Амальрик, Андрей Алексеевич

Андрей Амальрик
Андрей Амальрик в 1976 году
Имя при рождении:	Андрей Алексеевич Амальрик
Место рождения:	Москва, СССР
Место смерти:	близ Гвадалахара, Испания
Подпись:

Андре́й Алексе́евич Ама́льрик (12 мая 1938, Москва — 12 ноября 1980 ок. г. Гвадалахара, Испания) — советский диссидент, публицист, писатель.

Биография

Родился в семье историка и археолога. Тринадцатилетним мальчиком он устроил самодеятельный домашний кукольный театр и ставил свои пьесы. Исключен с исторического факультета МГУ за курсовую работу, в которой он отстаивал «норманскую теорию».

Коллекционер художников-авангардистов, в частности, приобретал картины у своего друга Анатолия Зверева. Занимался написанием пьес в духе «театра абсурда».

В мае 1965 года арестован и осужден к двум с половиной годам ссылки в Сибирь за тунеядство. В июне 1966 года досрочно освобожден и вернулся в Москву. Работал на должности внештатного сотрудника в Агентстве печати «Новости». Публиковался за рубежом.

Вместе с Павлом Литвиновым написал сборник «Процесс четырёх» о суде над Александром Гинзбургом, Юрием Галансковым, Алексеем Добровольским и Верой Лашковой. В октябре 1968 года передал сборник иностранным корреспондентам, с которыми много общался. В конце 1968 года был уволен из АПН и стал работать почтальоном.

В апреле—июне 1969 года написал имевшую значительный резонанс книгу-эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», где указал на неизбежный распад СССР (например, в итоге возможной войны с Китаем), публиковал и другие свои работы на Западе и в самиздате, что привело его к заключению.

21 мая 1970 года арестован и этапирован в Свердловск. На процессе 11—12 ноября 1970 года его судили вместе с Львом Убожко, который распространял работы Амальрика. Виновным себя не признал. В последнем слове Амальрик сказал:

…Ни проводимая режимом «охота за ведьмами», ни её частный пример — этот суд — не вызывают у меня ни малейшего уважения, ни даже страха. Я понимаю, впрочем, что подобные суды рассчитаны на то, чтобы запугать многих, и многие будут запуганы, — и все же я думаю, что начавшийся процесс идейного раскрепощения необратим.

Приговорён судом к 3 годам лагерей по статье 190-1 УК РСФСР («распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй»). Отбывал наказание в Новосибирской и Магаданской областях. 21 мая 1973 года, в день окончания его срока, против Амальрика было возбуждено новое уголовное дело по той же статье 190-1 УК РСФСР. В июле 1973 года снова приговорён к 3 годам лагерей. После четырёхмесячной голодовки протеста и просьб о помиловании, поступивших со всего мира (в том числе от 247 членов ПЕН-клуба), приговор был изменён на 3 года ссылки в Магадан. Большую часть срока провел в исправительной колонии, расположенной вблизи посёлка Талая.

Возвратился в Москву в мае 1975 года. Однако в получении паспорта и восстановления московской прописки органами МВД Амальрику было отказано. Вместо этого в качестве ссылки ему было предписано проживать в 100 км от Москвы в деревне Ворсино Боровского района Калужской области.

В начале 1976 года Юрий Орлов, Андрей Амальрик, Валентин Турчин, Анатолий (Натан) Щаранский выработали идею о создании специальных неправительственных групп для сбора информации о нарушении прав человека в различных странах (прежде всего в СССР) и информировании правительств стран — участниц Хельсинкских соглашений. Такая организация, которая ограничила свою деятельность территорией только СССР, получила название Общественная группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР (впоследствии Московская Хельсинкская группа).

В июле 1976 года Амальрик вынужден покинуть СССР. В эмиграции продолжил общественную и публицистическую деятельность, написал книгу воспоминаний «Записки диссидента», писал книгу-исследование «Распутин». 12 ноября 1980 года погиб в автокатастрофе в Испании. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. «Реабилитирован»^[кем?] в 1991 году.

Жена — Амальрик (Макудинова) Гюзель Кавылевна, с 1976 года жила во Франции. Скончалась 14 мая 2014 года в возрасте 72 лет.

Литература

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
• Климов Г. Дело № 69.

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/~книги/Гуманитарный%20словарь/Амальрик%20Анд.%20Ал Амальрик Анд. Ал.](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2871 день)) в Российском гуманитарном энциклопедическом словаре
• [www.belousenko.com/wr_Amalrik.htm Андрей Алексеевич Амальрик] в библиотеке Александра Белоусенко
• [www.svobodanews.ru/audio/broadcastprogram/277538.html Об Амальрике] на Радио Свобода
• [www.svobodanews.ru/audio/broadcastprogram/280893.html Передача № 2 об Амальрике ] радио Свобода
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/authorace9.html?id=245 Сахаровский центр об А. Амальрике]

Отрывок, характеризующий Амальрик, Андрей Алексеевич

– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.