Аль-Муттаки Лиллах

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ибрахим аль-Муттаки Лиллах
араб. أبو إسحاق إبراهيم المتقي لله<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Серебряный дирхам аль-Муттаки</td></tr>

Амир аль-муминин и халиф Аббасидского халифата
940 — 944
Предшественник: Ар-Ради
Преемник: Аль-Мустакфи
 
Вероисповедание: Ислам
Рождение: 908(0908)
Смерть: 968(0968)
Род: Аббасиды
Мать: невольница Халлуб

Абу Исха́к Ибра́хи́м ибн Джафа́р аль-Муттаки́ Лилла́х (араб. أبو إسحاق إبراهيم المتقي لله‎‎; 908 — 968) — халиф из династии Аббасидов, правивший с 940 по 945 год.



Биография

Ибрахим ибн Джафар родился в 908 году. Его мать — Халлуб, была невольницей. После смерти своего брата Ар-Ради Ибрахим ибн Джафар занял пост халифа. Он вёл скромный образ жизни и имел всего одну невольницу. В государственных делах он целиком зависел от командования армии и не мог на них существенно влиять[1].

В период его правления византийцы дошли до Нисибина. В Васите произошло восстание Абуль-Хусейна Мухаммада ибн Али аль-Мериди, который сумел разбить войска Мухаммада ар-Рази. Мухаммад ар-Рази вместе с халифом бежали к Мосулу и по пути встретили Саид Али ибн Абдуллу и его брат Насра аль-Хасана. Спустя некоторое время халиф назначил командующим войсками (эмир аль-умар) Насра аль-Хасана. В 943 г. Тузун изгнал из Багдада Хамданидов и стал очередным эмир аль-умаром. Халифу пришлось искать помощи у Насра аль-Хасана, тот двинулся на Багдад с большой армией и вынудил Ибн Ширзад отвести свои войска. Халиф уехал со своей семьей в Тикрит, а после нескольких побед ибн Ширзада бежал в Нисибин.

Вскоре Тузун пригласил аль-Муттаки обратно в Багдад. Прибыв к синдийскому замку, халиф был встречен Тузуном, поцеловал землю у его ног, но в то же время тайно дал знать своим, чтобы они окружили ал-Муттаки[2]. Тузун приказал ослепить Ибрахима ибн Джафара и бросить в темницу, где он пробыл 25 лет и скончался. Новым халифом был назначен сын Али аль-Муктафи, аль-Мустакфи[1].

Напишите отзыв о статье "Аль-Муттаки Лиллах"

Примечания

  1. 1 2 Али-заде А. А. [www.pseudology.org/tatary/HronikiMusulmanskihGosudarstv.pdf#page=198&zoom=auto,0,842 Аль-Муттаки Лиллах Ибрахим ибн Джафар аль-Муктадир (329/940-333/945)] // Хроника мусульманских государств. М., УММА,. 2004. — 445 с., илл. ISBN 5-94824-111-4
  2. Рыжов К. В. Аббасиды // Все монархи мира. Мусульманский Восток. VII—XV вв. — М. : Вече, 2004. — ISBN 5-94538-301-5.</span>
  3. </ol>

Ссылки

  • Али-заде А. А. [www.pseudology.org/tatary/HronikiMusulmanskihGosudarstv.pdf#page=198&zoom=auto,0,842 Аль-Муттаки Лиллах Ибрахим ибн Джафар аль-Муктадир (329/940-333/945)] // Хроника мусульманских государств. М., УММА,. 2004. — 445 с., илл. ISBN 5-94824-111-4
  • Август Мюллер. [gumilevica.kulichki.net/MUA/mua51.htm История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов.]. — 2006.

Отрывок, характеризующий Аль-Муттаки Лиллах

Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.