Амбитус (музыка)
А́мбитус (лат. ambitus — обход) — категория модального лада, обозначающая совокупность всех звуков мелодии, расстояние от высшего до низшего её тонов, то есть её объём. Значение амбитуса раскрывается во взаимодействии с месторасположением в нём важнейших модальных функций — финалиса и тенора. Термин применяется преимущественно по отношению к западной церковной монодии, а также по отношению к западному многоголосию IX-XVI веков, в исследованиях старомодальной гармонии (в этом случае говорят о гармоническом амбитусе, т.е. объёме созвучий)[1].
Термин ambitus систематически употребляется в музыкально-теоретических трактатах начиная с эпохи раннего Возрождения, т.е. примерно через пятьсот лет после появления первых теорий церковных тонов (модусов); впервые зарегистрирован в анонимном трактате середины XIV века:
| Summula musicaе Guidonis | Краткий свод Гвидоновой[2] музыки |
|---|---|
| Sciendum est ergo, quod ambitus est distantia sive proprium spatium, quod regula unicuique tono in scala musica indulget. | Итак, следует знать, что амбитус — это расстояние или надлежащее пространство, которое правило выделяет для каждого [церковного] тона в музыкальном звукоряде. |
Напишите отзыв о статье "Амбитус (музыка)"
Примечания
- ↑ «...специфическая для ренессансной модальной гармонии постановка вопроса о гармоническом амбитусе, то есть о совокупности применяемых в модальном ладу созвучий» (Холопов Ю.Н. Гармонический анализ. Часть 1. Москва, 1996, с. 14).
- ↑ Подразумевается Гвидо Аретинский.
Литература
- [www.music-dic.ru/html-music-keld/a/366.html Амбитус] // Музыкальный энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 30. — ISBN 5-85270-033-9.
- Ambitus // Lexicon musicum Latinum Medii Aevi, hrsg. v. M.Bernhard. Fasz.2. München, 1995, col.93.
Отрывок, характеризующий Амбитус (музыка)
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
