Ал-Амили

Баха ад-Дин Мухаммад ибн ал-Хусайн ал-Амили
Дата рождения:	1547(1547)
Место рождения:	Баальбек
Дата смерти:	1622(1622)
Место смерти:	Исфахан
Научная сфера:	математик, астроном, философ, поэт

Баха ад-Дин Мухаммад ибн ал-Хусайн ал-Амили (Баальбек, 1547 — Исфахан, 1622) — известный сефевидский математик, астроном, философ и поэт. Был шейх-ал-исламом при дворе шаха Аббаса I в Исфахане.

Ал-Амили составил трактат «Сущность арифметики», «Трактат об арифметических правилах и геометричеких указаниях», трактат «Разъяснение небесных сфер», «Трактат об астролябии», «Трактат об определении киблы», «Трактат об исследовании глобуса», энциклопедический трактат «Чаша дервиша».

В трактате «Разъяснение небесных сфер» ал-Амили отметил возможность вращения Земли вокруг оси. По его мнению, она не опровергнута современной ему наукой.

Ал-Амили принадлежат сборники разного рода сведений по литературе, истории, догматическому богословию, суфизму. Он написал дидактическую поэму «Молоко и сахар». Также он писал газели и рубаи на арабском и персидском языках.

Литература

• Матвиевская Г. П., Розенфельд Б. А. Математики и астрономы мусульманского средневековья и их труды (VIII—XVII вв.). В 3 т. М.: Наука, 1983.
• Hashemipour B. [islamsci.mcgill.ca/RASI/BEA/Amili_BEA.htm Bahā’ al-Dīn Muḥammad ibn Ḥusayn al-Āmilī] // in: The Biographical Encyclopedia of Astronomers. — Springer, 2007.

Отрывок, характеризующий Ал-Амили

Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.