Амбарцумов, Евгений Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Протоиерей Евгений Амбарцумов
Место смерти:

Ленинград

Отец:

Владимир Амбарцумович Амбарцумов

Мать:

Валентина Георгиевна Амбарцумова (Алексеева)

Супруга:

Татьяна Александровна Винокурова

Дети:

Алексей, Дмитрий

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Евгений Владимирович Амбарцумов (23 декабря 1917, Москва — 26 ноября 1969, Ленинград) — священнослужитель Русской Православной церкви, протоиерей. Видный церковный деятель 1950-х — 1960-х годов, в 19671969 годах настоятель Князь-Владимирского собора в Ленинграде.

Сын священномученика протоиерея Владимира Амбарцумова.





Биография

Детство и юность будущий отец Евгений провел в Москве. Он рано лишился матери, умершей от пищевого отравления в 1923 году. Воспитанием Евгения и его сестры Лидии занималась Мария Алексеевна Жучкова, друг семьи Амбарцумовых.

В 1937 году отец Евгения, протоиерей Владимир Амбарцумов, был арестован и через несколько месяцев расстрелян. Дети получили ложное известие, что их отец осуждён на 10 лет без права переписки.

Несмотря на статус сына «врага народа», в 1940 году Евгений Владимирович с отличием окончил литературный факультет Московского областного педагогического института[1]. Во время учёбы, в 1939 году, он вступил в брак с Татьяной Александровной Винокуровой[2].

В 1941 году Евгений Владимирович с семьей уехал в эвакуацию в город Канаш Чувашской АССР (в начале войны детей «врагов народа» в армию не призывали). Там он работал на Канашском вагоноремонтном заводе. В Чувашии семья Амбарцумовых претерпела много лишений, от дифтерии умерла старшая дочь Евгения Владимировича, Наталья. В 1942 году Евгений Владимирович был призван в РККА Канашским РВК[3]. В 1943 году попал на фронт[4]. Служил санинструктором в 239-м гвардейском артиллерийском полку, участвовал в форсировании реки Свирь и боях на озере Балатон. 9 июля 1944 года, во время наступательных боев в Карело-Финской ССР, был награждён медалью «За отвагу», за то, что под сильным огнём противника оказал первую помощь трём тяжелораненым бойцам и своими силами вынес их с поля боя в зону безопасности[5]. Окончил войну в звании гвардии младшего сержанта.

После войны Евгений Владимирович возвратился в Москву. Некоторое время работал по специальности в библиотеке Государственного литературного музея.

Под влиянием известного богослова, протоиерея Петра Гнедича (1906—1963), Евгений Владимирович принял решение стать священником[3]. Для этого семье Амбарцумовых пришлось переехать в Ленинград, так как в Москве человеку с высшим образованием было практически невозможно стать священнослужителем[6].

С 1947 года работал главным библиографом, а впоследствии директором научной библиотеки Института литературы Академии наук (Пушкинского Дома) в Ленинграде[7].

В 1951 году стал библиотекарем Ленинградской духовной академии. В том же году епископ Лужский Симеон (Бычков) рукоположил его во диакона, а через три дня во пресвитера[1]. Cлужил в Князь-Владимирском и Николо-Богоявленском соборах Ленинграда.

В 1959 году возведён в сан протоиерея[1].

Митрополитом Гурием (Егоровым) назначен секретарём Ленинграской епархии. Остался на этой должности После назначения на кафедру Никодима (Ротова)[8]

В 1960 году назначен сотрудником ОВЦС. В составе делегаций Русской Православной церкви посетил Германию, Японию, США[1].

С 1962 по 1967 год нёс послушание настоятеля Троицкого собора закрытой тогда Александро-Невской лавры и благочинного патриарших приходов в Финляндии. Награждён орденом Святого Агнца III степени Финской Автономной Православной Церкви[1].

В 1965 году по благословению митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова) назначен преподавателем Конституции СССР в ЛДА[1].

Оказал влияние на становление будущего патриарха Московского и всея Руси Кирилла (Гундяева). Патриарх рассказывает об этом так:

Один очень мудрый ленинградский священник, Царствие ему Небесное, отец Евгений Амбарцумов, который преподавал у нас в духовной академии, узнав, что я подал прошение о монашестве, сказал мне:

— Володя, ты отдаешь себе отчет, что ты сделал?

— Да, но не до конца.

— Ты же решил судьбу не только за себя, двадцатидвухлетнего мальчика. Ты сказал «да» и за тридцати-, и сорока- и пятидесятилетнего мужчину. И за шестидесятилетнего, и семидесятилетнего старика. Ты за всех за них сказал «да». А не может получиться так, что вот этот семидесяти-, шестидесятипятилетний будет потом плеваться на тебя?

— Не знаю. На это у меня нет ответа.

Тогда я отдал себя в руки Божьи. Как бы проведя черту, сказал себе: «27 марта 1969 года — это тот день, когда я должен решить. Если к этому времени не женюсь, принимаю монашество».

[9]

С 1967 года и до смерти был настоятелем Князь-Владимирского собора.

Заочно окончил Ленинградскую духовную семинарию. По благословению Ленинградского митрополита Никодима (Ротова), в 1960-е годы преподавал предмет «Конституция СССР» в Ленинградской духовной академии, а также литургику и практическое руководство для пастырей в Ленинградской духовной семинарии. В 1969 году удостоился степени кандидата богословия и учёного звания доцента. Автор ряда статей в Журнале Московской Патриархии[7].

26 ноября 1969 года скончался после продолжительной тяжёлой болезни. Отпевание в Князь-Владимирском соборе совершил ректор ЛДА епископ Тихвинский Герман (Тимофеев) в сослужении 30 священников и диаконов. На отпевании присутствовал генеральный консул Финляндии.

Отец Евгений похоронен на кладбище в городе Всеволожске Ленинградской области[7].

Семья и дети

  • Отец — протоиерей Владимир Амбарцумов
  • Сестра — Лидия, супруга известного церковного деятеля и богослова, протоиерея Глеба Каледы
  • Супруга — Татьяна Александровна Винокурова
Дети

Напишите отзыв о статье "Амбарцумов, Евгений Владимирович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 [old.spbda.ru/info/prot_evgeniy_ambartsumov.html Протоиерей Евгений Амбарцумов]
  2. www.spbda.ru/info/prot_evgeniy_ambartsumov.html, battleofmoscow.lotos2.ru/mail2.php
  3. 1 2 [rusk.ru/st.php?idar=321294 Русская линия / Библиотека периодической печати / Наследники святости]. [www.webcitation.org/6FjbvON9D Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
  4. [battleofmoscow.lotos2.ru/mail2.php. Хостинг-Центр]
  5. ЦАМО. Ф.33. Оп.717037. Д.831.
  6. [battleofmoscow.lotos2.ru/mail2.php 70 лет со дня битвы под Москвой | Письма с фронта | Амбарцумов Евгений Владимирович]
  7. 1 2 3 [www.spbda.ru/info/prot_evgeniy_ambartsumov.html Протоиерей Евгений Амбарцумов — Информационные страницы — Санкт-Петербургская Православная Духовная Академия]. [www.webcitation.org/6Fjbx4eG9 Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
  8. [www.pravmir.ru/otec-evgenij-ambarcumov-on-umel-nesti-veru-i-cherez-barery/ Отец Евгений Амбарцумов: "Он умел нести веру и через барьеры"! | Православие и мир]
  9. [ekklezia.ru/blogi/1233-slozhnyiy-zhanr-patriarh-kirill-o-svoey-zhizni-film.html Сложный жанр. Патриарх Кирилл о своей жизни (+ Фильм) — Православные блоги]. [www.webcitation.org/6FjbyQ2tp Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].

Ссылки

  • [www.pravmir.ru/otec-evgenij-ambarcumov-on-umel-nesti-veru-i-cherez-barery/ Отец Евгений Амбарцумов: “Он умел нести веру и через барьеры”!] // pravmir.ru, 3 июня 2008 г.

Отрывок, характеризующий Амбарцумов, Евгений Владимирович

– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.