Аменемхет III

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фараон Древнего Египта
Сенусерт III Аменемхет IV
Аменемхет III
XII династия
Среднее царство

Голова статуи Аменемхета III в головном платке немес. Египетский музей. Берлин
Хронология
  • 1853 — 1806/05 гг. (47 - 48 лет) — по Ю. фон Бекерату
  • 1818/17 — 1773/72 гг. (45 лет) — по Schneider
Аменемхет III на Викискладе

Аменемхет III (греч. Лахарес) — фараон Древнего Египта, правивший приблизительно в 1853 — 1806 годах до н. э., из XII династии (Среднее царство).

Сын Сенусерта III. Тронное имя его было Ни-Маат-Ра («В Истине Ра».)





Свидетельства о правлении

В правление Аменемхета царская власть достигла апогея в эпоху Среднего царства. Важно отметить, что с воцарением Аменемхета III цепь гробниц номархов, дотоле непрерывная, внезапно пресекается. Видимо, Аменемхету, при помощи крутых мер и при опоре на незнатных служилых людей, составлявших костяк армии, удалось значительно ограничить могущество номархов. Границы царства были в значительной степени замирены его предшественниками, поэтому военные походы при Аменемхете были незначительными и предпринимались они довольно редко. Лишь изредка в надписях встречаются указания на «разгром Нубии и открытие стран Азии».

Правление Аменемхета сопровождалось интенсивной строительной деятельностью. Он улучшил устройство колоний на Синайском полуострове, обеспечив их водой и постоянной охраной, что позволило ему более широко проводить работы на местных медных рудниках и месторождениях бирюзы. На камнях здесь обнаружены более 50 надписей о длительных экспедициях между 2-м и 45-м годами царствования Аменемхета III. В надписи второго года правления говорится о доставке в Египет бирюзы и меди. Довольно необычен факт, что, несмотря на своё долгое царствование, сохранилось очень мало надписей от Аменемхета III. Они, тем не менее, дают высокую оценку его правлению и содержат длинные списки чиновников, казнохранителей, художников, начальников каменотесов и рабочих, которых фараон посылал в рудники. Все эти люди оставляли надписи на камнях в память о своем пребывании. Они называли своё имя и должность, призывали в помощь местных богов, преимущественно богиню Хатхор, «госпожу земли Мафкат» (бирюзы), а также бога Супт-Гора, «господина востока» и обожествленного царя Снофру (IV династия), которого считали покровителем Синайского полуострова.

При нём были завершены большие ирригационные работы в Файюмском оазисе, начатые ещё его предшественниками. Аменемхет возвёл огромную насыпь (длиной 43,5 км), благодаря чему была осушена огромная площадь Файюмского оазиса, пригодная для посевов. Греческие писатели сообщают, что египтяне соорудили шлюзы и плотины, при помощи которых избыточная вода нильского наводнения направлялась в Файюмское водохранилище (греч. Меридово озеро). В разное время озеро называлось: Ше — «озеро», Ше-ур — «великое озеро», Ми-ур — «великое море». По названию озера «Ше» называлась и вся область — Та-Ше — «Земля озера», от которого и произошло арабское Файюм. Место, где выходит нильский канал, чтобы углубиться в котловину Файюма, называлось Апе-Таш, то есть «ущелье земли озера». Здесь находилось Ра-хунт, или Ла-хунт, то есть «отверстие отвода воды» — шлюзы канала. Вероятно, и арабское название местности Эль-Лахун, и название «Лабиринт», данное греками (искаженное египетское слово Лаперо-хунт — «святилище при шлюзах канала»), произошли от Ла-хунт. Современные вычисления показывают, что таким способом можно было запасти достаточно воды, чтобы удвоить количество воды в реке, к низу от Файюма в продолжение 100 дней низкого стояния Нила.

На осушенной территории Файюмского оазиса был построен новый цветущий город Крокодилополь с храмом в честь бога-крокодила Себека. На северной точке этих земель были установлены два массивных пьедестала в форме усеченных пирамид, высотой более 6 м. На них были поставлены колоссальные монолитные статуи Аменемхета III. Они были высечены из жёлтого кварцита. Высота их составляла 11,7 м. Во время разлива пьедесталы частично были покрыты водой, и тогда статуи казались сидящими посреди озера.

В Файюме же Аменемхет возвёл величественное каменное здание, которым восхищались ещё греки, прозвавшие это огромное сооружение, с бесчисленными залами и переходами — Лабиринтом. Лабиринт имел размеры 244 × 305 м и состоял из 3000 комнат (из них 1500 подземных и 1500 надземных). Страбон говорит, что потолок каждой комнаты этого здания, состоял из единого камня, а также, что проходы покрыты, равным образом, сплошными плитами необычайных размеров; причём ни дерево, ни другие материалы при строительстве не употреблялись. Вероятно, Лабиринт являлся заупокойным храмом Аменемхета. Возможно также, что строительство этого храма, каждое из отдельных помещений, которого предназначалось, по-видимому, для изваяний многочисленных местных номовых и общеегипетских божеств, служило целям более прочного объединения страны под руководством правящей династии. Ныне от храма остались лишь немногочисленные обломки каннелированных колонн и фрагменты от рельефов, которые некогда украшали стены.

При Аменемхете продолжались разработки камня в долине Хаммамат. В одной из надписей на скалах говорится, что в 9-й год царствования Аменемхет III лично отправился в скалистую долину Рохан, чтобы дать повеления о ломке камня для строительства памятников в Пи-Себеке (Файюм) и для статуи фараона пяти локтей высоты.

Кроме Файюма Аменемхет вёл широкое строительство также и в других местах Египта. Он обновил храм в Аполлонополе-Магна (совр. Эдфу), построил новый храм Осириса в Абидосе, расширил храм Харшефа в Иераконполе. Обнёс древнюю столицу, город Нехеб (совр. Эль-Каб), большой кирпичной стеной, которая стоит и поныне. При Аменемхете процветала торговля. Аменемхет ввёл основную весовую медную единицу дебень, равную 91 грамму. Предпринимались попытки установить торговые связи с отдаленными малоизвестными районами. Так, на 45 году царствования Аменемхета (ок. 1798) египетская экспедиция во главе с Птауром проникла вглубь Сирии — «в таинственные долины, в области очень отдаленные, о которых никто раньше ничего не слыхал».

Имя

Родословие Аменемхета III

Пирамиды

Необычным было то, что Аменемхет построил для себя две пирамиды. Подобного не случалось со времён правления Снофру в эпоху Древнего царства. Одна пирамида (т. н. «Тёмная пирамида») (104 × 104 м) Аменемхета была возведена в Дахшуре из необожженного кирпича. Гранит использовался только для укрепления камер и для пирамидиона. В этой пирамиде он приказал сделать 2 входа: один, на традиционной северной стороне, вёл в лабиринт коридоров, заканчивающийся тупиком. Через другой, в юго-восточном углу, можно по такому же лабиринту спуститься в погребальную камеру с красным саркофагом. Однако в этой пирамиде Аменемхет похоронен не был. В ареале этой пирамиды находится гробница Эвет-иб-Ра, вероятно, царя следующей XIII династии.

Вторая пирамида (102 × 102 м) построена в Хаваре. Хаварская пирамида была центром вновь основанного царского некрополя, к которому, возможно, принадлежал и прославленный Лабиринт. Сейчас от неё остался лишь приплюснутый глиняный конус диаметром около 100 м и высотой 20 м. Вход в пирамиду расположен с южной стороны. Погребальная камера — прямо-таки чудо древнеегипетской техники. Огромная усыпальница (6,71× 2,4 ×1,83м) вытесана из цельной глыбы необычайного твердого жёлтого кварцита и весит свыше 100 тонн. Толщина стен составляет 60 см. Крышка из кварцита имеет толщину 1,2 м и вес около 45 тонн. Сверху камера перекрыта двухскатной крышей из двух известняковых блоков весом по 50 тонн каждый. В камере находятся два саркофага. Флиндерс Петри, прокопав ход под пирамиду и найдя погребальную камеру, обнаружил саркофаги пустыми, судя по надписям, в одном был похоронен сам Аменемхет, в другой — дочь Аменемхета Птахнефру, которой, впрочем, принадлежала ещё и расположенная неподалеку малая пирамида.

Время правления Аменемхета III оценивается от 45 до 48 лет (хотя Манефон упоминает лишь о 8 годах правления этого царя, которого он называет Лахарес/Ламарес/Лампарес[1]). Последний прижизненный источник известный нам датирован 46-м годом Аменемхета III. Он, как и его отец, оставил после себя серию замечательных скульптурных портретов прекрасной работы.

Напишите отзыв о статье "Аменемхет III"

Примечания

  1. [simposium.ru/ru/node/10151 Манефон. Египтика. Книга II, XII Династия]

Литература

  • История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть 2. Передняя Азия. Египет / Под редакцией Г. М. Бонгард-Левина. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1988. — 623 с. — 25 000 экз.
  • Авдиев В. И. [annals.xlegio.ru/egipet/avdiev/avdiev.htm Военная история древнего Египта]. — М.: Издательство «Советская наука», 1948. — Т. 1. Возникновение и развитие завоевательной политики до эпохи крупных войн XVI—XV вв. до х. э. — 240 с.
  • [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.
XII династия

Предшественник:
Сенусерт III
фараон Египта
ок. 1853 — 1806 до н. э.
(правил приблизительно 45—48 лет)

Преемник:
Аменемхет IV


Отрывок, характеризующий Аменемхет III

– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.