1-8451-1549-4.
  • Henry G. Bohn: The Road to Knowledge oft he Return of Kings, Chronicles of the Crusades, AMS Press, 1969
  • Urbain Bouriant: Description topographique et historique de l’Egypte, Paris 1895

Отрывок, характеризующий Аль-Мансур Абу Бакр

– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.