Амвросий (Морев)
 |
Даты в этой статье приведены по юлианскому календарю. |
| Епископ Амвросий | ||
| ||
|---|---|---|
| 19 января 1835 — 15 октября 1854 | ||
| Предшественник: | Иоанн (Доброзраков) | |
| Преемник: | Варлаам (Успенский) | |
| ||
| 1 февраля 1832 — 19 января 1835 | ||
| Предшественник: | Афанасий (Протопопов) | |
| Преемник: | Иоанн (Доброзраков) | |
| ||
| 1 декабря 1828 — 1 февраля 1832 | ||
| Предшественник: | Стефан (Романовский) | |
| Преемник: | Иннокентий (Сельнокринов) | |
| ||
| 17 июня 1823 — 1 декабря 1828 | ||
| Предшественник: | Феофил (Татарский) | |
| Преемник: | Аркадий (Фёдоров) | |
| Учёная степень: | кандидат богословия | |
| Имя при рождении: | Алексей Иванович Морев | |
| Рождение: | 1785 Бежецкий уезд, Тверская губерния | |
| Смерть: | 15 октября 1854 Пенза, Пензенская губерния | |
| Принятие монашества: | 1806 | |
| Епископская хиротония: | 17 июня 1823 | |
Епископ Амвросий (в миру Алексей Иванович Морев; 1785, Бежецкий уезд, Тверская губерния — 15 (27) октября 1854, Пенза) — епископ Русской православной церкви, епископ Пензенский и Саранский.
Биография
Родился в 1783 году в семье сельского священника Бежецкого уезда Тверской губернии.
Образование получил в Тверской духовной семинарии, затем в Александро-Невской духовной академии. В 1806 году пострижен в монашество. Академию окончил в 1807 году со степенью кандидата богословия[1] и был оставлен репетитором в младших классах.
С 16 августа 1813 года — префект, с августа 1814 — профессор философии и инспектор Новгородской духовной семинарии.
7 марта 1816 года возведён в сан архимандрита Новгородского Антониева монастыря.
С 23 января 1822 года — ректор Орловской духовной семинарии и настоятель Брянского петропавловского монастыря.
17 июня 1823 года хиротонисан во епископа Оренбургского и Уфимского.
Во время пребывания в Уфе преосвященный Амвросий построил каменные здания для консистории, епископского дома и семинарии. За ходом строительства следил он сам. При нём было открыто попечительство о бедных духовного звания, основан в 1827 году Мироносицкий женский монастырь. В 1826 году организована первая в Уфимской епархии женская община в селе Ветьках Мензелинского уезда — в 1832 году она была переведена в Уфу и послужила основанием Благовещенского монастыря. При епископе Амвросии началась усиленная борьба с расколом и была открыта первая единоверческая церковь в Оренбургской губернии. Большое внимание преосвященный Амвросий уделял образованию духовенства. Он усиленно привлекал детей уральского духовенства к получению образования. Епископ Амвросий дал указание священникам, имеющим образование, обязательно произносить проповеди в воскресные и праздничные дни.
1 декабря 1828 года переведён в Волынскую епархию.
В период его служения на Волыни в лоно Православной Церкви были возвращены Почаевский монастырь, Белостокский монастырь и несколько храмов Волынской епархии. Преосвященный Амвросий Противодействовал прозелитизму униатов в Дубенском повете.
С 1 февраля 1832 года — епископ Нижегородский.
На новой кафедре он благоустроил Городецкий Феодоровский монастырь, учредил единоверческий женский монастырь в Василёвой (Васильевой) слободе.
Имел неуравновешенный характер. Когда обер-прокурор Святейшего Синода С. Д. Нечаев предписал епархиальным архиереям строго разобраться в наличном составе приходских дьяконов, епископ Амвросий без всякого следствия подверг высшей мере наказания, то есть исключению из духовного звания, многих дьяконов, даже совершенно не замешанных ни в каком предосудительном деле. Синод нашёл действия Нижегородского архиерея несправедливыми и отменил некоторые из его распоряжений. Но преосвященный Амвросий, позволив себе неуместные суждения и выражения о синодальном постановлении, прислал в Синод формальные обвинения наказанных им дьяконов. Обер-прокурор признал необходимым «вразумить» провинившегося архиерея и перевести его с понижением в «третьего классу низшей степени» епархию.
19 января 1835 года он был переведён в Пензенскую епархию под строгий секретный надзор полиции.
В 1836 году разгорелся новый конфликт: Синод «признал предосудительным и весьма вредным для управления епархией» неоднократные случаи назначения Амвросием на епархиальные должности своих родственников.
Скончался 15 октября 1854 года в Пензе.
Напишите отзыв о статье "Амвросий (Морев)"
Примечания
- ↑ Неясно, почему источники называют его «кандидатом»: в то время таких степеней ещё не было.
Литература
- [dlib.rsl.ru/viewer/01002888471#?page=88 Амвросий, епископ пензенский] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
- [dlib.rsl.ru/viewer/01003545493#?page=36 Списки архиереев и архиерейских кафедр иерархии всероссийской со времени учреждения Святейшаго правительствующаго синода (1721—1871)] / Сост. Юрий Толстой. — СПб.: в Синодальной тип., 1872. — С. 32. — 153 с.
- Г. Е. Колыванов [www.pravenc.ru/text/114392.html Амвросий] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 144—145. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2
| ||||||||
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Амвросий (Морев)
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
