Амвросий (Либин)
| Епископ Амвросий | ||
| ||
|---|---|---|
| 14 июля 1929 — 21 ноября 1937 | ||
| Церковь: | Русская православная церковь | |
| Предшественник: | Феодосий (Ващинский) | |
| Преемник: | Симеон (Бычков) | |
| Имя при рождении: | Николай Ксенофонтович Либин | |
| Рождение: | 14 (26) января 1878 Калуга | |
| Смерть: | 29 ноября 1937 (59 лет) Саратов | |
| Принятие священного сана: | декабре 1919 года | |
| Епископская хиротония: | 14 июля 1929 | |
Епископ Амвросий (в миру Николай Ксенофонтович Либин; 14 (26) января 1878, Калуга — 29 ноября 1937, Саратов) — епископ Русской православной церкви, епископ Лужский, викарий Ленинградской епархии.
Биография
Родился 14 января 1878 года в Калуге в семье чиновника из дворян.
В 1901 окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета.
С 4 сентября 1901 года — помощник присяжного поверенного. С 4 сентября 1906 года — присяжный поверенный, практиковал в Петербурге по адресу: Гусев переулок, д. 3, кв. 5. У него был помощник: с 3.01.1909 г. — А. В. Сомов.[1]
В декабре 1919 года рукоположен во диакона к Казанскому собору Петрограда, 22 мая 1920 года — во священника к тому же собору, где служил до февраля 1923 года Ключарь собора, в 1921 году возведён в сан протоиерея.
Арестован 28 февраля 1923 года, освобождён 14 марта за отсутствием состава преступления.
Вновь арестован 3 февраля 1924 года по делу о «православных братствах».
Приговорен 26 сентября 1924 года к двум годам концлагерей. Отбывал срок на Соловках; в лагере работал письмоводителем канцелярии, был членом иконографической комиссии Соловецкого музея.
После освобождения в ноябре 1926 — декабре 1927 годов служил в кафедральном соборе Воскресения Христова (Спаса-на-Крови).
При появлении в Ленинграде оппозиции «непоминающих» остался в послушании каноническому священноначалию и был вынужден уйти из собора.
В июле 1928 года пострижен в мантию, возведён в сан архимандрита и назначен наместником Александро-Невской лавры, вместо ушедшего к иосифлянам епископа Григория (Лебедева).
14 июля 1929 года хиротонисан во епископа Лужского, викария Ленинградской епархии, с оставлением наместником лавры.
10 октября 1933 года освобождён от звания наместника Александро-Невской лавры в связи с тем, что «она существует уже не как монастырь, а как приход».
Арестован в Ленинграде 20 марта 1935 года и по Постановлению особого совещания при НКВД СССР направлен в ссылку в Саратов сроком на 5 лет.
3 ноября 1937 года арестован по обвинению в «антисоветской агитации в церкви во время службы».
21 ноября 1937 года приговорён к расстрелу. Расстрелян 29 ноября 1937 года в Саратове.
Напишите отзыв о статье "Амвросий (Либин)"
Примечания
- ↑ Список присяжных поверенных округа Санкт Петербургской судебной палаты и их помощников к 31 января 1914 г. СПб.,1914. — С.81.
Ссылки
- [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_4196 Амвросий (Либин)] на сайте «Русское православие»
- [www.pravenc.ru/text/114388.html Амвросий] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 144. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2
Отрывок, характеризующий Амвросий (Либин)
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
