Амадей (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Амадей.
Амадей
Amadeus
Жанр

фильм-биография
драма
музыкальный фильм

Режиссёр

Милош Форман

Продюсер

Сол Зэнц
Майкл Хауссман
Бертил Олссон

Автор
сценария

Питер Шеффер

В главных
ролях

Ф. Мюррей Абрахам
Том Халс
Элизабет Берридж
Джеффри Джонс

Оператор

Мирослав Ондржичек

Композитор

Вольфганг Амадей Моцарт
Антонио Сальери

Кинокомпания

The Saul Zaentz Company

Длительность

153 мин.
180 мин. (режиссёрская версия)

Бюджет

$18, 000, 000

Сборы

$51 973 029

Страна

США США

Язык

английский
итальянский
немецкий
латинский

Год

1984

IMDb

ID 0086879

К:Фильмы 1984 года

«Амаде́й» (англ. Amadeus) — кинофильм, снятый режиссёром Милошем Форманом по сценарию Питера Шеффера на основе одноимённой пьесы[en] (1979). 8 премий «Оскар», ещё 32 награды и 13 номинаций.

Пьеса Питера Шеффера, лёгшая в основу фильма, является вольной и крайне беллетризованной интерпретацией биографий композиторов Вольфганга Амадея Моцарта и Антонио Сальери. Была написана под влиянием «маленькой трагедии» А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери» и основанной на ней одноимённой оперы Н. А. Римского-Корсакова.





Сюжет

 Описание сюжета в статье является слишком длинным или подробным в сравнении с остальным текстом статьи.
Пожалуйста, отредактируйте статью, чтобы в ней описывалось произведение, а не просто пересказывался сюжет.
Эта отметка стоит на статье с 18 сентяря 2016 года.

1820-е годы. Сюжет фильма начинается в сумасшедшем доме, куда уже старый Сальери попал после попытки самоубийства. Молодой священник приходит исповедовать его, и Сальери рассказывает священнику историю своей жизни, а события фильма переносят нас в Вену, на полвека ранее…

История Сальери берёт своё начало в 1760-х годах, тогда, когда он, ещё будучи юношей, молил Бога, чтобы тот дал ему талант композитора и музыканта. В те времена по Европе путешествовала семья Моцартов, совсем маленький талантливый мальчик Вольфганг Амадей Моцарт удивлял всех своим виртуозным музыкальным мастерством. В это же самое время Антонио Сальери упорно занимался, мечтая когда-нибудь обрести такую же славу и мастерство.

1770 год. В этом году 14-летний Вольфганг Амадей Моцарт в Италии уже заслужил честь выступать перед самим Папой Римским Климентом XIV. К 1774 году наконец-то повезло и 24-летнему Антонио Сальери - он унаследовал от своего учителя в Вене должность придворного композитора. Теперь долгими часами он занимается музыкой с самим императором Иосифом II (роль исполняет Джеффри Джонс).

1781 год. Сальери - уже семь лет как придворный композитор при дворе императора Иосифа II. Он успешен и популярен, доволен своей жизнью и музыкой. Он благодарен Богу, которому поклялся в вечной верности, за дарованные успех и славу. Он ещё не встречал Моцарта лично, но уже много наслышан о нём и его музыке.

Сальери заинтригован популярностью Моцарта и ищет с ним встречи на одном из приёмов. Но когда он наконец замечает Моцарта, это становится для него потрясением, ведь он видит его ползающим на корточках и грязно флиртующим с Констанц Вебер (впоследствии ставшей женой Моцарта). Сальери шокирован, он не понимает, как столь прекрасная музыка может быть написана этим юным дураком.

Со временем, после ряда болезненных унижений Сальери понимает, что все его труды ничтожны по сравнению с музыкой Моцарта. Он не может понять, за что Бог предал его. Почему наделил столь великим талантом кощунственного Моцарта, а не его, Сальери? Антонио Сальери, который всю жизнь был набожным католиком, не может поверить, что Всевышний выбрал Моцарта, а не его для столь великого дара. Но больше всего Сальери не может понять, почему Господь, до этого благоволивший его стремлению к музыке, затем так жестоко сокрушил его. Однажды он в отчаянии восклицает: «Всё, чего я когда-либо хотел — это просто петь Господу. Он дал мне желание этого, которое живёт, словно жажда в моём теле, но отказал мне в таланте. Почему?!».

Несчастному начинает казаться, что Бог специально создаёт прекрасную музыку именно через Моцарта, чтобы показать посредственность самого Сальери. Он убит горем. Он отдавал всю свою любовь и музыку Богу, даже дал ради него обет безбрачия. А теперь Всевышний смеётся над его посредственностью. Разъярённый и потерянный Сальери отрекается от Бога. В потрясающей сцене фильма он срывает со стены распятие и сжигает его в огне. Он клянётся, что отныне он, Сальери, будет врагом Господа и обещает отомстить ему, уничтожив Моцарта.

Всю оставшуюся часть фильма Сальери притворяется союзником и другом Моцарта, в то же время прилагая все усилия, чтобы разрушить его репутацию и лишить его композиции успеха. Моцарт же опрометчив, как социально, так и материально. Его первоначальный успех при венском дворе вскоре исчезает, а многочисленные попойки и вечеринки наносят сокрушительный удар по его состоянию. Здоровье, брак и репутация Моцарта при дворе серьёзно страдают, но его музыка по-прежнему превосходна. Слишком гордый, чтобы преподавать, он лишь сочиняет сам, но этого не хватает, чтобы оплатить его расточительность.

Тогда Сальери и придумывает план своей мести. Он заставляет Моцарта поверить, что его умерший отец воскрес из могилы, чтобы заказать Реквием (при жизни отец Моцарта был властным и жестоким, он подавлял творческие стремления Моцарта), вера, что призрак отца посещает его, спровоцировала у Моцарта нервный срыв, и его тяга к алкоголю стала постоянной. Сам план Сальери был безумным и гениальным одновременно. Он состоял в том, чтобы тайно заполучить законченный реквием, убить Моцарта, и затем сыграть реквием у него на похоронах, утверждая, что это он, Сальери написал его. Он полагал, что украв прекрасный реквием Моцарта, он украдёт его у самого Бога. А если история запомнит его, Сальери, как гениального композитора, благодаря музыке украденной у самого Господа, его месть будет исполнена.

1791 год. Тем временем друг Моцарта, Эмануэль Шиканедер, предлагает ему написать оперу «для народа». Моцарт соглашается и создаёт «Волшебную флейту». Опера имеет большой успех, но во время представления Моцарт (который работал слишком много, чтобы закончить и реквием и оперу) падает в обморок от изнеможения и Сальери отвозит его домой.

Как только Сальери привозит тяжело больного Моцарта домой, он провоцирует его продолжить писать реквием. Моцарт говорит, что слишком слаб, на что Сальери в потрясающе трогательной сцене предлагает записать ноты сам, под диктовку прикованного к постели Моцарта. Возможно, Сальери надеется, что сможет теперь открыть тайну музыкального гения Моцарта. Помогая Моцарту, он, возможно, сможет понять и открыть гениальность в себе. Моцарт начинает описывать отрывок, и музыка поглощает его, уносит с собой, жужжащего и поющего, постепенно создавая гармонию. Сальери отчаянно старается угнаться за ним, понимая большинство из этого, но в конце, поскольку Моцарт вкладывает слой за слоем всё больше тем в свою музыку, его музыкальное чутьё оставляет Сальери далеко за своими пределами. Сальери сбит с толку, он просто не понимает, что это должна быть за музыка. Гений Моцарта останавливается и поясняет посредственному Сальери всё, чтобы он понял саму структуру. Здесь мы видим наиболее решающее различие между этими композиторами. Сальери никогда не сможет достичь величия. По прошествии некоторого времени, Моцарт, который становится всё слабее и слабее, останавливается, чтобы поблагодарить Сальери, за то, что тот всегда был его другом, добавляя при этом, что опрометчиво думал, что Сальери никогда не любил его музыку, и вот теперь он понимает, как ошибся. Это трогает Сальери до глубины души, несмотря на всю его злобу, и он искренне произносит: «Я признаю. Ты — величайший композитор из всех, что я когда либо знал.»

На следующее утро жена Моцарта возвращается домой. Найдя там Сальери, она требует, чтобы он немедленно уехал от них и прячет незаконченный реквием под замок, отказываясь отдать его Сальери. Констанц идёт к кровати Моцарта, чтобы утешить своего мужа, но находит его мёртвым. План Сальери терпит крах, ему не удалось украсть реквием.

Похороны Моцарта проходят незаметно. Его хоронят в безымянной братской могиле...

Повествование опять переносит нас в сумасшедший дом 1820-х годов, и мы видим, как потрясён молодой священник исповедью Сальери. Престарелый Антонио говорит священнику, что не он, Сальери, а Бог убил Моцарта. Он говорит, что «милосердный» Всевышний предпочёл скорее убить Моцарта, чем позволить Сальери украсть его музыку.

Затем Сальери горько шутит, что он — покровитель всех посредственностей и будет молиться за посредственного молодого священника и всех посредственностей в мире. В комнату Сальери входит дежурный, и везёт его в кресле каталке к уборным. Поскольку путь туда идёт через весь сумасшедший дом, Сальери провозят мимо множества сумасшедших, в клетках, связанных, ряженых, разглагольствующих или просто смотрящих вокруг, с явными признаками идиотии. Они символизируют борьбу несовершенных людей с беззаботным создателем. Сальери приветствует их, словно Римский Папа, говоря им: «Посредственности по всему миру, я прощаю вас, я прощаю вас, я прощаю вас, я прощаю вас всех…»

Фильм заканчивается крупным планом на Сальери, с трудом закрывающим усталые глаза, ибо ему не даёт покоя память о раздражающем ребяческом смехе Моцарта, который заполняет заключительные секунды фильма...

«Амадей» — трагическая история сочинённого Пушкиным Антонио Сальери, способного, но не гениального композитора, который предстаёт перед нами вначале, как нежный, добрый и очень религиозный человек, но в конце сходится в яростной схватке с Богом. Эта история поднимает множество вопросов об отношениях с Господом, о природе гения и ревности. Ключевая тема фильма — то, почему Создатель даёт людям желания достичь чего-либо (в данном случае — стать блистательным композитором), но не даёт эквивалентных способностей.

В ролях

Актёр Роль
Ф. Мюррей Абрахам Антонио Сальери Антонио Сальери
Том Халс Вольфганг Амадей Моцарт Вольфганг Амадей Моцарт
Элизабет Берридж Констанция Моцарт Констанция Моцарт
Рой Дотрис Леопольд Моцарт Леопольд Моцарт
Джеффри Джонс Иосиф II император Иосиф II
Чарльз Кэй Франц фон Орсини-Розенберг граф Франц фон Орсини-Розенберг (1723—1796)
Саймон Кэллоу (англ.)русск. Эмануэль Шиканедер Эмануэль Шиканедер
Jonathan Moore van Swieten барон van Swieten (Gottfried van Swieten)
(Roderick Cook) Count Von Strack Count Von Strack
Patrick Hines Джузеппе Бонно капельмейстер Джузеппе Бонно
(Richard Frank (actor)) Father Vogler Father Vogler
Кристин Эберсоул Катерина Кавальери Катерина Кавальери (Caterina Cavalieri)
Никсон, Синтия Лорн горничная Моцарта Лорн
Nicholas Kepros Hieronymus von Colloredo Hieronymus von Colloredo (Count Hieronymus von Colloredo)
Кенни Бейкер карлик в пародии на "Дон Жуана" карлик в пародии на "Дон Жуана"
Карел Фиала Дон Жуан в «Доне Жуане» Дон Жуан в «Доне Жуане»
Vladimír Svitácek Климент XIV папа римский Климент XIV

Полный список см. на [www.imdb.com/title/tt0086879/fullcredits#cast IMDb.com].

Съёмочная группа

Награды

Церемония награждения премией «Оскар» 1985 года проходила в Лос-Анджелесе 25 марта. В финале, для вручения награды за лучший фильм года на сцену поднялся престарелый Лоуренс Оливье, он был настолько взволнован, что вместо объявления номинантов просто прочитал: «Это „Амадей“». После этого на сцену поднялся продюсер фильма, Саул Зейнц, который в своей благодарственной речи не забыл упомянуть других номинантов: «Поля смерти», «История солдата», «Поездка в Индию» и «Места в сердце».

Всего фильм был удостоен 8 премий «Оскар», 4 премий BAFTA, 4 премий «Золотой Глобус» и многих других престижных наград.

Премьеры

Ниже перечислены даты основных премьер фильма. Полный список см. на [www.imdb.com/title/tt0086879/releaseinfo IMDb.com].

Факты

Релиз на видео

В середине 1980-х годов фильм выпущен компанией «Thorn EMI Video» на VHS. В СССР в 1980-е и России в 1990-е фильм распространялся на «пиратских» видеокассетах в переводах Алексея Михалёва и других.

В начале 2000-х режиссерская версия фильма выпущена на DVD.

Напишите отзыв о статье "Амадей (фильм)"

Примечания

  1. ↑ Braunbehrens V. Salieri. Ein Musiker im Schatten Mozarts? 2 Auflage. München — Mainz, 1992.
  2. ↑ Leopold Kantner. Antonio Salieri rivale o modello di Mozart? // AA.VV. Mozart e i musicisti italiani del suo tempo. Atti del Convegno internazionale di studi, Roma, 2-22 ottobre 1991. Лукка, 1994, с.9-19. См. также: [www.mario-corti.com/project/Salieri&Mozart.pdf Корти М. Сальери и Моцарт]. — Издательство: Композитор — Санкт-Петербург. С. 58-70
  3. ↑ [early-music.narod.ru/biblioteka/mozart-salieri.htm Ломунова М. Моцарт и Сальери: Встреча через два века] // «Наука и религия», № 10, 2002, с. 26-28.
  4. ↑ [archiviostorico.corriere.it/1997/maggio/18/Salieri_assolto_Non_avveleno_rivale_co_0_97051812061.shtml Salieri assolto «Non avveleno' il rivale Mozart»] // Corriere della Sera, 18 maggio 1997, p. 18.
  5. ↑ [books.google.com/books?id=8o6mVjlSzM4C&pg=PA319&dq=Mozart%E2%80%99s+Last+Year+Walsegg&hl=ru&ei=Pi59TezCDMe6hAffzaToBg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=5&ved=0CDsQ6AEwBA#v=onepage&q=Walsegg&f=false The Cambridge Mozart encyclopedia]  (англ.) (стр. 422)

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Амадей (фильм)
  • «Амадей» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.allmovie.com/movie/v1764 Амадей] (англ.) на сайте allmovie
  • [www.rottentomatoes.com/m/amadeus/ Амадей] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
  • [www.boxofficemojo.com/movies/?id=amadeus.htm «Амадей»] (англ.) на сайте Box Office Mojo
  • [movies.yahoo.com/movie/1800362940/info «Амадей»] (англ.) на сайте Yahoo! Movies
</table></td></tr></table>

Отрывок, характеризующий Амадей (фильм)

– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Амадей_(фильм)&oldid=81330508»

Навигация

1976–1999
Запах Женщины (1976) • Мы так любили друг друг[en] (1977) • Необычный день (1978) • Дерево для башмаков (1979) • Манхэтен (1980) • Тень воина (1981) • Человек-слон (1982) • Виктор/Виктория (1983) • Фанни и Александр (1984) • Амадей (1985) • Пурпурная роза Каира (1986) • Имя розы (1987) • Последний император (1988) • Кафе «Багдад» (1989) • Опасные связи (1990) • Общество мёртвых поэтов (1991) • Тото-герой (1992) • Высокие каблуки (1993) • Пианино (1994) • Четыре свадьбы и одни похороны (1995) • Земля и свобода (1996) • Рассекая волны (1997) • Дело-труба (1998) • Жизнь прекрасна (1999)
2000–2019
</div>