Аль-Хусейни, Муса
Муса Казим аль-Хусейни (араб. موسى كاظم الحسيني ;
1850, Иерусалим — 27 марта 1935, Иерусалим) — мэр города Иерусалим (1918—1920), лидер палестинского национального движения (1922—1934).
Из влиятельной семьи Хусейни. Был выпускником школы управления Стамбула и занимал разные административные должности (в частности, губернатор округа в Йемене, 1908 год) в Османской империи. Накануне Первой мировой войны он ушёл в отставку.
14 декабря 1920 года он был избран президентом Арабского Исполнительного комитета на третьем конгрессе в Хайфе и занимал эту должность до 1928 года. После его участия в беспорядков в подмандатной Палестине (1920)[уточнить] он был отстранён от должности мэра Иерусалима.
Аль-Хусейни был руководителем и членом палестинской делегации в Лондон в 1920—30 годов. Он выступал в качестве лидера демонстрации протеста против сионистской иммиграции в Яффе 27 октября 1933 года, где он был избит британской полиции[1].
Его отец Селим аль-Хусейни и брат Хусейн аль-Хусейни тоже были мэрами Иерусалима.
Напишите отзыв о статье "Аль-Хусейни, Муса"
Примечания
- ↑ «Vecchie foto contro vecchie bugie» by Maurizio Blondet, EFFEDIEFFE, www.effedieffe.com/index.php?option=com_content&view=article&id=22156:vecchie-foto-contro-vecchie-bugie-&catid=83:free&Itemid=100021
Ссылки
- Gelber, Yoav (1997). Jewish-Transjordanian Relations 1921-48: Alliance of Bars Sinister. London: Routledge. ISBN 0-7146-4675-X
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Musa al-Husayni (англ.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий Аль-Хусейни, Муса
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
