Аль-Мунтасир Биллах
| Мухаммад аль-Мунтасир محمد المنتصر<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Дирхем халифа аль-Мунтасира</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 861 — 862 | ||
| Предшественник: | Джафар аль-Мутаваккиль | |
| Преемник: | Ахмад аль-Мустаин | |
| Вероисповедание: | Ислам | |
| Рождение: | 836 Самарра | |
| Смерть: | 862 Самарра | |
| Род: | Аббасиды | |
| Отец: | Джафар аль-Мутаваккиль | |
| Мать: | невольница из Византии | |
Абу Джа́фар Муха́ммад ибн аль-Мутавакки́ль аль-Мунтаси́р Билла́х араб. المنتصر بالله; 836, Самарра — 862, Самарра) — правитель из династии Аббасидов с 861 по 862 годы, сын халифа Джафара аль-Мутаваккиля.
Мухаммад аль-Мунтасир вступил на престол в 861 году и правил всего полгода. Его отец Джафар аль-Мутаваккиль пал жертвой заговора тюркских наемников. Придя к власти, халиф Аль-Мунтасир обвинил в убийстве и казнил визиря своего отца Аль-Фатха ибн Хакана. Аль-Мунтасир хорошо относился к Алидам и при нём был отменён запрет на посещение могилы Хусейна ибн Али в Кербеле.
Он умер от боли в горле и возможно был отравлен. Преемником халифа Аль-Мунтасира стал его дядя Ахмад аль-Мустаин. После смерти Аль-Мунтасира его мать получила разрешение на возведение мавзолея над могилой сына. Так возник один из первых мусульманских мавзолеев Кубба ас-Сулабия, в котором позднее похоронили двух других халифов Аль-Мутазза (ум. 870) и Аль-Мухтади (ум. 876)[1][2].
Напишите отзыв о статье "Аль-Мунтасир Биллах"
Примечания
Литература
- А. Али-заде [bukharapiter.ru/islam/hronika-musulmanskih-gosudarstv-14.html#ex01 Аль-Мунтасир Биллах (247/861-248/862)] // Хроника мусульманских государств. М., УММА,. 2004. – 445 с., илл. ISBN 5-94824-111-4
- Август Мюллер. [www.vostlit.info/Texts/rus5/Masudi_2/frametext11.htm О халифате ал-Мунтасира би-л-Лаха // История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов.]. — 2006.
Аббасиды |
|---|
Отрывок, характеризующий Аль-Мунтасир Биллах
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
