Аменемхет II

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Аменемхет.
Фараон Древнего Египта
Сенусерт I Сенусерт II
Аменемхет II
XII династия
Среднее царство

Сфинкс с головой Аменемхета II. Лувр. Париж
Хронология
  • 1914 — 1879/76 гг. до н. э. (35 - 38 лет) — по Ю. фон Бекерату
  • 1877/76 — 1843/42 гг. до н. э. (34 - 35 лет) — по Schneider
Аменемхет II на Викискладе

Аменемхет II (правильнее Аман-ма-хи) — фараон Древнего Египта, правивший приблизительно в 1914 — 1879/1876 годах до н. э. из XII династии (Среднее царство).





Правление

Родственные отношения и первые годы правления

Сын Сенусерта I и его старшей жены царицы Нефру (Неферу). На последних 3 годах жизни своего отца (1929—1926) был соправителем отца. Его собственная супруга неизвестна, хотя в последнее время преобладает теория, что ей является царица Сенет, известная по двум статуям и, которую пока невозможно было отнести более ни к одному из властителей XII династии, кроме как к Аменемхету II. До сих пор Ити и Хнумит, могилы которых расположены близ его пирамиды, признавались его дочерьми. Однако, погребение этих женщин датируются, пожалуй, временем Аменемхета III, так что вопрос, были ли они его дочерьми, остаётся открытым.

Царствование Аменемхета II не особенно богато дошедшими до нас памятниками. Пожалуй, самым важным памятником его времени является фрагмент хроники, выбитый на большом камне и рассказывающий о событиях первого года его правления. Впоследствии, во времена Нового царства этот камень был использован для строительства в Мемфисе, где и был найден археологами. В хронике рассказывается о военной кампании в Южной Палестине и разрушении двух неназванных азиатских городов. Также упомянуты пожертвования различным храмам и принесение дани нубийцами.

Родословие Аменемхета II

Имя

Внешняя политика

Благодаря внешней политике, которую проводил Сенусерт I, Аменемхет II получил в наследство мощную процветающую державу и правил практически без войн в течение более 30 лет. Мирные отношения с бывшими традиционными врагами позволили Аменемхету II поднять авторитет Египта на Ближнем Востоке. Египет торговал с Сирией, Месопотамией, со странами Эгейского моря, установил торговые и дипломатические отношения практически со всеми африканскими странами, окружавшими Египет.

Египтяне оставили следы пребывания в Рас-Шамра, Мишрифе, Мегиддо. Там были найдены египетские статуэтки и скарабеи. Египетский сфинкс с именем дочери Аменемхета II Ити был обнаружен в сирийском городе Катне. Особенной заботой египтян пользовался сирийский порт Библ, где правящая знать даже оставила короткие иероглифические надписи с обращениями к египетским богам. Ювелирные украшения с картушами царя из царской гробницы в Вавилоне и украшения местной принцессы Ипшемуаби идентичны ювелирным изделиям, типичным для XII династии. В Египте были обнаружены сокровища в фундаменте храма Монту в Тоде южнее Луксора (Фивы). Среди прочих вещей найдены четыре бронзовых короба, крышки которых были расписаны иероглифами с именем Аменемхета II. В коробах находилось большое количество серебряных чаш из Ливана и из региона Эгейского моря, а также вавилонские цилиндрические печати и амулеты из ляпис-лазури.

Все эти сокровища, вероятно, были дипломатическими дарами или данью. Серебряные чаши представляли собой большую ценность, так как в Египте серебро ценилось дороже, чем золото. Многие из этих вещей, судя по шумерским надписям, изображениям азиатских божеств и зиккуратов, происходят из Месопотамии, что указывает на расширение внешних связей Египта.

О контактах с Критом через Великую Зелень (Уджи-Ур), как египтяне называли Средиземное море, свидетельствуют находки в Кноссе (включая большую часть статуи человека по имени Усер) и типичная минойская керамика, найденная в Египте около стен города Лахун и в абидосских гробницах.

Ко времени Аменемхета II (28-й год его правления) относится надпись о посещении страны Пунт, найденная на побережье Красного моря, около современного Вади Гауасис, несколько севернее Кусейра. В этой надписи «наследственный князь, казначей царя Нижнего Египта, начальник дворца Хент-хет-ур» воздает хвалу богам Хору и Мину за то, что он «благополучно вернулся из Пунта, [причем] воины его были с ним целы и невредимы и корабли его пристали к Сауу». Эта надпись не только дает нам египетское название гавани — Сауу, расположенной на берегу Красного моря, но и указывает новый путь, по которому египетские войска отправлялись в Пунт. Если при фараонах XI династии дорога к Красному морю вела от города Коптоса по высохшему руслу Вади-Хаммамата до порта Джау (современный Кусейр) откуда обычно шли в Пунт на кораблях, то фараоны XII династии отправляли свои экспедиции несколько севернее от города Куса до порта Сауу (современный Вади Гауасис).

Со времени правления Аменемхета II усилился приток азиатов в Египет. Произошло это, скорее, благодаря торговым отношениям, чем войнам. На одной из стел Аменемхет II изображён стоящим в колеснице, за которой тянется череда плененных азиатов. На конях же сидят связанные азиатские вожди. Всё чаще в Египте стали встречаться имена собственные «Азиат», «Азиатка». В то же время в египетском языке появляется всё больше ливанских имен.

Нижняя Нубия была полностью замирена, и теперь Аменемхет II приступил к эксплуатации её богатств. В Абидосе найден камень с надписью, сделанной сановником Аменемхета II Се-Хатором. На памятнике описывается путешествие, предпринятое по указу царя для осмотра новых земель и организации добычи золота. При этом Се-Хатор достиг страны Хеха (или Хех), что лежала несколько ниже 2-го порога. Он был, видимо, первым кто познакомился с этой страной. Надпись гласит:

«Я заложил рудниковые работы молодыми и заставил старых промывать золото. Я дошёл до передней страны (то есть Нубии). Негры этой страны явились, поражённые ужасом, который вселял в них властелин страны (то есть фараон). Я посетил страну Хех, осмотрел её водоёмы и гавани»

Несколько строк, найденных на скале в Асуане и относящихся ко времени совместного правления Аменемхета II и его сына Сенусерта II, доказывают, что и в это время было обращено особое внимание на Нубию, называемую в надписях «южной передовой землёй» (Хонт-хон-ноферт). В надписи сановник даёт отчёт о состоянии сторожевых пунктов южной границы и упоминает название страны Уауат, куда возможно был совершён поход.

Строительная деятельность и вельможи Аменемхета

О строительной деятельности фараона известно очень мало. В Гермополе им были воздвигнуты ворота перед тамошним храмом. Из камня хроники известно о его строительных работах в Дельте. На стелах из Абидоса сообщается о храме, который однако не может быть локализован, с достаточной уверенностью. Тот же, уже упоминавшийся сановник Се-Хатор рассказывает о восстановлении по приказу фараона пятнадцати статуй некого царя Амени (возможно, Аменемхета I), опрокинутых в один день (возможно, во время землетрясения, а может и в результате народных волнений). Чиновник хвалится, что он их восстановил в течение двух месяцев (двух лун), и что, якобы, ничего подобного не было сделано издревле.

Визирями (чати) в правление фараона были Сенусерт и Амени. Известны несколько казначеев, из которых в первую очередь нужно назвать Саисета, могила которого расположена в ареале пирамиды Аменемхета в Дахшуре. Другой казначей Мерукау руководил экспедицией в восточную пустыню. Хеперкара был верховным управляющим имуществом.

Пирамида Аменемхета

Пирамиду Аменемхет II построил в Дахшуре, на востоке от красной пирамиды Снофру. Причины заставившие отказаться от Лишта, где строили свои пирамиды его отец и дед, и выбрать местом своего упокоения старый некрополь основателя IV-й династии, остаются нам неизвестными. Возможно, что этим Аменемхет стремился провести параллель между своим родом и самой могущественной династией Древнего царства.

При строительстве пирамиды использовался камень, поэтому она была выше соседних кирпичных. В погребальную камеру можно попасть через вход на северной стороне. Она скрыта в одной из ниш просторного помещения со сложной горизонтальной проекцией и облицовкой из больших гранитных плит. Саркофаг сделан из блоков песчаника и вмурован в пол. В гробницах царских дочерей Ити и Хнумит было открыто одно из знаменитых «Дахшурских сокровищ» — это прекрасные образцы ювелирного искусства Среднего царства.

Согласно Манефону Аменемхет II правил 38 лет.[1] На Туринском папирусе срок его правления почти полностью утерян, поддается прочтению, что его нахождение у власти превышало 10 лет, а насколько неизвестно. Стела Хапу (Hapu) в Асуане помечена 3-м годом правления Сенусерта II и 35-м годом Аменемхета II, как бы подтверждая слова Манефона о 38 годах правления Аменемхета, что на данный момент и принимается большинством египтологов. Эта же стела подтверждает, что Сенусерт II стал соправителем в 32-й год царствования своего отца. Причём имя сына помещено перед именем отца, что, возможно, указывает, что Сенусерт был более доминирующим фараоном, чем, к этому времени уже совсем старый, Аменемхет II. Хотя такое предположение основано на слишком незначительном свидетельстве, для справедливой оценки ситуации.

По данным Манефона Аменемхет был убит придворными евнухами, но, возможно, Аменемхета II спутали с Аменемхетом I.

Напишите отзыв о статье "Аменемхет II"

Примечания

  1. ↑ [simposium.ru/ru/node/10151 Манефон. Египтика. Книга II, XII Династия]

Литература

  • История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть 2. Передняя Азия. Египет / Под редакцией Г. М. Бонгард-Левина. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1988. — 623 с. — 25 000 экз.
  • Авдиев В. И. [annals.xlegio.ru/egipet/avdiev/avdiev.htm Военная история древнего Египта]. — М.: Издательство «Советская наука», 1948. — Т. 1. Возникновение и развитие завоевательной политики до эпохи крупных войн XVI—XV вв. до х. э. — 240 с.
  • [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.
XII династия

Предшественник:
Сенусерт I 		фараон Египта
ок. 1914 — 1879 до н. э.
(правил приблизительно 38 лет)
Преемник:
Сенусерт II


Отрывок, характеризующий Аменемхет II

– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Аменемхет_II&oldid=78518896»