Амалфея
| Амалфея |
|---|
Амалфея, Амалте́я, Амальте́я (др.-греч. Ἀμάλθεια, букв. «нежная богиня») — в древнегреческой мифологии[1] — легендарная коза, вскормившая своим молоком младенца Зевса на острове Крит[2] в пещере Козьей горы (др.-греч. Αἰγαῖον ὄρος) в то время, когда богиня Рея прятала юного бога от его отца Кроноса. Когда родился Зевс, произвела на свет двух козлят[3]. По Мусею, шкуру этой козы (Эгиду) Зевс использовал для щита во время войны с титанами[4].
По другой версии, это (по Мусею) нимфа, у которой была коза (дочь Гелия). Амалфея была дочерью Гемония и обладала чудесным бычьим рогом[5]. Рог упоминает Анакреонт[6]. Либо дочь Океана (или Мелиссея)[7]. Либо Амалфея — дочь Олена[8]. Амалфея повесила Зевса в колыбели на дерево, чтобы его нельзя было найти ни на небе, ни на земле, ни в море[9], когда его искал Крон.
После своей победы козу Зевс сделал созвездием[10], а также её козлят[3].
В честь Амалфеи назван астероид (113) Амальтея, открытый в 1871 году, а также спутник Юпитера Амальтея, открытый в 1892 году.
См. также
- Куреты
- Рог изобилия
- Амальтея // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Напишите отзыв о статье "Амалфея"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.1. С.65; Любкер Ф. Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.1. С.86
- ↑ Каллимах. Гимны I 49; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 1, 7; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 70, 3; Нонн. Деяния Диониса XXVII 294
- ↑ 1 2 Гигин. Астрономия II 13, 3
- ↑ Мусей, фр.3 Керн = Лактанций. Божественные установления I 21, 39
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 7, 5
- ↑ Анакреонт, фр.16 Пейдж
- ↑ Гигин. Мифы 182; Лактанций. Божественные установления I 22, 19
- ↑ Примечания Е. Г. Рабинович в кн. Сенека. Трагедии. М., 1983. С.395
- ↑ Гигин. Мифы 139
- ↑ Мусей, фр.3 Керн = Псевдо-Эратосфен. Катастеризмы 13
|
Это заготовка статьи по античной мифологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Амалфея
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
