Алёшкино (Сенгилеевский район)

Село Алёшкино Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ульяновская областьУльяновская область Муниципальный район Сенгилеевский Община Новослободское Координаты 53°52′21″ с. ш. 48°48′39″ в. д.53.8725167° с. ш. 48.8110500° в. д. / 53.8725167; 48.8110500    Глава Штырлов Владимир Геннадьевич Основан 1688 Высота центра 192 м Население 706 человек (2009) Часовой пояс UTC+4 Телефонный код +7 84233 Почтовый индекс 433386 Автомобильный код 73, 173 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=73236860003 73 236 860 003]

К:Населённые пункты, основанные в 1688 году

Алёшкино (чуваш. Уличе) — старейшее село в Сенгилеевском районе Ульяновской области. Входит в состав муниципального образования Новослободское сельское поселение.

Село расположено в живописной местности в 10 км к югу от районного центра на правом берегу р. Сирма.

Основано переведёнными из Казанского уезда государственными крепостными крестьянами в конце 17 в. на ключе Головка. По преданиям, до нашествия Батыя на этом месте стоял г. Хула. Названо по имени одного из трёх братьев, основавших после ухода ордынцев три родовых посёлка.

По другим данным основано служилым чувашем Жоином Спиридоновым в 1688 г. Русское название села (по Н.И.Ашмарину) от имени первого владельца здешних угодий, которого звали Алешка, а чувашское название — от слова околица (по-чувашски — уличе). Даже в 19 в. население сохраняло остатки общинного строя и древние условия быта (избы — срубы без окон и дверей с подземным лазом, вместо печи — костер посреди жилища, добыча огня трением деревянных пластин и др.).

До реформы 1861 г. жители Алёшкино являлись удельными крестьянами. Впоследствии землепользование стало общинным, таким оставалось и в первые годы советской власти, до начала коллективизации сельского хозяйства. Практиковалась испольщина: малосильные семьи свои земельные наделы сдавали в аренду испольщикам, получая от них половину выращенного урожая. Это положило начало расслоению крестьянской общины. Малоземелье способствовало развитию народных промыслов. Мебель, домашняя утварь, обозный инвентарь, бочки, кадки, валенки, домотканые ковры, тулупы, шубы и кафтаны, сработанные алешкинскими умельцами, пользовались спросом во всей округе, вывозились на Сенгилеевский базар.

В революции 1905—1907 крестьяне активного участия не принимали. В годы столыпинской аграрной реформы несколько хозяйств выделились из общины и переселились на хутора. Однако из-за отсутствия воды и школы через короткое время вернулись в А. До конца 19 в. поселение оставалось деревней в приходе Николаевской церкви г. Сенгилея. В 1913 в А. было 235 дворов, 1221 житель, церковно-приходская школа (с 1896) и деревянная Казанская церковь, построенная в 1897 (не сохранилась).

С установлением советской власти сохранились и укрепились веками нажитые традиции — добрососедство, взаимовыручка и уважение к старшим. Это в немалой степени помогло преодолеть тяжелые последствия Первой мировой и Гражданской войн и засушливого 1921 г. С объявлением в стране новой экономической политики за неполные 10 лет коренным образом изменился облик села — появились вновь построенные просторные дома, а старые были основательно отремонтированы. Многие хозяева обзавелись современным сельхозинвентарем, увеличилось поголовье скота на подворьях. К началу коллективизации Алёшкино стало одним из наиболее зажиточных сел в Сенгилеевском районе. Осенью 1929 г. в Алёшкино образован колхоз «Малалла», впоследствии переименованный в колхоз «Вперед». Становление колхоза было трудным. Сначала он объединил 30 хозяйств, притом некоторые вступили в колхоз из-за страха быть раскулаченными. После появления статьи Сталина «Головокружение от успехов» в марте 1930 г. они сразу почти все вышли из колхоза. Но в стране уже был взят твердый курс на сплошную коллективизацию сельского хозяйства и ликвидацию кулачества как класса. Крестьяне, запуганные арестами, угрозами, обложенные непосильными налогами, вынужденно вступали в колхоз. К 1934 г. колхоз объединил, за исключением немногих, все единоличные хозяйства. В предвоенные годы колхоз по всем показателям постоянно занимал одно из первых мест в районных сводках.

За годы войны хозяйство пришло в упадок: сократилось поголовье скота (овец в 2 раза, свиней в 9 раз, крупного рогатого скота на 22 головы), техника износилась до предела, значительная часть земель оставалась незасеянной и заросла травой, урожайность полей была низкой. Но после войны всего за 5 лет колхоз превзошёл предвоенные показатели по всем направлениям. В 1957 г. в него был включен на правах отдельной полеводческой бригады колхоз «Свобода» (с. Вырыстайкино), а в 1958 г. — колхоз «Сады и горы» (с. Буераки).

Укрупненное хозяйство из года в год набирало силу. Возводились новые производственные помещения (гаражи, мастерские, склады), общественные и административные здания. В 1970 г. машинный парк насчитывал 43 трактора, 15 зерноуборочных комбайнов, 5 силосоуборочных комбайнов, 33 автомобиля. Поголовье скота достигло: дойных коров — 400, молодняка КРС — 2631, свиней — 431. Начал работать комплекс по выращиванию ремонтных телок на 1200 голов молодняка. Животноводческий комплекс разрушен и разграблен в пост-советский период. Одновременно благоустраивалось село: с вводом Куйбышевской ГЭС полностью электрифицировано, подключено к районной проводной радиосети, построен водопровод.

Алёшкинцы издавна славились как умелые садоводы. Все заречное подгорье, включая неудобья, сплошь было засажено фруктовыми деревьями, преимущественно яблонями и грушами. В суровую зиму 1941 г. все сады вымерзли, бывшие садовладельцы от своих садов отказались. В 1954 г. с помощью колхоза почти на каждом подворье были вновь высажены плодовые деревья, некоторые домовладельцы заняли под сад до половины приусадебного участка. В том же году садовод-энтузиаст М. И. Коновалов решил на месте брошенных садов разбить колхозный сад. Поскольку сад по хозяйственному плану ни по каким статьям не подходил, Коновалов работал безвозмездно. Правда, колхоз выделил ему лошадь и телегу с установленной на ней бочкой для перевозки воды. Многие алешкинцы горячо поддержали почин земляка и в свободное время охотно помогали ему. В 1960 г. сад стал плодоносить и его дары целыми машинами возили на Сенгилеевский плодокомбинат, что ощутимо пополнило колхозную казну. В народе сад получил название «Коноваловский», колхоз для садовода поставил просторную сторожку. Коновалов, согласно его пожеланию, похоронен на территории сада.

Алёшкино с самого начала застраивалось планово: одна прямая улица (главная. Сейчас ул. Ленина) на 2 км протянулась параллельно руслу р. Сирма. Вдоль всей улицы в затылок домам обоих рядов, так же в одну линию разместились другие домовладения, образуя ещё две улицы, называемые «кайри урам» (улица на задах). Через каждые 5-6 домов все три улицы пересекаются сквозными проулками, что обеспечивает легкий подступ к любому домовладению. В 1970 г. в период интенсивного строительства, на северо-западной окраине села появилась новая улица, застроенная панельными домами современной планировки, рассчитанные на 2 семьи, с небольшими земельными участками при них. Дома возводились силами колхоза и предназначались молодым специалистам, поэтому улица получила название «Молодёжная» одновременно сельской администрацией было решено перед каждым домовладением высадить в ряд не менее пяти березок, для чего колхозом было закуплено в достаточном количестве посадочного материала и дубового подтоварника на столбы для ограждения молодых саженцев. Сейчас все три улицы Алёшкино представляют ровные березовые аллеи. Главная улица заасфальтирована, по всей её длине вдоль домов проложен тротуар.

Перестроечные и последующие годы на колхозе сказались не лучшим образом, но он долгое время держался на плаву и лишь в 2000 г. был преобразован в СПК «Вперед», а в 2005 г. из коллективного хозяйства стал частным — СПК «Возрождение», которое с 2010 г. переименовано в ООО «Возрождение».

В 1895 г. в Алёшкино открыта церковно-приходская школа, в середине 1920-х гг. она была преобразована в школу 1-й ступени (1-4 классы), впоследствии переименованная в начальную. В 1978 г. открылась восьмилетняя школа. Для подвоза учеников из сел Вырыстайкино, и Буераки был выделен транспорт. Из-за нехватки классных помещений занятия проводились даже в здании правления колхоза. В 1984 г. школа переехала в новое типовое здание на 320 ученических мест и преобразована в среднюю школу. При школе был создан комплексно-краеведческий музей № 151, которому в 2006 г. приказом департамента образования Ульяновской области присвоен статус музея общеобразовательного учреждения. Воссозданный крестьянский быт XIX в. представлен здесь в виде избы. На базе музея школьники изучают народные промыслы, обряды и праздники, бытовавшие у чуваш в прошлом. В школе работает педагогический коллектив из 16 человек. Учащиеся школы — постоянные участники областных олимпиад по родному языку и литературе, фестивалей. С 1984 г. школа выпустила 10 серебряных медалистов.

На 01.01.2010г. число учащихся в школе -71 чел.

Великая Отечественная война принесла Алёшкино невосполнимые потери: из 254 человек, ушедших на войну, погибли в боях на фронте или умерли от ран в госпиталях 102 человека. В их память в селе поставлен обелиск.

На месте здания бывшей церкви построен сельский Дом культуры на 250 посадочных мест, который в последние годы не работает. Функционируют отделение связи, фельдшерско-акушерский пункт, библиотека, 2 магазина. В 2007 г. в жилые дома и общественные здания был проведен природный газ.

26 июня 2010 года был открыт Сельский Торговый Комплекс(магазин, бильярд, кафе).

Численность жителей: в 1897 г. — 973 чел.; 1913 −1221; 1971—768; 2002—732чел.

На 01.01.2009 г. — 706 чел. (абсолютное большинство — чуваши).

На 01.01.2010. г. - 785 чел.

Имеется регулярное автобусное сообщение с районным центром. Ближайшие населенные пункты: с. Елаур — 3 км, с. Вырыстайкино — 3 км, с. Мордово — 10 км.

Сенгилеевский район и село Алёшкино Ульяновской области — своеобразная «Ульяновская Швейцария» — излюбленное место походов туристов. Он расположен на правом берегу Куйбышевского водохранилища.

Отрывок, характеризующий Алёшкино (Сенгилеевский район)

– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.