Коран

Кора́н (араб. أَلْقُرآن‎ [qurˈʔaːn] — аль-К̣ур’а̄н ) — священная книга мусульман. Также существуют правила чтения Корана. Слово «Коран» происходит от арабского «чтение вслух», «назидание»^{(Коран, 75:16-18)}. Коран согласно исламу представляет собой свод откровений, произнесённых от имени Аллаха пророком Мухаммедом. Современная редакция Корана считается компиляцией записей, собранных и обобщённых специальной коллегией во главе с Зейдом ибн Сабитом, по повелению Абу Бакра ас-Сиддика и Умара ибн аль-Хаттаба, утверждённая в качестве единственной канонической версии при третьем халифе Усмане. В мусульманской традиции считается, что каноническая версия была утверждена согласно общему мнению оставшихся на тот момент в живых сподвижников пророка о том, что именно в таком виде читал Коран сам Мухаммед. В то же время, на сегодняшний день известно семь вариантов чтения — таджвида — Корана, восходящие к различным школам начального периода мусульманской истории.

Коран был записан со слов Аллаха его пророком Мухаммадом. Согласно мусульманской традиции, передача Корана была осуществлена через ангела Джабраила и длилась без малого 23 (точнее 22, с 610 по 632 год.) года, а первое откровение Мухаммед получил в возрасте сорока лет, в Ночь могущества (месяц Рамадан).

Корану посвящено множество исследований как мусульманских, так и немусульманских ученых. В мусульманском мире одним из обобщающих трудов признано «Совершенство в коранических науках» Джалал ад-Дин ас-Суйуты (1455—1505).

Коран, согласно исламской догматике, — это:

• божественное руководство для человечества, последнее Священное Писание, ниспосланное Аллахом;
• предвечное и несотворённое Слово Божье, свидетельство пророчества и последнее небесное откровение, которое подтвердило истинность всех предыдущих священных Писаний, отменило провозглашенные ими законы и утвердило последнее и самое совершенное небесное законодательство (впрочем, в исламской истории имели место серьёзные богословские дискуссии по вопросам о сотворённости/несотворённости Корана);
• чудо, одно из доказательств пророческой миссии Мухаммеда, кульминация серии божественных посланий. Божественные послания начались с Адама, включали в себя Свитки Авраама, Таурат (Тору), Забур (Псалтирь) и Инджиль (Евангелие).

В исламских странах Коран, вместе с мусульманской традицией — Сунной, служит основой законодательства, как религиозного, так гражданского и уголовного.

Этимология

Существует несколько мнений о происхождении названия. По общепринятой версии, оно является производным от глагола qaraʾa (قرأ), «кара’а» («читать, чтение»). Возможно также происхождение от «кериана» («чтение священного текста», «назидание»).

В самом Коране использованы различные имена последнего откровения, из которых самыми распространёнными являются:

• Фуркан (Различение — добра и зла, истины и лжи, дозволенного и запретного)^{(Коран, 25:1)}
• Китаб (Книга)^{(Коран, 18:1)}
• Зикр (Напоминание)^{(Коран, 15:1)}
• Танзиль (Ниспослание)^{(Коран, 26:192)}
• Нур (Свет)^{(Коран, 24)}

Словом «мусхаф» именуют отдельные экземпляры Корана.

Значение в исламе

В исламе Священный Коран — это руководство, которое Аллах ниспослал Своему посланнику для того, чтобы каждый человек мог наладить взаимоотношения с Господом, с самим собой и обществом, в котором он проживает, и выполнить свою жизненную миссию так, как этого пожелал Господь миров^{(Коран, 2:185)}. Согласно исламской догматике является вечным чудом, которое нисколько не потеряет своей важности и актуальности вплоть до наступления Дня воскресения.

Уверовавший в него избавляется от рабства перед творениями и начинает новую жизнь, поскольку его душа словно рождается заново для того, чтобы он смог служить Всевышнему и заслужить Его милость^{[неавторитетный источник? 4424 дня]}.

Мусульмане принимают эту милость, придерживаются божественного руководства, следуют его предписаниям, подчиняются его велениям, избегают его запретов и не преступают его ограничений. Следование кораническим путём, по мнению приверженцев ислама — это залог счастья и преуспевания, тогда как отдаление от него — причина несчастья^{(Коран, 6:155)}.

Коран воспитывает мусульман в духе праведности, богобоязненности и благонравия.

Пророк Мухаммед разъяснил, что лучшим из людей является тот, кто изучает Коран и обучает других людей этому знанию.

Содержание

Коран содержит в себе основные принципы и идеи вероучения, которые, согласно мусульманской традиции, были переданы пророку Мухаммеду самим Аллахом, через ангела Джабраила. Данная книга содержит множество пересечений с иудаизмом и христианством. Исламские богословы объясняют это тем, что ранее Аллах уже передавал свои заветы Мусе и Исе, но со временем эти заветы стали устаревать или искажаться и лишь Мухаммед донёс до верующих истинную веру.

Коран включает в себя 114 глав. Первые суры Корана представляют собой целые трактаты, а последние занимают всего несколько строчек. Содержание сур крайне разнообразно — здесь есть и изложения основ мусульманского права и описания реальных исторических событий периода противостояния Мекки и Медины.

Исследователями суры делятся на две группы — мекканскую и мединскую. Первая группа относится к периоду, когда Мухаммед только начинал свой путь пророка. Вторая группа относится ко времени, когда пророк получил широкое признание и почитание. Более поздние мединские суры уделяют меньше внимания туманным размышлениям о страшном суде и тому подобном и больше концентрируются на формулировании правил поведения, оценке исторических событий и тому подобном.

Текст Корана является обрывистым, но не является противоречивым. В своей книге Всевышний предлагает неверующим найти противоречия в своем Писании, если они так уверены в Его несовершенстве и неистинности. Позднее в дополнение к Корану появились устные предания, хадисы, повествующие о жизни пророка. Вскоре после смерти Мухаммеда хадисы стали собираться его последователями и в девятом веке были сформированы шесть сборников, составившие так называемую Сунну.

Коран был ниспослан не только арабам, но и всему человечеству: «Мы направили тебя только как милость к обитателям всех миров»^{(Коран, 21:107)}.

Около четверти текста Корана описывает жизнь различных пророков, описания большей части которых совпадают с библейскими. В число пророков вошли ветхозаветные патриархи Адам, Ной, цари Давид и Соломон и другие. В Коране также упоминаются цари и праведники, имена которых в Библии не упоминались (Лукман, Зуль-Карнайн и др.). Последним в списке пророков идет сам пророк Мухаммед и утверждается, что после него никаких других пророков уже не будет.

Структура Корана

В Коране насчитывается 114 сур (глав) разной длины (от 3 до 286 аятов, от 15 до 6144 слов). Все суры разделены на аяты (стихи). По различным подсчетам в Коране от 6204 до 6236 аятов и более 320 тысяч букв. Коран также разделён на семь равных частей (манзилей) для удобства чтения Корана в течение недели. Деление Корана на 30 частей (джуз), позволяет прочитывать Коран равномерно в течение одного месяца.

Согласно мусульманской традиции, суры делятся на мекканские — которые были ниспосланы Мухаммеду до хиджры (переселения в Медину) или по пути в этот город, — и мединские — которые были ниспосланы в Медине либо во время какого-нибудь путешествия, совершенного Мухаммедом после хиджры.

Мусульмане считают, что содержание Корана не может быть изменено, так как Всевышний пообещал его охранять вплоть до Судного дня^{(Коран, 15:9)}:

Воистину, Мы ниспослали Напоминание, и Мы оберегаем его

Все суры Корана, кроме девятой, начинаются словами: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного». В первой суре Корана эти слова включены в текст в качестве первого аята.

Суры, за некоторыми исключениями, расположены в Коране не хронологически, а в зависимости от их размера: вначале идут длинные суры, затем суры с постепенно убывающим количеством стихов.

Важнейшие суры и аяты Корана

• Cура Хадж аят 77, Золотое правило нравственности: И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними.
• Сура 1. Самая известная сура «Аль-Фатиха» («Открывающая Книгу»), называемая также «Матерью Корана», неоднократно читается мусульманами в каждой из 5 обязательных ежедневных молитв.
• Сура 2, аят 255, называемый аят «Аль-Курсий» (Аят Трона). Одно из самых ярких высказываний о вселенском владычестве Аллаха над всем, что Он создал. Именно этот аят, по словам Мухаммеда, стоит в Коране на первом месте.
• Сура 16, аят 30, "Тем, кто творил в этом мире добро, будет воздано добром".
• Сура 24, аят 35, «Аят о Свете» — стих, описывающий славу Божию.
• Сура 36. «Йа-Син». В учении ислама эта сура является «сердцем Корана».
• Сура 112. Очень короткая глава «Аль-Ихлас» является своеобразным «символом веры» ислама. Её название значит «Искренность».
• Сура 112. аят 1, это один из аятов, которые являются действительно «знамением» (аятом).

История Корана

Согласно исламской традиции, считается, что Коран снизошёл в мир от Аллаха в полном виде в ночь Кадр, но ангел Джабраил передавал его пророку по частям в течение 23 лет^{(Коран, 17:106)}.

Во время своей публичной деятельности, Мухаммед сделал множество изречений и произнес множество проповедей. При этом, когда он говорил от имени Аллаха, он пользовался рифмованной прозой, в древности бывшей традиционной формой речи оракулов. Эти изречения, в которых пророк говорил от имени Аллаха, стали Кораном. Остальные изречения вошли в предания. Так как Мухаммед сам не умел ни читать, ни писать, он приказывал своему секретарю записывать изречения на клочках бумаги, костях. Однако, часть его изречений сохранилась не благодаря записям, а по памяти. В итоге откровения образовали 114 сур или 30 джузов. Ввиду произвольности порядка расположения откровений, критикам сложно выявить их хронологический порядок. Тем не менее, существует несколько способов отсортировать их по времени. Так, например, одно надежное предание делит суры на мекканские и мединские. Однако, данный способ не всегда работает, так как часть сур составлена из откровений разного периода.

При жизни пророка необходимость в Коране отсутствовала — любые неясные вопросы мог растолковать сам Мухаммед. Тем не менее, после его смерти стремительно распространяющемуся исламу потребовался четко сформулированный письменный закон, подкрепленный именем пророка. В связи с этим Абу Бакр и Омар поручили бывшему секретарю пророка Зейду ибн-Сабиту сформировать первоначальную сводку существующих записей слов пророка. Достаточно быстро Зейд завершил свою работу и представил начальный вариант Корана. Параллельно с ним той же работой были заняты и другие люди. Благодаря этому появились ещё четыре сборника заповедей Аллаха. Зейду было поручено свести все пять редакций вместе и по завершении этой работы изначальные черновики были уничтожены. Результат же работы Зейда был признан канонической версией Корана. Легенда гласит что эту версию любил читать сам халиф Осман и именно её он читал в тот момент, когда был убит толпой. Существуют даже старинные рукописи Корана, которые, как утверждается, заляпаны кровью халифа.

Уже в первые десятилетия после смерти Мухаммеда выявились разногласия между последователями ислама. Эти последователи стали разделяться на первые направления и секты — суннитов, хариджитов и шиитов. Среди них отношение к каноническому Корану было различным. Сунниты безоговорочно признали текст Зейда. Хариджиты обладавшие пуританскими взглядами, стали возражать против 12 суры, повествующей о Иосифе, проданном своими братьями в рабство, в Египет. С точки зрения хариджитов, сура излишне вольно описывала попытки жены египетского вельможи соблазнить Иосифа. Шииты же считали, что по приказу Османа из Корана были удалены все места, повествующие о Али и отношении к нему со стороны пророка. Тем не менее, все недовольные были вынуждены пользоваться именно версией Зейда.

Как следует из его названия, Коран предназначался для чтения вслух. Со временем оно обратилось в целое искусство — Коран следовало читать как Тору в синагоге, речитативом и нараспев. Также каждый должен был помнить значительную часть текста наизусть. Как в прошлом, так и сейчас есть люди, которые помнят наизусть весь Коран. Благодаря этому Коран играет важную роль в деле общественного образования, местами являясь единственным учебным материалом. Так как на нём основано обучение языку, вместе с исламом распространяется и арабский язык. И вся связанная с исламом литература, независимо от её языка, полна отсылками к Корану.

Коран и наука

Мусульманские богословы заявляют, что Коран безусловно не является научным трудом, однако упомянутые в нём факты, связанные с самыми различными областями знаний, указывают на то, что научный потенциал Корана многократно превосходил тот уровень познаний, который человечество достигло к моменту появления Корана^{[неавторитетный источник? 4424 дня]}.

Этот конкордизм стремится к согласованию коранического сказания о миротворении с данными современной науки. Через некоторые, часто поэтические и расплывчатые стихи сторонники этой концепции «предсказывают» тектонику плит, скорость света, и т. д. Однако следует подчеркнуть, что большинство этих стихов могут так же описать известные уже во время создания Корана наблюдаемые факты или распространённые теории (например, теория Галена).

Самым популярным сторонником коранического конкордизма является турецкий публицист Аднан Октар, более известный под псевдонимом Харун Яхья. В своих книгах он однозначно отвергает теорию эволюции, тем самым оставаясь на позициях креационизма.

В современном исламском мире широко распространено убеждение, что Коран предсказал многие научные теории и открытия^{[неавторитетный источник? 4424 дня]}. Мусульманский проповедник Идрис Галяутдин в одной из своих книг перечислил имена современных учёных, принявших ислам после того, как сделав очередное открытие, видели, что оно было отражено в Коране 14 веков назад^{[неавторитетный источник? 4424 дня]}. Одним из них был академик Морис Бюкай, член Французской Медицинской Академии. Однако подобные списки нужно рассматривать осмотрительно: вопреки тому, что часто указано, М. Бюкай видимо не был членом французской Медицинской Академии. Другие списки включают так же Жак-Ив Кусто, хотя опровержение о его обращении было опубликовано его фондом ещё в 1991.

Изучение Корана

Источники рассказов Корана

Источником рассказов Корана, согласно исламу, является только Всевышний. На это указывает множество сур священной книги: «Мы ниспослали Коран в ночь Могущества»^{(Коран, 97:1)}, «Если бы собрались люди и джинны, чтобы сделать подобное этому Корану, они бы не создали подобного, хотя бы одни из них были другим помощниками»^{(Коран, 17:90)}.

Мусульмане верят, что пророку Мухаммеду Коран был дан Всевышним для исправления искажений, которые были внесены людьми в ранние божественные писания — Тору и Евангелие, и что в Коране существует заключительная версия Божественного закона^{(Коран, 2:135)}.

Литературная структура

Существует консенсус среди арабских ученых в использовании Корана в качестве стандарта, по которому оценивается другая арабская литература. Мусульмане утверждают, что Коран по содержанию и стилю не имеет аналогов.

Коранические науки

Тафсир

Возросшие запросы ставшего гигантским халифата породили настоятельную потребность в постоянном комментировании содержимого Корана. Данный процесс получил название «тафсир» — «толкование», «экзегетика». Начало этому процессу было положено самим Мухаммедом, для толкования текстов, которые способны показаться противоречивыми. Впоследствии это выросло в институт насха. Насх (отмена) использовался тогда, когда было точно известно, что два места Корана противоречат друг другу. Во избежание неоднозначности прочтения текста, в рамках насха устанавливалось, какой текст следует считать истинным, а какой устаревшим. Первый получил название «насих», второй получил название «мансух». По некоторым данным, в Коран входит 225 таких противоречий, и более чем в 40 сурах присутствуют отмененные аяты.

Кроме института насха, в тафсир также входит и комментирование текстов. В первую очередь подобные комментарии необходимы для тех мест, которые слишком туманны или, как 12 сура о Иосифе, излишне фривольны. Интерпретации таких мест давались в зависимости от обстоятельств. Как это часто бывает с древними религиозными текстами, значительная роль в таких трактовках отводилась ссылкам на аллегории. Заявлялось, что подобный текст не следует толковать буквально и он лишь призван продемонстрировать ту или иную идею. Кроме того, при трактовке Корана часто использовались материалы хадисов Сунны.

Учение о толковании Корана начало складываться как самостоятельная область науки в X в., когда усилиями знаменитого богослова Мухаммада ат-Табари и комментаторов его поколения, таких как Ибн Абу Хатим, был подведен итог раннему периоду толкования Корана.

Вслед за ними фундаментальные труды в этой области составили Ибн Абу Хатим, Ибн Маджа, аль-Хаким и другие комментаторы.

Кираат

Арабское слово «кираат» означает «чтения Корана». Наиболее известными являются 10 способов чтения Корана. Десять курра, имамов кыраата:

1. Нафи аль-Мадани (умер 169 по хиджре)
2. Абдуллах ибн Касир аль-Макки (умер 125 по хиджре).
3. Абу Амр ибн Аля аль-Басри (умер 154 по хиджре)
4. Абдуллах ибн Амр аш-Шами (умер 118 по хиджре)
5. Асим ибн Абу ан-Наджуд аль-Куфи (умер 127 по хиджре)
6. Хамза ибн Хубейб аль-Куфи (умер 156 по хиджре)
7. Али ибн Хамза аль-Кисаи аль-Куфи (умер 187 по хиджре)
8. Абу Джафар Язид ибн Аль-Кака аль-Мадани (умер 130 по хиджре)
9. Якуб ибн Исхак аль-Хадрами аль-Басри (умер 205 по хиджре)
10. Халяф ибн Хишам аль-Басри (умер 229 по хиджре)

В книге «Манаруль худа» говорится: «Истиной являются то, что когда к Мухаммеду приходили люди из различных племён, он объяснял Коран на их диалекте, то есть тянул на один, два или три алифа, произносил твёрдо или мягко». Семь кыраатов и есть семь видов арабского диалекта (люгат).

В книге «Ан-нешр» 1/46 имам Ибн аль-Джазари приводя от имама Абуль Аббас Ахмад б. Аль-Махдани говорит: «В основном жители больших городов читали согласно имамам: Нафи', Ибни Касир, Абу Амр, Асым, Ибни Амир, Хамза и Кисаи. В последующем, люди начали довольствоваться одним кыраатом, доходило даже до того, что читающих на ином кыраате считали виновным, а иногда и делали такфир (обвиняли в неверии). Но Ибни Муджахид придерживался мнения семи курра и сумел довести до остальных состоятельность остальных кыраатов. Нам не известен ни один труд где упоминался хотя бы один кыраат кроме известных нам семи, и именно поэтому мы говорим — семь кыраатов».

У каждого из десяти курра относительно своего вида чтения есть достоверные доказательства на то, что их кыраат доходит до самого Посланника Аллаха. Вот все семь достоверных (сахих) кыраата:

1. Хафс: Абу Умар б. Сулейман б. Аль-Мугире аль-Асади аль-Багдади аль-Гадири аль-Баззар аль-Куфи. Родился в 90, а умер в 180 году по хиджре. Золотая цепочка кыраата Хафс: Абу Умар взял от Асыма б. Аби ан-Наджуда, он от Абдуррахмана б. Хубайба ас-Сулеми, он от Зыра б. Хубейш аль-Асада, он от Усман б. Аффана, он от Али б. Абу Талиба, он от Абдуллаха б. Мас’уда, он от Убейа б. Ка’ба, он от Зайда б. Сабита, он от Посланника Аллаха (саллялЛаху алейхи ва саллям), Он от Джабраиля (алейхис салям), он из Лявхи Махфуза.
2. Асим: Абу Бакр б. Бехделе б. Абин-Неджуд аль-Хыннат аль-Куфи. Умер 127 году по хиджре. Он один из известных семи курра. В совершенстве владел чтением Корана, обладал прекрасным голосом, а также славился как очень надёжный человек.
3. Калюн аль-Асам: (Абу Муса) Иса б. Мина аль-Мадани. Родился в 120, а умер в 220 году по хиджре. В Медине был преподавателем кыраата. Был учеником имама Нафи’а. Имам Нафи' очень любил своего ученика и за отличную учёбу прозвал его Калюн (на греческом значит совершенный), а так как в конце своей жизни имам Калюн стал очень плохо слышать, получил прозвище Асам (плохо слышащий).
4. Варш: (Абу Саид) Усман б. Саид аль-Кыпти аль-Мысри. Родился в 110, а умер 197 году по хиджре. Он был низкого роста, был белокож и с голубыми глазами. У него был очень красивый голос и его чтение Корана не могло приесться слушающим его. Его учитель Нафи' называл его Варшан (дикий голубь) из-за короткой одежды. Но впоследствии слово варшан сократилось и нам он известен как Варш.
5. Нафи : Абу Абдуррахман (также известен как Абу Рувейм) б. Абдуррахман Аби Наим аль-Мадани. Родился в 70, а умер 169 году по хиджре. Один из лучших курра. Он знал все имеющиеся книги по кыраату на тот период. Известен как очень щедрый и богобоязненный человек. Брал уроки от семидесяти табиинов, сред них Абу Джа’фар аль-Мадани и Язид б. Аль-Ка’ка который в свою очередь был учеником Абдуллаха б. Аббаса, он же взял знания от Убей б. Ка’ба, а он от Посланника Аллаха (саллялЛаху алейхи ва саллям). Нафи' был чернокожим, у него был прекрасный нрав и он очень любил пошутить.
6. Дури: (Абу Умар) Хафс б. Умар б. Абдульазиз Сахбан аль-Эзди аль-Багдади. Дур- это местность в Багдаде. Был большим знатоком арабской грамматики (нахву) и кыраата. Умер в 246 году по хиджре. Он первый, кто собрал все кырааты, являлся учеником Абу Амра б. Аль-Аля, он же в свою очередь был учеником Ибни Касира и Муджахида б. Джебра, который был учеником Ибн Аббаса, он же учился у Убейя б. Ка’ба, а он взял уроки от самого Посланника Аллаха (саллялЛаху алейхи ва саллям).
7. Абу Амр ибн Аль-Аля: Яхья б. Аль-Аля б. Аммар ат-Тамими аль-Мазини аль-Басри. Родился в 68, умер 154 году по хиджре. Известно, что он был смуглокожим и высокого роста. Также он известен под такими именами как: Уръян, Зибан, Уйейна.

Таджвид

В культуре

Для более чем миллиарда мусульман Коран — священная книга, требующая к себе особого отношения. Мусульмане относятся к Корану с благоговением. Многие мусульмане запоминают, по крайней мере, часть Корана наизусть. Как правило это стихи, необходимые для исполнения молитв. Те, кто выучил весь Коран, носят звание хафиза.

По шариату, мусульманин несёт следующие обязанности перед Кораном:

• Верить в то, что Благородный Коран является Словом Всевышнего Аллаха, и учиться читать его в соответствии с правилами произношения.
• Брать Коран в руки лишь в состоянии омовения.
• Коран необходимо читать в чистых местах.
• Держать Коран на высоких местах. Нельзя класть Коран на пол.
• Строго следовать всем предписаниям, указанным в Коране. Всю свою жизнь строить в соответствии с нравственными принципами Священного Корана.

При чтении Писания мусульмане проявляют смирение и покорность, размышляя над его словами и задумываясь над их смыслом. В этом заключается цель чтения Корана: «Неужели они не размышляют над Кораном? Или же на их сердцах замки?»^{(Коран, 47:24)}.

Текст Корана легко доступен в интернете на арабском языке, а также в виде переводов смыслов Корана на другие языки.

В ряде стран (Исламская Республика Иран, Кувейт, Ливия, Малайзия, ОАЭ, Россия, Саудовская Аравия, Таджикистан) проводятся международные конкурсы по чтению Корана наизусть среди хафизов. Среди номинаций — «чтение Священного Корана наизусть», «самое красивое и правильное чтение по правилам таджвида» и «чтение Корана с листа (тилява)». В конкурсе наряду с мужчинами принимают участие и женщины.

Переводы

Богословы считают, что перевод смыслов Корана должен опираться на достоверные хадисы пророка Мухаммеда, соответствовать принципам арабского языка и общепринятым положениям мусульманского шариата. Некоторые считали, что при издании перевода обязательно указывать на то, что он является простым разъяснением смыслов Корана. Перевод не может служить заменой Корану во время намазов.

Специалисты разделяют переводы Корана на две большие группы: буквальные и смысловые. В связи со сложностью перевода с арабского языка на другие (в частности, на русский язык) и неоднозначностью толкования многих слов и фраз, наиболее предпочтительными считаются именно смысловые переводы. Однако нужно понимать, что толкователь может допускать ошибки, также как и автор перевода.

Коран в России

Первый перевод Корана был издан по указу Петра I в 1716 году. Этот перевод долгое время приписывался П. В. Постникову, но архивные исследования показали, что действительно сделанный Постниковым перевод остался в двух рукописях, одна из которых помечена его именем, а перевод, напечатанный в 1716 г., не имеющий ничего общего с принадлежащим Постникову и намного худший по качеству, приходится считать анонимным. В современной России наиболее популярны переводы четырёх авторов, это переводы И. Ю. Крачковского, В. М. Пороховой, М.-Н. О. Османова и Э. Р. Кулиева. За три последних века в России было сделано более десятка переводов Корана и тафсиров.

Переводы Корана и тафсиры

Год	Автор	Название	Примечания
1716	П. В. Постников	«Алкоран о Магомете, или Закон турецкий»	Данный перевод был сделан с перевода французского дипломата и востоковеда Андрэ дю Рие.
1790	М. И. Верёвкин	«Книга Аль-Коран аравлянина Магомета …»
1792	А. В. Колмаков	« Ал-Коран Магомедов …»	Данный перевод был сделан с английского перевода Дж. Сейла.
1859	А. К. Казембек	«Мифтах Кунуз аль-Куран»
1864	К. Николаев	«Коран Магомеда»	За основу был взят французский перевод А. Бибирстейна-Казимирского.
1871	Д. Н. Богуславский	«Коран»	Первый перевод, выполненный востоковедом.
1873	Г. С. Саблуков	«Коран, законодательная книга мохаммеданского вероучения»	Выполнен востоковедом и миссионером. Неоднократно переиздавался, в том числе с параллельным арабским текстом.
1963	И. Ю. Крачковский	«Коран»	Перевод с комментариями Крачковского в России считается академическим ввиду его высокой научной значимости, поскольку Игнатий Юлианович подошёл к Корану как к литературному памятнику, в котором отразилась социально-политическая обстановка Аравии времён Мухаммеда. Многократно переиздавался.
1995	Т. А. Шумовский	«Коран»	Первый перевод Корана с арабского на русский — в стихах. Написан учеником Игнатия Крачковского, кандидатом филологических и доктором исторических наук, арабистом Теодором Шумовским. Отличительной особенностью данного перевода является то, что арабские формы имен коранических персонажей (Ибрагим, Муса, Харун) заменены на общепринятые (Авраам, Моисей, Аарон и т.п).
	В. М. Порохова	«Коран»
1995	М.-Н. О. Османов	«Коран»
1998	В. Д. Ушаков	«Коран»
2002	Э. Р. Кулиев	«Коран»
2003	Б. Я. Шидфар	«Аль-Коран — переводы и тафсир»
	Университет Аль-Азхар	Аль-Мунтахаб «Тафсир Аль-Коран»
	Абу Адель	«Коран, перевод смысла аятов и их краткое толкование»

Общая оценка переводов

Стоит отметить, что при переводах или передаче смыслов на русский язык, как и в случае с любой попыткой перевести Священное писание, не удалось избежать неточностей и ошибок, в том числе грубых^{[каких?]}, так как многое зависит от вкусовых и мировозренческих взглядов переводчика, его воспитания, культурной среды, а также от недостаточного знакомства со всем множеством сохранившихся источников и подходами различных научных и богословских школ. Вдобавок имеется различное отношение мусульманского сообщества к возможности перевода Корана от резко отрицательного, вызванного как опасениями неверного понимания переводчиком текста из-за недостаточности образовательного уровня, так и упором на исключительную истинность арабского подлинника, до в целом доброжелательного, относящегося с пониманием к языковым различиям народов мира и желанием подчеркнуть, что ислам не является исключительно этнической религией арабов. Именно поэтому до сих пор нет ни одного перевода, который бы однозначно определялся, как образцовый и классический. Хотя некоторые мусульманские богословы даже составляют памятки, где поясняют все требования, которым должен соответствовать переводчик и толкователь. А ряд авторов посвятили свои труды изложению и осмыслению ошибок в переводах Корана на русский язык. Например, Эльмир Кулиев одну из глав своей книги «На пути к Корану» посвятил серьёзному разбору ошибок и неточностей в переводах от искажений смысла отдельных понятий до мировоззренческих вопросов при передаче текста тем или иным переводчиком.

Признание перевода экстремистским

17 сентября 2013 года решением Октябрьского районного суда Новороссийска книга «Смысловой перевод священного Корана на русский язык» была признана экстремистской. Речь идет о тексте Эльмира Кулиева — наиболее распространённом и популярном в России переводе Корана. Согласно справке об исследовании Экспертно-криминалистического центра ГУВД МВД РФ по Краснодарскому краю в данной книге имеются высказывания, в которых негативно оценивается человек или группа лиц по признакам отношения к определенной религии; содержатся высказывания, в которых речь идет о преимуществе одного человека или группы лиц перед другими людьми по признаку отношения к религии, в частности, мусульман над не мусульманами. 17 декабря 2013 года Краснодарский краевой суд отменил решение Октябрьского районного суда, и вынес новое решение, которым отказал прокурору в признании экстремистской «Смыслового перевода священного Корана на русский язык».

Сожжение

Идею по сожжению Корана 58-летний пастор Терри Джонс высказал в июле 2010 года, сожжение было намечено на 11 сентября с 6 до 9 часов вечера. Как сообщил сын пастора, было собрано 200 экземпляров Корана.

Против планов по сожжению Корана выступили Ватикан, Генсек ООН Пан Ги Мун, страны исламского мира, Индонезия, Иран, Индия, Госсекретарь США, Генеральный прокурор США, Генсек НАТО, руководители некоторых религиозных конфессий США, командующий коалиционными войсками в Афганистане генерал Петреус и другие. 9 сентября к пастору обратился президент США Барак Обама.

После этого Джонс отказался от сожжения Корана. Однако другие два пастора всё-таки сожгли два Корана 11 сентября.

20 марта 2011 года Джонc всё же сжёг Коран в одной из церквей Флориды, что спровоцировало радикальных исламистов на массовые беспорядки в Афганистане, включая убийства людей. Спастись удалось лишь российскому дипломату, который на местном наречии сумел убедить убийц в том, что он мусульманин.

После этого Великобритания отказала Джонсу во въезде в страну. Министр внутренних дел Пакистана Рахман Малик заявил, что его страна подала жалобу на пастора Джонса в Интерпол. Как выяснилось, от Интерпола ждут, чтобы он немедленно связался с Папой Римским и потребовал от того пресечения террористической деятельности «безумного священника».

Афганские мусульмане в ответ устроили сожжение чучела Терри Джонса.

В апреле 2012 года пастор повторил сожжение Корана, за что был оштрафован на 271 доллар за нарушение правил пожарной безопасности.

В апреле 2013 года пастор объявил о планах отметить очередную годовщину теракта в 2013 году сожжением 2 998 экземпляров Корана. Вечером 11 сентября 2013 года пастор был задержан полицией в штате Флорида: в его грузовике было обнаружено 2998 экземпляров Корана (по числу жертв трагедии 11 сентября), облитых керосином и приготовленных к сожжению.

В 2013 году после терактов в Волгограде был сожжен Коран. Сожжение было снято на видео.

Литература

• Ахмадуллин В. А. [vestnikdnc.ru/IssSources/52/Akhmadullin.pdf Деятельность государственных органов СССР и духовных управлений мусульман по изданию Корана на арабском языке в СССР и его распространению в 50-е годы XX в.] // Вестник Дагестанского научного центра. — Махачкала: Дагестанский научный центр РАН, 2014. — № 52. — С. 84—89.
• Али-заде, А. А. Коран : [[web.archive.org/web/20111001002846/slovar-islam.ru/books/k.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
• Густерин П. В. Первый переводчик и первое издание Корана на русском языке // Исламоведение. — 2011. — № 1.
• Густерин П. В. К вопросу о первенстве в переводе Корана на русский язык // Вопросы истории. — 2013. — № 12.
• Густерин П. В. Коран как объект изучения. — Саарбрюккен, 2014. — ISBN 978-3-659-51259-9.
• Густерин П. В. Русскоязычная коранистика досоветского периода // Вопросы истории. 2015. № 5.
• Ушаков В. Д. Фразеология Корана (Опыт сопоставления фразеоречений Корана и араб. клас. яз.). — СПб, изд-во «Восточная литература РАН», 1996, ISBN 5-02-017773-3.
• Щедровицкий Д. В. [www.shchedrovitskiy.ru/theology.php#KORAN Сияющий Коран. Взгляд библеиста] / Изд. 2-е.— М.: Оклик, 2010.— 311 с.— ISBN 978-5-91349-013-1.

Ссылки

• [www.mp3quran.net/ru MP3 библиотека Корана]
• [koranru.ru/ Чудеса Корана]
• [islamcivil.ru/cat.php?id=4 Коран сквозь призму веков]
• [www.ramadanway.com/quran.htm Аудио-чтение перевода Корана на русский язык]
• [www.islamisemya.com/osnovyislama/osnovy-islama/koran-tafsir/2761-koran-i-drugie-ego-nazvaniya Коран и другие его названия]

Переводы

• [www.crimean.org/islam/koran.asp КОРАН И ПЕРЕВОДЫ СМЫСЛОВ] (Кулиев, Османов, Крачковский, Порохова, а также на арабском языке)
• [www.falaq.ru/quran/transl.php Переводы Корана] на Falaq.ru
• [www.waytoquran.net/cgi-bin/e-cms/vis/vis.pl?s=001&p=0012&g= Тафсир шейха Абд ар-Рахмана ас-Саади]
• [www.umma.ru/tafsir/ Священный Коран. Смыслы]
• [www.islamway.com/SF/quran/ Translation of the Meanings of The Noble Quran in 10 languages]  (англ.)
• [zekr.org/ Бесплатная многоязычная компьютерная программа по Корану]  (англ.)
• [nashislam.net/quran/index.htm Смысловой перевод Священного Корана]

Отрывок, характеризующий Коран

Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.