Амалия Елизавета Ганау-Мюнценбергская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Амалия Елизавета Ганау-Мюнценбергская
графиня Ганау-Мюнценбергская
ландграфиня Гессен-Кассельская
Предшественник: Юлиана Нассау-Дилленбургская
Преемник: Гедвига София Бранденбургская
 
Рождение: 29 января 1602(1602-01-29)
Смерть: 8 августа 1651(1651-08-08) (49 лет)
Род: Дом Ганау

Амалия Елизавета Ганау-Мюнценбергская (нем. Amalie Elisabeth von Hanau-Münzenberg; 29 января 1602, Ханау — 8 августа 1651, Кассель) — графиня Ганау-Мюнценбергская, ландграфиня Гессен-Кассельская, регент Гессен-Касселя при несовершеннолетнем сыне Вильгельме VI в 1637—1650 годах.



Биография

Амалия Елизавета — дочь графа Филиппа Людвига II Ганау-Мюнценбергского и его супруги Катарины Бельгики Оранской-Нассау. Судя по её деятельности в ландграфстве Гессен-Кассель, она получила отличное образование. Мать Амалии Елизаветы — дочь Вильгельма I Оранского, возглавившего борьбу за независимость Нидерландов от Габсбургов в XVI веке. Через многочисленных братьев и сестёр матери Амалия Елизавета состояла в родственных связях со многими правящими домами Европы, в том числе с пфальцскими реформатами Виттельсбахами из Гейдельберга, где она некоторое время росла у своей тётки курфюрстины Луизы Юлианы Оранской-Нассау, супруги курфюрста Пфальца Фридриха IV Пфальцского. После смерти отца в 1612 году она вернулась в Ганау, а затем продолжительное время жила у своей родни в Нидерландах.

В 1617 году при ганауском дворе появился Альбрехт Смиржицкий (1594—1618) и просил руки Амалии Елизаветы. Поскольку это предложение оказалось неожиданным, а положение богемских дворян в Ганау не было однозначным, жених вызвал замешательство. Но помолвка состоялась: Альбрехт состоял во главе богемских сословий, был реформатом и одним из самых богатых землевладельцев Богемии. Альбрехт был одним из шести богемских дворян, выкинувших имперского наместника в Праге из окна, что послужило началом Тридцатилетней войны. Он также рассматривался кандидатом на богемский престол. Альбрехт умер рано, ещё до лишения власти «зимнего короля», курфюрста Фридриха V Пфальцского. Среди его наследников разгорелся конфликт, который фактически завершился конфискацией имущества вернувшимися к власти Габсбургами.

В 1619 году Амалия Елизавета вышла замуж за будущего ландграфа Гессен-Касселя Вильгельма V, пришедшего к власти после отречения его отца Морица в 1627 году.

В Тридцатилетней войне Вильгельм встал на сторону протестантов. После победы имперских и испанских войск над Швецией в битве при Нёрдлингене в 1634 году он лишился своего самого могущественного союзника. Вильгельм был одним из трёх правителей, отказавшихся подписать Пражский мир 1635 года. Вильгельм V объединился с Францией. Участвуя в войне, 13 июня 1636 года он осадил и освободил от имперских войск город Ганау, но впоследствии потерпел поражение от имперских войск и был вынужден удалиться в свои владения в Восточной Фризии. Амалия Елизавета и Вильгельм были вынуждены оставить в Касселе трёх своих маленьких дочерей Амелию, Шарлотту и Елизавету, с которыми Амалия Елизавета увиделась лишь спустя три года. Вильгельм V умер в изгнании в Лере в 36 лет. В своём завещании регентом при несовершеннолетнем сыне Вильгельме VI он назначил свою супругу Амалию Елизавету, в распоряжении которой находилась хорошая армия, которую удалось сохранить во Фризии. До совершеннолетия сына Вильгельма в 1650 году регент Гессен-Касселя Амалия Елизавета проявила себя умелой и энергичной правительницей. Несмотря на сложное положение, сложившееся к 1637 году, ей удалось не только сохранить ландграфство для своего сына, но и консолидировать его. Так, она заставила присягнуть новому ландграфу размещавшиеся в Восточной Фризии войска, добилась признания своего регентства от остававшегося в Касселе правительства вопреки претензиям ландграфа Гессен-Дармштадта Георга II.

Амалия Елизавета продолжила союзническую политику своего мужа с Францией. Заключив перемирие с императором, она тем не менее приняла союзнические предложения от кардинала Ришелье и герцога Бернхарда Саксен-Веймарского в 1639 и 1640 годах, тем самым нарушив договорённости, достигнутые с императором. Благодаря её умелой политике в заключении союзов Гессен-Кассель вновь занял лидирующие позиции в лагере немецких протестантов. Она также вернулась к конфликту со своей роднёй из Гессен-Дармштадта за Верхний Гессен и доказала недействительность договора, заключённого в 1627 году. 6 марта 1645 года кассельские войска выдвинулись в Верхний Гессен. Началась Гессенская война, в которой армия ландграфа Георга II уступила опытным захватчикам.

Мирный договор, заключённый между двумя частями Гессена в 1648 году, был подтверждён Вестфальским договором. Гессен-Кассель получил четверть Верхнего Гессена с Марбургом. При поддержке Швеции и Франции Гессен-Кассель единственным из германских государств получил по Вестфальскому миру полмиллиона талеров в качестве компенсации за своё войско численностью в 20 тысяч человек. К Гессен-Касселю также отошли Херсфельдское аббатство и часть графства Шаумбург. Амалия Елизавета также выступила на мирных переговорах одной из движущих сил в придании равного юридического статуса реформатству наряду с лютеранством и католицизмом.

Амалия Елизавета потребовала от графов Ганау возмещения расходов на освобождение города Ганау от осады в 1636 году. Поскольку у Ганау таких средств не было, стороны договорились о залоговой уступке ганауского амта Шварценфельс и бывшего Наумбургского монастыря. После угасания линии графов Ганау-Мюнценберга в 1642 году ландграфиня Амалия Елизавета поддержала их наследников графов Ганау-Лихтенберга и добилась подписания наследного договора, согласно которому в случае угасания Ганау-Лихтенбергов графство Ганау-Мюнценберг отойдёт Гессен-Касселю, что и произошло в 1736 году.

Напряжение, связанное с войной, и продолжительные нагрузки не прошли даром для здоровья ландграфини. В 1648 году она пережила первые серьёзные проблемы со здоровьем. 20 сентября 1650 года она передала власть сыну Вильгельму VI. Последний год жизни Амалии Елизаветы был омрачён несчастливым браком её дочери Шарлотты с пфальцским курфюрстом Карлом I Людвигом. Обессилевшая ландграфиня вернулась из поездки к дочери в Гейдельберг и умерла спустя четыре недели в Касселе. Её похоронили в кассельской церкви Святого Мартина.

Потомки

Напишите отзыв о статье "Амалия Елизавета Ганау-Мюнценбергская"

Литература

  • Reinhard Dietrich: Die Landesverfassung in dem Hanauischen (Hanauer Geschichtsblätter 34), Hanau 1996. ISBN 3-9801933-6-5
  • Ilse Bechert: Die Außenpolitik der Landgräfin Amalia Elisabeth von Hessen-Kassel — Oktober 1637 bis März 1642. Unveröffentlichte Dissertation, Marburg 1946 (Manuskript im Hessischen Staatsarchiv Marburg: VIIIB Ilse Bechert)
  • O. Brandt: Amalia Elisabeth, Landgräfin zu Hessen, geborene Gräfin zu Hanau. In: Hessenland 1896, S. 170, 186, 202, 215, 228, 243, 256
  • Karl Wilhelm Justi: Amalie Elisabeth, Landgräfin von Hessen-Kassel, Heyer, Gießen 1812 ([www-gdz.sub.uni-goettingen.de/cgi-bin/digbib.cgi?PPN503470546 Digitalisat])
  • Margaret Lemberg: Im Strudel der böhmischen Ständekatastrophe. Das unvollendete Verlöbnis des Albrecht Johann Smiřický mit Amalie Elisabeth von Hanau und der Kampf um das Erbe in: Bohemia. Zeitschrift für Geschichte und Kultur der böhmischen Länder 35 (1994), S. 1ff.
  • Pauline Puppel: Die Regentin. Vormundschaftliche Herrschaft in Hessen 1500—1700, Campus, Frankfurt am Main 2004, ISBN 3-593-37480-3
  • Reinhard Suchier: Genealogie des Hanauer Grafenhauses in: Festschrift des Hanauer Geschichtsvereins zu seiner fünfzigjährigen Jubelfeier am 27. August 1894, Hanau 1894.
  • Ernst J. Zimmermann: Hanau Stadt und Land, 3. Auflage, Hanau 1919, ND 1978.
  • Erwin Betthäuser (Hrsg.): Familienbriefe der Landgräfin Amalie Elisabeth von Hessen-Kassel und ihrer Kinder, Marburg 1994.

Отрывок, характеризующий Амалия Елизавета Ганау-Мюнценбергская

Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Амалия_Елизавета_Ганау-Мюнценбергская&oldid=80152248»