Американские пионеры
Американские пионеры (англ. American pioneers) — люди, которые в разные периоды истории США, но особенно в XVIII веке и в первой половине XIX века, переселялись на запад, заселяя новые территории.
Имели и другие названия — баквудсмены, скваттеры.
Условия жизни у Атлантического побережья, в Новой Англии, земли которой были менее плодородными, чем западные, способствовали миграции населения в новые, менее обжитые районы. Жителей отдаленных районов Вирджинии и Северной и Южной Каролины побуждало уходить все дальше на запад отсутствие дорог и каналов для доставки продукции на рынки побережья.
Пионер — это человек, который все время стремится на Запад, подобно бизону, гонимому наступающей цивилизацией. Ему мешает сосед, который поселился ближе, чем в десяти милях от него. И если он не видит больше дерева, которое, когда его подрубишь, упало бы не ближе чем в пятидесяти метрах от хижины, значит, надо распродаваться и уходить. (Из «Альманаха Дэви Крокетта», 1838)[1]
Некоторые пионеры переселялись для занятия земледелием вместе со своими семьями. Другие были трапперами (звероловами) или отправлялись на запад для занятия различными видами предпринимательской деятельности, без намерения поселиться там навсегда.
Пионерам на востоке США часто приходилось вырубать лес под пашню. На «Дикий Запад» большинство пионеров отправлялись в караванах из фургонов. Дальше всех забирались охотники и звероловы, которых английский путешественник Фордхэм описал следующим образом: «Это отважная, выносливая порода людей, живущих в жалких хижинах… Они неотесаны, но гостеприимны, добры к чужестранцам, честны и надежны. Они выращивают низкорослую индейскую кукурузу и тыквы, разводят свиней, иногда держат одну-двух коров… Однако ружье — это их главный источник существования». Эти люди вырубали леса, строили себе бревенчатые хижины и вытесняли индейцев с земель, которые те занимали.
Чем больше поселенцев прибывало в необжитые места, тем больше среди них становилось не охотников, а фермеров. Наиболее предприимчивые скупали по дешевке участки земли, а когда она дорожала, продавали её следующим поселенцам, а сами двигались дальше, прокладывая путь другим.
Переселение на запад сильно влияло на формирование американских социально-политических ценностей. Оно способствовало личной инициативе, воспитывало людей в духе самостоятельности без привычки полагаться на защиту государства, огрубляло манеры.[2]
Образ отважного и предприимчивого пионера стал одним из главных образов американской культуры, включая фольклор. В частности, героями фольклора стали такие пионеры как Даниэль Бун и Дэви Крокет.
См. также
Напишите отзыв о статье "Американские пионеры"
Примечания
Отрывок, характеризующий Американские пионеры
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
