Амель, Жак

Жак Амель
Jacques Hamel
Род деятельности:	католический священник
Дата рождения:	30 ноября 1930(1930-11-30)
Место рождения:	Дарнеталь
Гражданство:	Франция Франция
Дата смерти:	26 июля 2016(2016-07-26) (85 лет)
Место смерти:	Сент-Этьен-дю-Руврэ
Сайт:	[rouen.catholique.fr/diocese/lannuaire/pretres/abbe-jacques-hamel/ Страница на сайте диоцеза Руана]

Жак Амель (фр. Jacques Hamel, 30 ноября 1930, Дарнеталь — 26 июля 2016, Сент-Этьен-дю-Руврэ) — французский католический священник, убитый террористами.

Биография

Родился в городке Дарнеталь к западу от Руана 30 ноября 1930 года. С шести лет пел в церковном хоре. В школьные годы помогал кюре, в 14 лет оставил школу и поступил в семинарию. В 1952 году, призванный в армию, служил в Алжире рядовым, отказавшись от звания офицера (как он говорил, чтобы не быть должным отдавать приказы убивать).

Прошел обряд рукоположения 30 июня 1958 года и стал священником в католической церкви Святого Антуана в Пети-Кевийи. Через девять лет был назначен священником церкви Нотр-Дам де Лурд в Соттевиль-ле-Руане, в 1975-м стал приходским священником в Сент-Пьер-ле-Эльбеф, а в 1988-м — приходским священником в Клеоне. Все это — храмы в окрестностях Руана. В церкви Сент-Этьен-дю-Рувре служил с 2000 года, в 2005-м передал приход другому священнику — Огюсту Моанда-Фюати, но продолжал служить в церкви как помощник священника.

По словам Огюста Моанда-Фюати, отец Жак не воспользовался своим правом удалиться на покой в 75-летнем возрасте, «потому что чувствовал себя полным сил». Он продолжал крестить младенцев, служил мессы, помогал прихожанам, был «всеобщим дедушкой». «Он был очень популярным, хорошим человеком, простым и скромным. Нам многое дали его опыт и мудрость… Он служил людям почти всю свою жизнь… Он очень спокойно отнесся к реформе церкви, был не слишком традиционным, но и не слишком либеральным. Он приветствовал все реформы Папы Римского. Его непредубежденность сделала его тем, кто не боится перемен».

26 июля 2016 г. был убит на мессе ворвавшимися в храм террористами, связанными с ИГИЛ.

Реакция католической церкви

28 июля кардинал Шон О’Мелли, члена Совета девяти кардиналов, сказал, что убийство отца Амеля «может пробудить сознание и веру многих христиан» и что оно «отвечает критериям мученичества», потому что оно было совершено in odium fidei («ради ненависти к вере»). Радио Ватикана продолжило: «Руководству французской церкви, и в особенности Руанской архиепархии, предстоит задуматься о процессе беатификации отца Жака». Энтони Фишер, архиепископ Сиднея, член Конгрегации доктрины веры, подтвердил, что убийство было совершено in odium fidei. 13 августа архиепископ Руана Доминик Лебрен сообщил, что «сохраняет, как драгоценности, все свидетельства об отце Жаке» и «готов начать процесс канонизации в установленный срок пяти лет».

Ссылки

• [rouen.catholique.fr/diocese/lannuaire/pretres/abbe-jacques-hamel/ Страница на сайте диоцеза Руана]
• [fr.aleteia.org/2016/07/26/video-un-reportage-de-2009-sur-le-pere-jacques-hamel/ Репортаж 2009 г. об отце Жаке (видео)]
• [ru.radiovaticana.va/news/2016/07/28/%D0%BE_%D0%B6%D0%B0%D0%BA_%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D0%BB%D1%8C_%D1%81%D0%B2%D0%B8%D0%B4%D0%B5%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C_%D1%81%D0%BB%D1%83%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F_%D0%B8_%D0%B1%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0/1247353 Последнее обращение к прихожанам, в переводе Радио Ватикана]

Отрывок, характеризующий Амель, Жак

– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.