Аменемхет I

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фараон Древнего Египта
Ментухотеп IV Сенусерт I
Аменемхет I
XII династия
Среднее царство

Аменемхет I на рельефе из его гробницы в районе Лишта
Хронология
  • 1976 — 1947 гг. до н. э. (29 лет) — по Ю. фон Бекерату
  • 1939/38 — 1909 гг. до н. э. (30 лет) — по Schneider
Аменемхет I на Викискладе

Аменемхет I — фараон Древнего Египта, правивший приблизительно в 1976 — 1947 годах до н. э., основатель XII династии (Среднее царство).





Родственные отношения и приход к власти

Приход Аменемхета к власти предсказан в так называемом «Пророчестве Неферти». В этом тексте, якобы относящемся к эпохе Древнего царства, жрец Неферти, мудрец, родом из Гелиополя, служитель богини Баст советует фараону Снофру положить конец засилью иностранцев в Египте, что поможет предотвратить надвигающийся бунт, который, впрочем, будет подавлен благодаря царю-восстановителю Амени (сокращенное имя основателя XII династии Аменемхета I), который должен прийти с юга.

«Люди чужой страны будут пить из реки Египта… Эта страна будет разграблена… Возьмутся за оружие ужаса, в стране будут мятежи… Всё хорошее улетит. Страна погибнет, как ей предопределено… Будет разрушено всё находящееся… Полевые плоды будут малы, а меры зерна — велики, будут мерить ещё при прозябании. Солнце… будет светить всего час, не заметят наступления полудня. Не будут измерять тени… Страна в несчастии. Я сделаю нижнее верхним… Бедный будет собирать сокровища, вельможи сделаются ничтожными… Явится царь с юга — Амени имя его. Он родится от женщины из Нубии; он родится внутри Нехена. Он примет верхне-египетскую корону, он возложит на себя нижне-египетскую корону. Он соединит обе короны и примирит любовью Хора и Сета… Люди во время „сына знатного человека“ будут радоваться и увековечат имя его во все века, ибо они удалены от бедствия. Злоумыслители опустят свои лица из страха перед ним. Азиаты падут от меча его, ливийцы — перед его пламенем… бунтовщики — пред его силой. Змея урея, что на челе его, смирит пред ним мятежников. Выстроят „Стену Повелителя“, не допускающую в Египет азиатов, которые будут просить воды, чтобы напоить свои стада. Правда снова займет подобающее ей место, а ложь будет изгнана. Будет радоваться этому всякий входящий, находящийся в свите царя. Мудрый будет возливать за меня воду, увидав, что наступило сказанное мною…»

Предполагают, что Аменемхет I происходил из простой семьи. Надписи из Карнака сообщают об «отце бога» Сенусерте («богом» называли царствующего фараона), как об отце Аменемхета I; однако ничего не сообщают ни об его происхождении, ни об его имущественном положении. В «Пророчестве Неферти» мать Аменемхета Нофрет названа «женщиной из Та-сети» (I ном Верхнего Египта), возможно, она была даже нубийкой, ибо в этом пророчестве она названа пришедшей с юга.

Имя Аменемхета («Амон впереди» или «Амон во главе») говорит о преданности богу Амону, до того времени незначительному богу неизвестного происхождения, который, кажется, утвердился в области Фив где-то во времена XI династии, и к моменту пришествия к власти Аменемхета потеснил Монту, верховного бога Фив. Из этого можно заключить, что Аменемхет происходил из Верхнего Египта. Аменемхет принял дополнительный титул «Уехем-месует» («Повторяющийся рождениями» или «Повторяющийся в потомках»), подразумевая, что он был родоначальником новой династии. Но в то же время Аменемхет I, по-видимому, находился в родственных отношениях с XI династией. Во всяком случае, члены XII династии считали Антефа II Великого за своего предка.

Среди историков нет единого мнения о том, каким образом Аменемхет пришёл к власти. Возможно, визирь Ментухотепа IV, последнего царя XI династии, носящий имя Аменемхет, и фараон Аменемхет I были одним и тем же человеком. Каменная плита, найденная в Лиште, содержит имя как Ментухотепа IV так и имя фараона Аменемхета I, из чего можно сделать вывод, что Аменемхет мог быть соправителем на последних годах правления Ментухотепа IV. Это, в свою очередь, могло предполагать, что Ментухотеп IV готовил Аменемхета для трона. Если это действительно имело место, то это могло бы, частично, объяснить, как человек не царского происхождения стал основателем новой династии.

Родословие Аменемхета I

Имя

Внутренняя политика

С другой стороны, есть данные о том, что престол достался Аменемхету I не без борьбы; по крайней мере, два претендента были повержены. Из надписи его сподвижника Хнумхотепа, впоследствии номарха XVI нома Верхнего Египта Махедж, известно, что ему пришлось кого-то «изгнать из Египта» и иметь дело с неграми и азиатами. Хнумхотеп явился к Аменемхету с двадцатью кедровыми кораблями, и он затем овладел «долиной, горами, обеими землями». Один из претендентов на престол — выходец из Нубии, некто Сегерсенти, который пользовался поддержкой южных царств, укрылся в Нубии, и Аменемхет вынужден был послать Хнумхотепа с его флотом вверх по Нилу к Элефантине, пытаясь обнаружить мятежников. Не исключено, что Сегерсенти был родственником Аменемхета или воспитывался вместе с ним, судя по намекам на события связанные со сменой династий в «Пророчестве Неферти». Своего сподвижника Хнумхотепа I Аменемхет посадил номархом в обособленном для этой цели Махедже.

Аменемхет, с одной стороны, опирался на знать, а с другой — успешно боролся с сепаратизмом номархов, явно заменял правителей на местах: в Элефантине, Ассиуте, Кусаи и т. д. Из пространной бенихассанской надписи видно правовое положение номархов по отношению к царю XII династии. Фараон утверждал в правах наследования и регулировал пограничные отношения, решал в сомнительных случаях вопросы о преемственности, наследстве и тому подобное. Так Аменемхет I, прибыв лично, утвердил Хнумхотепа I «князем и начальником восточных стран, поставил южную границу, утвердил северную, как небо», а через некоторое время поручил ему управление и соседним номом, когда там прекратилась владетельная фамилия. Он «поставил пограничные столбы: на юге до нома Гермопольского, на севере — до нома Кинополь; он разделил великую реку пополам, воды, поля, деревья, пески до западных высот».

Внутренняя политика Аменемхета была нацелена на ломку власти местных правителей, которые в эпоху Первого Переходного Периода управляли своими территориями, по-видимому, с неограниченной властью. И только тех вельмож, которые присягнули на верность основателю новой династии, он всячески возвышал.

Аменемхет и его сильные потомки из XII династии умели поддерживать свой авторитет, оставляя известные права и местным владетелям. Благодаря этому Египет и пользовался благосостоянием: с одной стороны, множество местных культурных центров, династии, привязанные к провинциальным интересам и усиленно заботившиеся о своих углах; с другой — сильная центральная власть, препятствовавшая развитию центробежных сил и сепаратистских стремлений.

Многочисленные «домоправители» и «великие домоправители», часто упоминаемые в это время, вероятно заведовали царским имуществом в пределах номов. Это были важные лица, подобно феодалам, обладающие поместьями и крестьянами. Вероятно, они стояли в подчинении к «казначею», в ведении которого была податная часть, рудники, каменоломни и тому подобное.

Основание новой столицы

Желая избавиться от влияния фиванского жречества, поддержавшего нового фараона в его борьбе за трон, а также для того, чтобы находится поближе к азиатским границам, Аменемхет I перенёс столицу из Фив во вновь основанный город, южнее старой столицы, Мемфиса, где-то рядом с оазисом Файюм. Фараон выбрал такое место, где он легко мог контролировать как Верхний, так и Нижний Египет. Назвал он свой город — Ити-тауи[en] («Захвативший обе земли»). Факт, что он не возвратился просто к Мемфису, а преднамеренно выбрал новый участок для своей столицы, показывает, что он хотел дистанцироваться от ранее установленных центров власти, не желая возвысить ни одного из них перед другими.

Местонахождение этого города пока не установлено, но он, безусловно, находился где то рядом с пирамидой Аменемхета в Лиште. Судя по иероглифу квадратной крепости, снабженной зубчатыми стенами, всегда сопровождающему иероглифическое начертание названия этого города, новая столица представляла собою сильную крепость, своего рода военный центр страны. Аменемхет богато украсил город и выстроил там дворец.

«Я воздвиг дворец и украсил золотом палаты его; потолок их — из ляпис-лазури, стены — из серебра, пол — из сикоморы, ворота — из меди, запоры — из бронзы».

Введение практики соправительства

Наиболее важным свершением Аменемхета было введение в практику соправительства. Так как в кругу приближенных к нему должностных лиц возник заговор, который зашёл настолько далеко, что на особу царя было произведено вооруженное нападение ночью в его спальне, и фараон должен был выдержать схватку с нападающими.

«И вот случилось это после ужина, при наступлении ночи. Улегся я на ложе своё утомленный, и сердце моё погрузилось в сон. Но вот забряцало оружие — замыслили против меня злое; я уподобился червю пустыни. Я проснулся, чтобы сражаться, и был один. Если бы я схватил сразу оружие десницей своею, я обратил бы злодеев в бегство копьем. Но нет сил у пробудившегося в ночи, не боец — одинокий. Знаю, не будет мне без тебя, защитника моего, удачи. Смотри, подкралась беда без ведома моего, прежде чем оповестил я двор, что назначил тебя соправителем своим, прежде чем возвел я тебя на престол вместе с собою, и только ещё помышлял о совместном правлении нашем, ибо не был я подготовлен к тому, что случилось, не предвидел я этого, не ведало сердце моё, что дрогнет стража моя.»

Вскоре после этого случая и, без сомнения, под его влиянием Аменемхет назначил своего сына Сенусерта I соправителем (20-й год правления Аменемхета)[1]. Они делили трон в течение 10 лет, вплоть до смерти Аменемхета.

Этот обычай продолжали сохранять на протяжении всей XII династии. Аменемхет попытался передать сыну навыки искусства быть царём в так называемом «Поучении Аменемхета», и более чем преуспел в обучении. Сенусерта I стал одним из величайших правителей Египта, легендарным фараоном. В этом интересном произведении Аменемхет I, в частности, говорит: «Остерегайся черни, дабы не случилось с тобою непредвиденного. Не приближайся к ней в одиночестве, не доверяй даже брату своему, не знайся даже с другом своим, не приближай к себе никого без нужды.»

Военные походы

Многие надписи и указания папирусов подтверждают факт, что царь Аменемхет I был фараон воинственный. Большое внимание Аменемхет уделял войне с азиатскими племенами на северо-восточной границе Египта. Он оттеснил бедуинов от Дельты и усилил там границу постройкой крепости (или целого ряда крепостей, соединённых в одно звено), получившей название «Стены повелителя», где был помещён сильный гарнизон, «чтобы отражать бедуинов, чтобы сокрушать тех, кто кочует среди песков» и контролировать передвижения между Египтом и Азией. Точное местоположение и природа этих «Стен повелителя» не известны, но они упомянуты и в «Пророчестве Неферти» и в «Сказании о Синухете», показывая, что более поздние поколения рассматривали их как одну из самых важных особенностей правления Аменемхета.

Надписи датируемые 24-м годом правления Аменемхета и 4-м годом правления Сенусерта, говорят что египетский полководец Нессумонту совершил поход на Синайский полуостров против «жителей пустыни», племён хериуша и ментиу и «истребил их жилища». О том, что фараон Аменемхет I проявлял интерес к восточной пустыне, свидетельствует стела с его именем, найденная на побережье Красного моря у Джебель Зейт. Уже в то время здесь существовало временное поселение египтян. Жившие там люди добывали нефть и битумную массу, остатки которой до сих пор сохранились. Египтяне использовали её в судостроении и, возможно, при совершении ритуальных действ. Поселение просуществовало до эпохи Рамессидов.

На 29-м году правления Аменемхета египетская армия совершила победоносный поход в Нубию. Судя по надписи, вырезанной на скале при входе в ущелье Гиргагу, к которому ведёт дорога от Короско, египтяне разгромили область Уауат, и взяли там богатую добычу и много пленных. Заметим, что из других надписей известно, что в страну Уауат можно прибыть не только сухим путём, но и морем, и притом положение Короско уже даёт указание, где лежала эта страна; поэтому её можно отождествлять с золотоносной долиной Аллаки, которая простирается от Короско к юго-востоку и доходит до моря. Видимо, этим походом руководил Сенусерт. Сохранился камень, на котором есть указание, что при Аменхотепе был поставлен над золотоносными рудниками особый начальник, что доказывает, что власть его простиралась за первые пороги в Нубии.

В самом конце царствования Аменемхета его сын Сенусерт совершил большой поход в Ливию с целью угона скота и военнопленных.

«Войско услал его величество против земли Техену (Ливии), причем старший сын его был во главе его — бог благой Сенусерт; он был послан сокрушить страны иноземные, чтобы истребить находящихся среди Техену; он приходил и приводил бесконечное множество пленных Техену и всякого рода скот…».

В своём «Поучении» Аменемхет замечает: «Я ходил до Элефантины, я спускался до Дельты. Я стоял на границах страны. Я покорил страну Уауат, я захватил людей страны Маджаи, я изгнал азиатов, словно собак», а в «Сказании о Синухете» сказано, что «перед Аменемхетом страны были объяты таким же страхом, как перед Сехмет в годину мора».

Строительная деятельность и смерть Аменемхета I

В правление Аменемхета усилилось влияние культа бога Амона. Однако несмотря на преданность этому богу, Аменемхет, как кажется, не оставил много памятников в области Фив. Хотя возможно, какое то святилище Амона в Фивах им и было основано, откуда происходит его статуя из розового ассуанского гранита. Почитая Амона, Аменемхет не забывал и храма Птаха, в Мемфисе. Тому свидетели надписи в каменоломнях Моккатама, к востоку от Мемфиса, и в долине Хаммамата. Для выламывания и вытёсывания себе саркофага в Хаммаматской долине «из горы Раханну» Аменемхет посылал начальствующего над жрецами бога Хема, старшего жреца Антефа, сына Себекнехта.

Остатки храма Аменемхет I найдены и в Эцбет Рушди эль-Скира Ezbet Ruschdi el-Saghira близ Куантира Quantir. Размеры его составляют 42 м длины и 31 м ширины; колонны, дверные проемы и основания статуй были изготовлены из камня, а вся остальная постройка выполнена из глиняных кирпичей. Строительная деятельность Аменемхета засвидетельствована в Коптосе, Бубасте и Гермонтисе.

Причины смерти Аменемхета I до сих пор не известны. И поучение Аменемхета I сыну, и «Сказание о Синухете» дают явные указания на то, что фараон реально опасался убийства и, в конце концов, видимо, стал жертвой заговора. Тем не менее, эта теория принята не всеми египтологами. В «Сказании о Синухете» точно указан год смерти Аменемхета:

«В год тридцатый, в третий месяц сезона Разлива, в день седьмой бог поднялся в свой небесный чертог, царь Верхнего и Нижнего Египта Сехотепибра, он был восхищен на небо и соединился с солнечным диском, божественная плоть слилась с тем, кто её сотворил.»

В царском списке Туринского папируса продолжительность его правления сохранилась не полностью, известна последняя цифра — 9 лет, а количество десятков лет не поддаётся прочтению; срок его нахождения у власти условно принимается равным 29 годам. На основании вышесказанного принято считать, что Аменемхет I правил полных 29 лет и умер или был убит на 30-м году своего правления.

Почти 30-летнее правление Аменемхета стабилизировало обстановку в Египте, не только на время его правления, но и на все 200 лет продолжения Среднего царства, до наступления Второго переходного периода. Аменемхет владел, несомненно, всем Египтом «от города Абу (Элефантины) до Ату (прибрежные озёра) в Нижней земле».

Пирамида Аменемхета I

Своим местом захоронения царь не выбрал ни один из традиционных некрополей Древнего царства, а разместил его в Лиште, на входе в Фаюм, недалеко от новой столицы. Пирамида Аменемхета называлась Ка-нофер («Высокая и красивая»). Она имела основание около 80 × 80 м и достигала в высоту примерно 55 м. Что более определённое об её размерах сказать не возможно, так как ныне она сильно разрушена и возвышается всего метров на 15. Пирамида была сложена из небольших неправильной формы камней, укрепленных каменным каркасом из хорошо пригнанных блоков. Изнутри пирамида отделана блоками известняка, большинство из которых позаимствованы с развалин Древнего Царства в Гизе и Абусире. Снаружи пирамида была облицована белым турским известняком, также позаимствованным с древних монументов.

Внутреннее устройство пирамиды довольно просто, и этим оно несколько отличается от стандарта Древнего царства. Вход был расположен, традиционно, в центре северной стороны пирамиды, на уровне земли. Коридор плавно спускался к вестибюлю, расположенному в середине пирамиды, ниже уровня земли. Проход туда был заблокирован огромными каменными блоками, которые должны были воспрепятствовать ограблению могилы. От центральной палаты вертикальная шахта ведёт к погребальной камере. Погребальная камера пирамиды залита водой, проникшей туда через какую-то подземную трещину из Нила и препятствующей проникновению туда. Погребальная камера, вероятно, были ограблена ещё в древности.

От заупокойного храма, расположенного к востоку от пирамиды на искусственно созданной террасе, примыкающей к холму на котором расположена пирамида, почти ничего не сохранилось. Вероятно, терраса поминального комплекса Ментухотепа II в Дейр-эль-Бахри служила ему прототипом. От храма сохранились только склады для утвари, дверь купюры и алтарь из гранита. На алтаре изображено как делегаты египетских областей приносят жертвенные дары. Восходящая дорога из кладки известняковыми блоками, богато разукрашенная рельефами, соединяла его с храмом долины, который не был раскопан, потому что находится ниже уровня грунтовых вод. Рельефы осознанно подражают стилю Древнего царства и почти неотличимы от него.

Комплекс окружали две стены: внутренняя была сделана из известняковых блоков и включала пирамиду и заупокойный храм; внешняя была сооружена из глиняных кирпичей. В пределах внешнего кольца располагались несколько мастаб, а также 22 шахтные могилы, принадлежащих членам царской семьи и их окружения, включая сюда мать Аменемхета Нефрет, одну из его жен — мать Сенусерта I Нефертатенен, и его дочь Неферу, которая одновременно была и сестрой и главной женой Сенусерта. Так же там были захоронены визирь Аменемхета Антефокер и его казначей Рехуерджерсен. На юго-западном углу пирамиды найдена могила Сенебтиси. Погребение находится в хорошем состоянии, содержит богатые украшения и датируется концом XII династии.

Напишите отзыв о статье "Аменемхет I"

Примечания

  1. Древняя парная стела датирована тридцатым годом Аменемхета I и десятым годом Сенусерта I, что доказывает Сенусерт был сделан соправителем в 20-й год царствования Аменемхета I.

Литература

  • История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть 2. Передняя Азия. Египет / Под редакцией Г. М. Бонгард-Левина. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1988. — 623 с. — 25 000 экз.
  • Авдиев В. И. [annals.xlegio.ru/egipet/avdiev/avdiev.htm Военная история древнего Египта]. — М.: Издательство «Советская наука», 1948. — Т. 1. Возникновение и развитие завоевательной политики до эпохи крупных войн XVI—XV вв. до х. э. — 240 с.
  • Тураев Б.А.. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000044/index.shtml История древнего Востока] / Под редакцией Струве В. В. и Снегирёва И. Л. — 2-е стереот. изд. — Л.: Соцэкгиз, 1935. — Т. 1. — 15 250 экз.
  • [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.
  • Wolfgang Kosack. Berliner Hefte zur ägyptischen Literatur 1 — 12: Teil I. 1 — 6/ Teil II. 7 — 12 (2 Bände). Paralleltexte in Hieroglyphen mit Einführungen und Übersetzung. Heft 9: Die Lehre des Königs Amenemhet I. an seinen Sohn. Verlag Christoph Brunner, Basel 2015. ISBN 978-3-906206-11-0.

Ссылки

  • [ru-egypt.com/sources/pouchenie_tsarja_amenemheta Поучение царя Аменемхета]
  • [ru-egypt.com/sources/sinuhe_1 Рассказ Синухета]
XII династия

Предшественник:
Ментухотеп IV
фараон Египта
ок. 1976 — 1947 до н. э.
(правил приблизительно 29 лет)

Преемник:
Сенусерт I


Ошибка Lua: too many expensive function calls.

Отрывок, характеризующий Аменемхет I

– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.