Амадеи, Амедео

Амедео Амадеи
Общая информация
Полное имя	Амедео Амадеи
Прозвище	Сын пекаря из Фраскати (Il Fornaretto di Frascati)
Родился	Фраскати, Италия
Гражданство
Рост	173 см
Вес	72 кг
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Молодёжные клубы
1935—1936	Рома
Клубная карьера*
1936—1948	Рома	224 (116)
1938—1939	→  Аталанта	33 (4)
1948—1950	Интернационале	70 (42)
1950—1956	Наполи	171 (47)
Национальная сборная**
1949—1953	Италия	13 (7)
1953	Италия (B)	1 (0)
Тренерская карьера
1956—1959	Наполи
1959—1961	Наполи
1963	Луккезе
1966—1967	Фрозиноне
1972—1978	Италия (жен.)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Амедео Амадеи (итал. Amedeo Amadei; 26 июля 1921, Фраскати — 24 ноября 2013, Фраскати) — итальянский футболист. Самый молодой в истории голеадор серии А — забил гол в возрасте 15 лет 9 месяцев и 6 дней. По общему количеству голов занимает 11-е место в истории серии А — 174 мяча в 423 матчах (0,41 гола за матч). Амадеи — один из 3 футболистов, забивавших более 40 мячей в серии А с тремя разными командами. Был капитаном клуба «Рома» с 1942 по 1948 годы.

Биография

Амедео Амадей родился 26 июля 1921 года в Фраскати, где многие поколения его семьи владели хлебопекарней. Однажды духовая печь, в которой готовился хлеб, сломалась, а потому дедушка Амедео по имени Антиоко был вынужден купить новую печь, он торговался с продавцом, надеясь купить печь за 30 тыс. лир, однако смог сбросить цену лишь до 40 тыс., которые очень сильно ударили по карману семьи. Из-за этого в возрасте 12 лет Амедео был вынужден бросить школу, чтобы помогать родителям, работая «кашерино», то есть развозчиком хлеба по ближайшим окрестностям, что он делал на велосипеде. В свободное время Амадеи играл в футбол с местными мальчишками, однажды он прочёл в газете, что клуб Рома проводит просмотр молодых игроков в команду в Тестаккио, районе Рима, после этого Амадеи схватил свой велосипед и отправился в другой город. Там он успешно проёшл все тесты, а затем вернулся домой.

Амедео Амадей начал карьеру в «Роме» в возрасте 15-ти лет, для того, чтобы юноша играл за клуб, руководителям «Ромы» пришлось получить согласие у родителей Амедео, которые вначала хотели отказать клубу, но из-за их тяжелого финансового положения всё же ответили согласием, потому молодой игрок сразу же стал помогать семье. Дебютировал Амадеи в команде 2 мая 1937 года в матче с «Фиорентиной» и сразу же забил, а матч завершился со счётом 2:2, за первые два сезона этот мяч так и оказался единственным, забитым Амадеи. В 1938 году Амадеи был на сезон был отдан в аренду клубу «Аталанта», играющему в серии В, там Амадеи провёл 33 матча и забил лишь 4 мяча.

В 1939 году Амадеи вернулся в «Рому», где уже в следующем сезоне стал лучшим бомбардиром, забив 18 мячей, в 1942 году в укороченном чемпионате Италии «Рома» стала первой, а Амадеи повторил свой прошлогодный голевой результат. Чемпионство «Ромы» разозлило Бенито Муссолини, ярого болельщика «Лацио», который, в отместку, в 1943 году отправил 6-х футболистов «Ромы» на фронт, среди этих шестерых, был и Амадеи. В середине 1944 года Амадеи вернулся с фронта и вновь начал забивать, в том же 1944 году в 8 матчах забил 16 голов. Амадеи провёл за «Рому» 386 матчей и забил 101 гол.

В послевоенное время в «Роме» разразился тяжёлый экономический кризис, клуб был вынужден продать своих ведущих игроков, в их числе был и Амадеи, который оказался в «Интере», в котором играл до 1950 года, проведя за «нерадзурри» 70 матчей и забив 42 мяча.

После прихода в «Интер» Амадеи был приглашён в сборную Италии, в которой дебютировал 27 марта 1949 года в матче против Испании, в котором итальянцы победили 3:1, а Амадеи забил третий мяч своей команды, а через год поехал в составе национальной команды на чемпионат мира, в котором провёл один матч против Парагвая, всего же отыграл в форме «скуадры адзурры» 13 матчей и забил 7 мячей, проведя последнюю игру 17 мая 1953 года против Венгрии.

Последним клубом в карьере Амадеи был «Наполи», в котором футболист провёл 6 лет, проведя 171 матч и забив 47 голов. А затем стал тренером клуба, наивысшим достижением с которым было 4 место в 1958 году. После работы с женской сборной Италии, Амадеи покинул спорт и вернулся во Фраскати, где продолжил дело многих поколений семьи Амадеи, став хозяином хлебопекарни. 5 ноября 2007 года стадион «Лусио Мамилио» в родном городе Амадеи был реконструирован (возведены трибуны, а газон заменён на новейший синтетический) было названо именем Амадеи, а 20 января 2008 года в Риме был учреждён «Клуб Фраскати», в который записывались все поклонники таланта Амадеи, этот клуб является часть «Союза тиффрози Романиста».

24 ноября 2013 года Амадеи скончался.

Статистика

Клубная

Статистика клубных выступлений Амадеи
Сезон	Клуб	Чемпионат			Кубок
		Серия	Игры	Голы	Игры	Голы
1936/37	Рома	Серия А	3	1	4	0
1937/38		Серия А	3	0	0	0
1938/39	Аталанта	Серия В	33	4	2	0
1939/40	Рома	Серия А	22	2	1	3
1940/41		Серия А	30	18	8	6
1941/42		Серия А	30	18	1	0
1942/43		Серия А	28	14	0	0
1944		Альта Италия	8	16	0	0
1945/46		Дивизион Национале	34	15	0	0
1946/47		Серия А	31	13	0	0
1947/48		Серия А	35	19	0	0
1948/49	Интернационале	Серия А	38	22	0	0
1949/50		Серия А	32	20	0	0
1950/51	Наполи	Серия А	37	11	0	0
1951/52		Серия А	36	12	0	0
1952/53		Серия А	30	7	0	0
1953/54		Серия А	34	10	0	0
1954/55		Серия А	19	6	0	0
1955/56		Серия А	15	1	0	0
Всего			457+8	189+16	16	9
Всего в серии А			423	174

Международная

Матчи Амадеи за сборную Италии
Дата	Место проведения	Оппонент	Счёт	Голы	Соревнование
27 марта 1949	Мадрид	Испания	3-1	1	Товарищеский матч
22 мая 1949	Флоренция	Австрия	3-1	1	ЦЕМК
12 июня 1949	Будапешт	Венгрия	1-1	-	ЦЕМК
30 ноября 1949	Лондон	Англия	0-2	-	Товарищеский матч
5 марта 1950	Болонья	Бельгия	3-1	1	Товарищеский матч
2 апреля 1950	Вена	Австрия	0-1	-	ЦЕМК
2 июля 1950	Сан-Паулу	Парагвай	2-0	-	ЧМ — 1950
8 апреля 1951	Лиссабон	Португалия	4-1	1	Товарищеский матч
6 мая 1951	Милан	Югославия	0-0	-	Товарищеский матч
3 июня 1951	Генуя	Франция	4-1	1	Товарищеский матч
11 ноября 1951	Флоренция	Швеция	1-1	1	Товарищеский матч
18 мая 1952	Флоренция	Англия	1-1	1	Товарищеский матч
17 мая 1953	Рим	Венгрия	0-3	-	ЦЕМК

Достижения

• Чемпион Италии: 1942

Ссылки

• [www.footballplayers.ru/players/Amadei_Amedeo.html Профиль на footballplayers.ru]
• [www.enciclopediadelcalcio.com/Amadei.html Профиль на enciclopediadelcalcio.com]
• [www.footballplayers.ru/players/story_644.html Статья на footballplayers.ru]
• [www.unmondoaparte.it/amedeoamadei.html Статья на unmondoaparte.it]
• [www.asromaultras.it/amadei.html Профиль на asromaultras.it]
• [www.laroma24.it/index.php?show=article&artid=2422 Профиль на laroma24.it]

</div>

Отрывок, характеризующий Амадеи, Амедео

В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.