Мечеть аль-Акса

Мечеть
Аль-Акса араб. المسجد الاقصى‎
Вид на мечеть Аль-Акса
Страна	Израиль
Регион	Иерусалим
Город	Иерусалим
Адрес	Старый город, Храмовая гора.
Тип мечети	Джума-мечеть
Архитектурный стиль	Ранний исламский
Инициатор строительства	Умар ибн аль-Хаттаб
Дата постройки	705 год
Основные даты: 619 год — Исра и Мирадж 754 год — восстановление халифом Аль-Мансуром 780 год — восстановление халифом аль-Махди 1033 год — восстановление Али аз-Зихиром 1969 год — поджог мечети
Последний имам	Мухаммад Ахмад Хусейн (с 2006 года)
Статус	третья святыня ислама
Вместимость	более 5 000
Количество куполов	1
Количество минаретов	1
Материал	Известняк (внешние стены, минарет, фасад) сталактит (минарет), золото, свинец и камень (купол), белый мрамор (внутренние колонны) и мозаика
Состояние	действующая мечеть

См. также: Значение Иерусалима в религии

Мечеть аль-Акса, аль-Масджид аль-Акса (араб. المسجد الأقصى — отдалённая мечеть) — мечеть, расположенная на Храмовой горе Иерусалима. Является третьей святыней ислама после мечети аль-Харам в Мекке и Мечети Пророка в Медине. В мечети одновременно могут молиться до 5000 верующих.

История

Исра

Ислам связывает с этим местом ночное путешествие пророка Мухаммеда из Мекки в Иерусалим (исра) и его вознесение на небеса (мирадж).

Хвала тому, кто перенес ночью Своего раба из мечети неприкосновенной в мечеть отдалённейшую, вокруг которой Мы благословили, чтобы показать ему из Наших знамений. Поистине, Он - Всеслышащий, Всевидящий!  [koran.islamnews.ru/?syra=17&ayts=1&aytp=1&kra=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 17:1] (Крачковский)

Крестовые походы

Когда крестоносцы захватили Иерусалим в 1099 году, они использовали мечеть как дворец и церковь, но её функция мечети была восстановлена после её возвращения Салах ад-Дином. Во времена крестоносцев именно тут была штаб-квартира ордена Тамплиеров.

Строительство и реконструкции

Мечеть была первоначально маленьким молитвенным домом, построенным халифом Умаром, затем, по приказу халифа Абдул-Маликом ибн Мерваном начались работы по расширению мечети, которые были закончены его сыном Аль-Валидом в 705 году. После землетрясения в 746 году, мечеть была полностью разрушена и восстановлена халифом из династии Аббасидов Аль-Мансуром в 754 году, и снова восстановлена его преемником аль-Махди в 780 году. Другое землетрясение 1033 года разрушило большую часть аль-Аксы, но два года спустя Али аз-Зихир построил другую мечеть, которая и стоит и по сей день. Во время периодических предпринимавшихся реконструкций различные правящие династии арабского халифата построили дополнения к мечети и к её прилегающей территории, сделали ей купол, фасад, минбар, минареты и изменили внутреннюю структуру. Реконструкции и ремонты были предприняты и в более поздних столетиях Айюбидами, мамлюками, Высшим мусульманским Советом и Иорданией.

Попечение

Сегодня Старый город Иерусалима является частью израильского Иерусалима, однако по договору 1994 года между Израилем и Иорданией мечеть и все мусульманские святыни в Иерусалиме находятся на попечении и под надзором Иордании.

Путаница

Часто в поверхностных туристических публикациях огромный золотой купол мечети Купол скалы (Куббат ас-Сахра), путают с более скромным куполом мечети Аль-Акса, называя упомянутый золотой купол куполом мечети Аль-Акса. Но именно Аль-Акса является третьей святыней ислама, а не мечеть Купол скалы, которая, тем не менее, в архитектурном плане является центром комплекса.

Инциденты

21 августа 1969 года австралийский член протестантской фундаменталистской секты «Церковь Бога» Майкл Деннис Рохэн, стараясь приблизить дату возвращения Мессии, ворвался в мечеть Аль-Акса с большим количеством горючего и поджёг её, после чего скрылся с места преступления. Несмотря на то, что израильские пожарные оперативно потушили пламя, мечети был нанесён определённый ущерб. М. Рохэн был арестован и признался в содеянном. В ходе суда израильские медики признали Рохэна психически больным человеком. В 1974 году он был «по гуманитарным причинам» выслан в Австралию, где впоследствии умер в психиатрической клинике. Некоторые источники связывают поступок М. Рохэна с «иерусалимским синдромом».

Для мусульманского мира этот инцидент стал поводом для обвинения Израиля в поджоге; распространялись слухи, что «человеку по фамилии Кохен» было заплачено от 50 до 100 миллионов долларов за то, чтобы он сжёг мечеть. Вспыхнувшие по всему Ближнему Востоку и в Индии массовые беспорядки привели к гибели их участников. Существует секретный запрос КГБ СССР в ЦК КПСС за подписью Андропова на финансирование этих беспорядков в Индии в сумме 5 тысяч индийских рупий.

Король Саудовской Аравии Фейсал воспользовался этим накалом страстей для созыва глав 25 мусульманских стран на совещании в Рабате (Марокко)..

Ряд мусульманских источников, в том числе, и в Палестинской национальной администрации, до сих пор использует эту версию для обвинения в этом происшествии Израиля.

28 сентября 2000 года, Ариэль Шарон — лидер оппозиционной партии Ликуд и другие члены партии, с охраной, посетили Храмовую гору. Одни источники считают, что этот визит послужил причиной для начала «Интифады Аль-Аксы», другие — что этот визит стал для Ясира Арафата только поводом для ранее запланированной эскалации насилия после провала Саммита в Кэмп-Дэвиде.

В начале 2007 года израильские археологи продолжили плановые раскопки в 200 метрах от мечети^[где?], что вызвало протесты арабского населения.

В октябре 2014 года произошли столкновения между израильской полицией и мусульманами, протестующими против посещения Храмовой горы евреями, в том числе, во время праздника Суккот. Согласно палестинским источникам, в ходе беспорядков были ранены «17 подростков», пятеро — арестованы.. Согласно данным полиции, «сразу после открытия ворот, десятки молодых мусульман, чьи лица были скрыты масками, начали бросать камни и петарды в сторону полицейских». Беспорядки продолжались и после того, как мусульмане забаррикадировались в мечети «Аль-Акса» и продолжали атаковать полицейских. после чего полиция применила спецсредства для прекращения беспорядков и резиновые пули, задержав не менее пяти участников беспорядков. Несколько полицейских получили легкие ранения..

5 ноября 2014 года на Храмовой горе перед мечетью Аль-Акса произошли столкновения между израильской полицией и палестинцами, забрасывавших полицейских камнями и петардами. Согласно израильским источникам, «камни летели также в туристов и местных жителей». Согласно палестинским источникам, в результате столкновений пострадало не менее 20 палестинцев. Очевидно, поводом для беспорядков стала молитва десятков еврейских активистов у Стены плача, отметивших таким образом неделю со дня покушения на Иегуду Глика

Ограничения доступа

В 2007 году, после прихода к власти в Секторе Газа движения ХАМАС, израильские власти запретили въезд жителям анклава на территорию Западного берега реки Иордан. Исключения делались для тех жителей Газы, кому необходимо срочное лечение или имеющих гуманитарные цели (в т.ч. сопровождение больных), а также христианам для посещения святынь в Вифлееме. В начале октября 1500 жителей Газы получили специальные разрешения на посещение аль-Аксы в связи с проведением мусульманского праздника Курбан-байрам (Ид аль-Адха).

В конце февраля 2014 года израильские власти разрешили вход в мечеть для совершения пятничной молитвы только мужчинам старше 50 лет, что вызвало крайнее недовольство в ПНА и Иордании. Данный запрет должен был сократить число столкновений между палестинской молодежью и израильскими праворадикальными группировками, пытавшимися прорваться на Храмовую гору и водрузить над мечетью израильский флаг.

В середине октября израильская полиция запретила вход в мечеть мужчинам-мусульманам моложе 50 лет и женщинам всех возрастов. За несколько дней до запрета министерство туризма Израиля расширило доступ на Храмовую гору еврейским прихожанам. Палестинская сторона обвинила Израиль в одностороннем пересмотре статуса священной территории^{[неавторитетный источник?]}.

В связи с беспорядками, израильская полиция периодически ограничивает доступ на Храмовую гору мусульманам — младше 50 лет, или только мужчинам младше 50 лет, и прекращала доступ — евреям и иностранным туристам^{[неавторитетный источник?]}.

30 октября, впервые после окончания Шестидневной войны (1967), власти Израиля распорядились временно прекратить доступ для мусульман и евреев к мечети Аль-Акса для предотвращению возможных беспорядков. Причиной к такому шагу послужило покушение на жизнь активиста «праворадикального еврейского движения», Иегуды Глика, выступавшего за восстановление права евреев молиться на Храмовой горе. В тот же день израильские власти пообещали открыть Храмовую гору для совершения пятничной молитвы. И. Глик был тяжело ранен несколькими пулевыми ранениями в грудь и живот; 30 октября после проведенных операций его состояние стабилизировалось, но угроза для жизни сохраняется.. Тем временем, беспорядки в Иерусалиме продолжаются. Представитель главы ПНА Махмуда Аббаса «назвал закрытие Храмовой горы „объявлением войны“ со стороны Израиля». В свою очередь, премьер-министр Израиля заявил, что «Мы стоим перед лицом волны провокаций со стороны радикальных исламистов, а также председателя Палестинской автономии, который заявил, что евреям следует навеки запретить доступ на Храмовую гору», и сообщил, что для поддержания порядка в Иерусалиме будут увеличены силовые структуры.

Ссылки

• [www.portalostranah.ru/view.php?id=8 Аль-Акса и другие Мечети мира на Портале о странах]

Изображения мечети Аль-Акса  

• Al Aqsa IMG 4897.JPG
• Jerusalem Al-Aqsa Mosque BW 2010-09-21 06-38-12.JPG
• Al Aqsa Mosque.jpg
• Al-Aqsa Mosque.jpg
• Al-Aqsa05.JPG
• Aqsa Mosque 1856.JPG
• Davidson Park May 09.JPG
• Front of Al-Aqsa.jpg
• Klaagmuur-aqsa-1991.jpg
• Aqsa 1.jpg
• Page 99.Strange.jpg

  План сверху (985 год)

• The Dome of Al Aqsa Mousque.jpg

  Купол мечети аль-Акса

• AlAksa.JPG

  Аль-Акса и золотой купол Куббат ас-Сахра

• Al Aqsa.jpg

  Свинцовый купол Аль-Акса

Отрывок, характеризующий Мечеть аль-Акса

Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.