Амбракия
| Город
Амбракия
Ἀμπρᾰκία, позднее Ἀμβρᾰκία
Показать/скрыть карты
|
Амбракия (др.-греч. Ἀμπρᾰκία, Ампракия, поздн. Ἀμβρᾰκία, ион. Ἀμβρακίη) — древнегреческий город-государство в западной части Греции, располагался на берегах реки Арахтос (греч. Άραχθος), на месте современной Арты. Амбракия была основана коринфянами в 7 веке до н.э., в 3-2 веках до н.э. была столицей Эпирского царства.
История
В древнегреческих мифах основателем города называют Амвракса, сына Феспрота. По другой версии, честь основания города отдают Амвракии, дочери царя дриопов Меланея и Стратоники, сестры Эврита. Действительно, если на севере соседями амбракийцев были молосцы, то на востоке — дриопы (одно из афаманских племен).
Полагают, что город был основан между 650 и 625 годами до н.э. Горгом, сыном коринфского тирана Кипсела. Обнесенная крепостной стеной, Амбракия стала одним из опорных пунктов коринфян на морском пути из Эллады в Великую Грецию. Жители полиса занимались сельским хозяйством, рыболовством, заготовкой древесины для кораблестроения, вывозили продукцию городских ремесленников в Эпир. После изгнания Периандра — сына Горга в Амбракии установилась демократическая форма правления.
В составе общеэллинского союза Амбракия принимала участие в греко-персидских войнах. Семь её боевых кораблей сражались в морской битве при Саламине, пятьсот гоплитов — в сражении при Платеях. Амбракия поддерживала тесные торговые связи с Коринфом и была его верным союзником, а также враждовала с Керкирой, с которой воевала на стороне Коринфа в 433 году до н.э., в частности амбракитяне приняли участие в сражении при Сиботских островах. С началом Пелопонесской войны амвракитяне последовали за Коринфом и стали союзниками Спарты. Напротив, Амфилохия и Акарнания (соседи Амбракии) выступили на стороне Афин. В 426 году до н.э. в битве при Идомене (или при Олпах) амбракитяне были разгромлены объединенным войском афинян и акарнанцев. Эта катастрофа подорвала силы города.
В 338 году Амбракия была завоевана Филиппом II Македонским. Город избежал полного подчинения, но был вынужден принять македонский гарнизон. В 294 году до н.э. Амбракия перешла под власть эпирского царя Пирра, который сделал её столицей своего государства. В последующие десятилетия город пережил расцвет своего существования, его улицы были украшены дворцами, храмами, театрами, многочисленными скульптурами.
В 189 году до н.э. Амбракия была осаждена римским войском под командованием Марка Фульвия Нобилиора. Долгое время римляне не могли добиться успеха, но в ходе переговоров склонили амбракитян сложить оружие. Заняв Амбракию, Марк Фульвий приказал демонтировать все городские скульптуры и вывезти их в Рим. Завоеватели даровали Амбракии номинальный статус свободного города. Когда император Август основал на юго-западной оконечности Эпира город Никополь, в него была принуждена переселиться большая часть амбракитян, и сама Амбракия постепенно запустела. Уже в византийские времена на месте старого полиса выросло новое поселение под названием Арта. От античного города сохранились лишь остатки большой хорошо сложенной каменной стены.
Напишите отзыв о статье "Амбракия"
Ссылки
|
Это заготовка статьи о Греции. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 7 июля 2014 года. |
Отрывок, характеризующий Амбракия
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
