Алябушев, Филипп Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Филипп Фёдорович Алябушев

комбриг Ф. Ф. Алябушев
Дата рождения

13 ноября 1893(1893-11-13)

Место рождения

д.Шоя, Вятская губерния, Российская империя

Дата смерти

25 июня 1941(1941-06-25) (47 лет)

Место смерти

Владимир-Волынский район, Волынская область, УССР, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
РСФСР РСФСР
СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19141917
19181941

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

24-я стрелковая дивизия,
14-я стрелковая дивизия,
123-я стрелковая дивизия,
87-я стрелковая дивизия

Сражения/войны

Первая мировая война,
Гражданская война в России,
Японо-китайская война (1937—1945),
Советско-финская война (1939—1940),
Великая Отечественная война

Награды и премии

Алябушев, Филипп Фёдорович (13 ноября 1893 — 25 июня 1941) — советский военачальник, генерал-майор (1940).





Биография

Родился в семье бедного крестьянина, в пятнадцать лет ушел из дома на заработки.

В августе 1914 года был мобилизован в царскую армию. После непродолжительного обучения в запасном полку был направлен на фронт. В одном из боев был ранен, некоторое время лечился в госпиталях. Вернулся к своей части в октябре 1917 года. С февраля 1918 года[1] вступил в РККА, участвовал в Гражданской войне. Начал службу рядовым, затем командовал взводом, ротой, батальоном. С июня 1929 года Ф. Ф. Алябушев — вр. и.д. начальника школы 10-го стрелкового полка; с ноября 1931 года — помощник начальника 1-го сектора 2-го отдела штаба Белорусского военного округа; с мая 1932 года — начальник 4-го отдела штаба 4-й Смоленской стрелковой дивизии; с марта 1933 года — помощник начальника 1-го отдела штаба 4-й Смоленской стрелковой дивизии; с января 1935 года — начальник 1-й части штаба Новгород-Волынского укрепленного района (УРа); с февраля 1936 года — начальник 1-й части штаба 45-й стрелковой дивизии, затем начальник штаба 45-й стрелковой дивизии.

С августа по декабрь 1937 года полковник Ф. Ф. Алябушев командует 24-й Самаро-Ульяновской Краснознаменной Железной дивизией, которая в то время дислоцировалась в Новгород-Волынском.

Японо-китайская война

В июне 1937 года началась японская интервенция в Китай, в августе 1937 года был оформлен Единый фронт между КПК и гоминьданом. Советский Союз решил оказать помощь китайской армии. В январе 1938 года Ф. Ф. Алябушев, вместе с группой других офицеров, был направлен в Китай старшим военным советником. Его распределили в штаб 9-го военного района НРА, где прикрепили к генералу Чэнь Чэну — командиру района и губернатору провинции Хубэй. Китайские части были плохо подготовлены к войне, советники передавали им свой опыт по обучению войск и организации современного боя. Полковнику Алябушеву приходилось инспектировать китайские части, ездить по фронтам и штабам, доказывать необходимость проведения тех или иных мероприятий. А. Я. Калягин, так же бывший военным советником, вспоминал:

Мы очутились в кругу китайских генералов, среди которых был Бай Чун-си. Сразу завязался разговор о боевой подготовке.

— Как вы оцениваете тактическую подготовку частей, отправляющихся на фронт? — обратился Бай Чун-си к полковнику Алябушеву.

— Мы присутствовали на тактических учениях двух дивизий. Все свои замечания высказали их командирам, — ответил Алябушев и добавил: — Нам понравилась слаженность действий артиллеристов, минометчиков, саперов, которые хорошо знают своё дело. Хуже подготовлена пехота и особенно плохо отработаны марш и завершающее движение — атака, которая проводится в плотных цепях. Плотные цепи — хорошая «пища» для пулеметов, огнеметов, артиллерии. Мы рекомендовали командирам частей перейти к групповой тактике. Это уменьшит потери.

Китайские генералы переглянулись. Для них такая оценка была неожиданной. Бай Чун-си возразил:

— Китайский солдат привык к плотным цепям и чувству локтя. К тому же такой строй обеспечивает лучшее управление.

— Все это верно, — спокойно сказал Алябушев, — но плотные цепи в современной войне так же годны, как боевые порядки конных колесниц царя Кира для современных танков.

— Калягин А. Я. По незнакомым дорогам

Вскоре китайские войска, инструктируемые Ф. Ф. Алябушевым и другими советскими советниками, приняли участие в битве за Ухань. Японцы рассчитывали на легкую победу, но китайская армия оказала серьезное сопротивление. За время августовских и сентябрьских боев в долине Янцзы японская армия продвигалась в среднем не более чем на километр в сутки. Её потери росли, а китайские уменьшались. Потери сторон уравнивались и составляли один к одному. В результате деятельности советских советников боеспособность китайской армии заметно увеличились. Полтора года провел Ф. Ф. Алябушев в Китае. 23 февраля 1939 года он был награждён орденом Красной Звезды.

По возвращению из Китая, в августе 1939 года он был назначен сначала командиром 14-й стрелковой дивизии, а в декабре того же года — командиром 123-й стрелковой дивизии.

Советско-финская война

30 ноября 1939 года, с началом Советско-финской войны, 123-я стрелковая дивизия под командованием полковника Алябушева была переброшена на фронт и вошла в состав 7-й армии. Несмотря на то, что дивизия находилась во втором эшелоне, ей пришлось поучаствовать в боях. Ко второй половине декабря дивизия подошла к переднему краю линии Маннергейма. В связи с резким похолоданием бойцов разместили в землянках с печками, выдали теплое обмундирование и усилили питание. Красноармейцы занимались подготовкой к штурму, для чего в тылу было устроено учебное поле, и разведкой. К 15 января разведка обнаружила до 10 железобетонных и 18 дерево-земляных укреплений (всего на Суммском узле сопротивления было 12 ДОТов и 39 ДЗОТов). ДОТы перекрывали подход друг к другу, потому штурмовать их нужно было одновременно. Перед решающим штурмом дивизии Алябушева была придана артиллерия — пушечные полки, гаубичный полк и группы дальнего действия. 108 орудий были установлены на огневых позициях. Полоса прорыва равнялась трем километрам. Кроме артиллерии дивизии придали танковые батальоны и инженерный батальон.

К 4 февраля дивизия закончила боевую подготовку, детально был разработан план атаки, порядок артиллерийского огня был определен с точностью до минуты. Утром 11 февраля 123-я стрелковая дивизия перешла в наступление, и уже 13 февраля прорвала главную оборонительную полосу на всю её глубину (6—7 км), расширив прорыв до 6 км, обойдясь при этом минимальными потерями. 15 февраля дивизия впервые пременила танкодесантные операции — пехота с оружием перемещалась сидя на броне танков. К 17 февраля, пройдя за 2 дня 12 километров дивизия Ф. Ф. Алябушева первой из советских частей подошла ко второй линии обороны финнов и до 21 февраля овладели ею. За прорыв линии Маннергейма 123-я стрелковая дивизия и её командир были награждены орденами Ленина.

На совещании руководящего состава РККА при ЦК ВКП(б) по сбору опыта боевых действий против Финляндии, которое состоялась 15 апреля 1940 года, комбриг Алябушев детально проанализировал недостатки в подготовке прорыва, взаимодействия частей различных видов и родов войск, недостатки в техническом обеспечении РККА. После окончания Курсов усовершенствования высшего начальствующего состава (КУВНАС) при Академии Генерального штаба, 13 марта 1941 генерал-майор Алябушева был назначен командиром 87-й стрелковой дивизии (15-й стрелковый корпус, 5-я армия, Киевский особый военный округ).

Великая Отечественная война

Части 87-й стрелковой дивизии (16, 96 и 283-й стрелковые полки и 212-й гаубичный артполк) находились в дивизионном лагере в районе Когильного, с началом немецкого наступления они действовали против 298-й пехотной дивизии, пытавшейся захватить Владимир-Волынский. К концу дня 22 июня дивизия Алябушева отбросила фашистские войска на 6-10 км на запад от Владимира-Волынского и закрепилась на рубеже Пятыдни-Хотячев-Суходолы, деблокировав при этом гарнизоны дотов Владимира-Волынского УРа, которые оборонялись уже в тылу противника. Однако частям 44-й и 299-й пехотных дивизий немцев удалось прорваться в разрыве между 124-й и 87-й стрелковыми дивизиями, который образовался южнее Владимир-Волынского, и захватить город. Основные силы дивизии оказались в окружении, боеприпасы заканчивались, связь была прервана. Ф. Ф. Алябушев приказал в ночь на 25 июня начать отвод дивизии на соединение с войсками 5-й армии[2].

На рассвете 25 июня генерал Алябушев, с группой офицеров штаба дивизии, выехал на двух автомашинах на рекогносцировку, чтобы выбрать участок перехода дивизии через Луцкое шоссе, но севернее Березовичей его отряд неожиданно наткнулся на подразделение противника. В завязавшей перестрелке Ф. Ф. Алябушев и его сопровождавшие были убиты. После ухода немцев местные крестьяне похоронили убитых советских солдат и офицеров на сельском кладбище в братской могиле, в отдельной могиле — генерал-майора Ф. Ф. Алябушева.

После войны в Березовичах был установлен памятник. В 1976 году прах генерала Алябушева по просьбе жены был перезахоронен на его родине.

Звания

Награды

Сочинения

  • Бои в Финляндии. Воспоминания участников: 2 части. — М.: Воениздат, 1941

Напишите отзыв о статье "Алябушев, Филипп Фёдорович"

Литература

  • «Зимняя война»: работа над ошибками (апрель-май 1940 г.). Материалы комиссий Главного военного совета Красной Армии по обобщению опыта финской кампании. — М.:; СПб.: Летний сад, 2004
  • Владимирский А. В. На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне—сентябре 1941 г. — М.: Воениздат, 1989
  • Калягин А. Я. По незнакомым дорогам. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1979
  • Федюнинский И. И. Поднятые по тревоге. — М.: Воениздат, 1961

Ссылки

  • [samsv.narod.ru/Div/Comdiv/Alyabuschev.html Алябушев, Филипп Фёдорович на сайте клуба «Память»]
  • [yarovenkosp.ucoz.ru/publ/pershi_dni_vijni/ostannij_bij_generala_aljabusheva/5-1-0-195 Останній бій генерала Алябушева (на украинском)]
  • [fotki.yandex.ru/users/wberdnikov/view/214777/?page=0 Биография в фотоальбоме В. Бердникова]

Примечания

  1. по другим данным 15.5.1919
  2. 1 июля 1941 года около 200 командиров и красноармейцев 87-й стрелковой дивизии, под командованием начальника штаба дивизии полковника М. И. Бланка, вышли из окружения с боевыми знаменами и влилась в состав 5-й армии.
  3. [www.oldgazette.ru/kopravda/23021939/index1.html Указ о награждении]

Отрывок, характеризующий Алябушев, Филипп Фёдорович

– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его: