Американский верблюжий корпус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Американский верблюжий корпус (англ. United States Camel Corps) — военное подразделение армии Соединённых Штатов Америки, созданное в середине девятнадцатого века в попытке использовать верблюдов в качестве вьючных животных в пустынных районах на юго-западе Соединённых Штатов. Хотя верблюды хорошо переносили местный климат, а их использование соответствовало экономической ситуации в районах Нью-Мексико и Аризоны, армия в итоге отказалась от их использования в военных целях. Одной из причин был испуг лошадей при виде неизвестных животных, но главной причиной для прекращения эксперимента стало начало Гражданской войны.





Предыстория

26 апреля 1843 года капитан[1] Джордж Х. Кросман предложил военному ведомству использовать верблюдов для транспортных целей[1][2], но это предложение было проигнорировано. Тем не менее в 1847 или 1848 году[1] его аргументы смогли убедить сенатора Джефферсона Дэвиса от штата Миссисипи.

Другое происхождение идеи опубликовал в газетной статье в 1912 году сын генерала Эдварда Бейла, Тракстон Бейл: «Моему отцу пришла в голову эта идея, когда он вместе с Карсоном путешествовал по Долине Смерти. У него была книга, описывающая путешествия в Китай и Татарию, и он пришёл к выводу, что с пустынными верблюдами штаты Запада могли бы жить легче». Джефферсону Дэвису, в то время военному министру, понравилась идея, и он направил транспортное судно под командованием Дэвида Портера в Тунис, где тот купил стадо верблюдов[3].

Дэвис, так или иначе, смог реализовать это намерение только тогда, когда в 1853 году был назначен президентом Франклином Пирсом военным министром. Он решил, что армия нуждается в усовершенствованных транспортных средствах для деятельности в юго-западной части США — местности, которую он и другие считали большой пустыней. В своём отчёте за 1854 год писал: «Ещё раз обратите внимание на преимущества использования военных и других верблюдов и мулов…»[2]. 3 марта 1855 года Конгресс выделил 30000 долларов для данного проекта[4].

Для осуществления исполнения заказа был назначен майор Уэйн. 4 июня 1855 года Уэйн покинул Нью-Йорк на борту судна USS Supply. После прибытия в район Средиземного моря началась закупка верблюдов. Портер останавливался в Тунисе, на Мальте, в Греции, Турции и Египте. Всего было приобретено тридцать три верблюда: два бактриана, двадцать девять дромадёров, один жеребёнок и один «биртуган» (нар — гибрид). Были также наняты пять опытных наездников. 15 февраля 1856 года USS Supply отплыло в Техас[2] и 29 апреля прибыло в Индианолу. Высокая мёртвая зыбь не позволила осуществить пересадку верблюдов на баржу. USS Supply в этой ситуации взяло баржу на буксир и пошло по направлению к устью Миссисипи, чтобы найти там более спокойные воды. В итоге верблюды оказались на земле в Индианоле 14 мая[5]. Во время путешествия по Атлантике умер один верблюд (самец), но родилось два жеребят, которые пережили путешествие. Таким образом, прибывшая на место экспедиция доставила даже больше верблюдов, чем планировалось. Состояние здоровья всех животных было хорошим[2].

По приказу Дэвиса Портер отплыл обратно — в Египет, чтобы закупить там больше верблюдов. В конце января или начале февраля 1857 года USS Supply вернулся со стадом из сорока одного дромадёра[6]. Пока Портер находился в своём втором путешествии, умерло пять верблюдов из первого привезённого стада; в итоге у армии осталось семьдесят верблюдов[2].

Военная служба

В начале лета 1856 года армия навьючила верблюдов и направила их через Викторию — Сан-Антонио до Камп-Верде[2][5]. Отчёты о первоначальных переходах были в основном положительными. Верблюды оказались крепкими и выносливыми и быстро перемещались в тех районах, где лошади испытывали с этим трудности. Их легендарная способность обходиться без воды была доказана во время экспедиции 1857 года. Лейтенант Эдвард Бейл и его отряд и 25 верблюдов прошли маршрут от Форт-Дифаэнс к реке Колорадо (около 360 миль), а затем в Калифорнию[7].

В 1859 году во время экспедиции в регион Транс-Пекос (то есть расположенный к западу от реки Пекос), целью которой было отыскать более короткий путь к Форт-Дейвису в округе Джефф-Дейвис, армия снова использовала верблюдов. Группа, которой командовали лейтенанты Эдвард Харц и Уильям Эколс, проделала путь по большей части площади местности Биг-Бен. В 1860 году Эколс вновь возглавил экспедицию на верблюдах в том же регионе[6].

Конец эксперимента

После начала Гражданской войны Американский верблюжий корпус был почти полностью забыт. Погонщики верблюды столкнулись с проблемами, поскольку их подопечные пугали лошадей и мулов. Бейл предложил содержать военных верблюдов в своём имении, но военный министр Союза Эдвин Стэнтон отверг это предложение. Некоторые верблюды были проданы частным лицам, некоторые сбежали в пустыню. Любимый белый верблюд Бейла по кличке Сейд боролся с другими самцами за самок во время гона и погиб в результате сильного удара головы. Скелет Сейда были отправлен в Смитсоновский институт[8]. Сбежавшие верблюды (и их потомство) наблюдались в пустынных районах на юго-западе страны до начала ХХ века; в последний раз верблюдов видели здесь в 1941 году, недалеко от города Дуглас, штат Техас[9].

Хай Джолли (настоящее имя — Хаджи Али), гражданин Османской империи, приехавший в Соединённые Штаты в качестве главы группы наездников-погонщиков, остался в Америке навсегда. Он умер в 1902 году и был похоронен в Кварцсайте, штат Аризона. Его надгробие выполнено в форме пирамиды, увенчанной металлическим силуэтом верблюда[9].

Библиография

  • Diane Yancey: Camels for Uncle Sam. Dallas, TX: Hendrick-Long Publishing Co., 1995. ISBN 0-9374-6091-5.
  • Dwight Jon Zimmerman: The Book of Weapons: Tools of War Through the Ages. New York: Black Dog & Leventhal Publishers, 2009. ISBN 978-1-60376-117-8.

Напишите отзыв о статье "Американский верблюжий корпус"

Примечания

  1. 1 2 3 Lamm, Joanne [www.army.mil/article/19778/hump234-marching-into-history-with-the-us-camel-corps/ HUMP,2,3,4: Marching into History with the U.S. Camel Corps]. U. S. Army Military History Institute. Проверено 14 января 2013.
  2. 1 2 3 4 5 6 Hawkins, Vince (Summer 2007). «The U.S. Army’s "Camel Corps" Experiment» (PDF). On Point (The Army Historical Foundation) 13 (1): 8–16. Проверено 22 January 2013.
  3. «American Camel Corps: They Proved Efficient in Arizona Desert but Suffered from Prejudice.» The Washington Post. June 16, 1912, page MS2.
  4. [memory.loc.gov/cgi-bin/ampage?collId=llsl&fileName=010/llsl010.db&recNum=660 A Century of Lawmaking for a New Nation: U.S. Congressional Documents and Debates, 1774–1875]. Library of Congress. Проверено 22 января 2013.
  5. 1 2 Linda Wolff: Indianola and Matagorda Island 1837—1887, Eakin Press, Austin 1999.
  6. 1 2 Lawrence John Francell: Fort Lancaster, Texas State Historical Association, 1999.
  7. D. Yancey, Camels for Uncle Sam, 1995, s. 136.
  8. z.about.com/d/dc/1/0/p/g/2_camel.jpg
  9. 1 2 D. Zimmerman: The Book of Weapons, 2009, s. 38.

Ссылки

  • [www1.westcoastcwc.com/Images/other/Format_Camel_Corps.pdf Michael K. Sorenson A Most Curious Corps, Military Magazine, 2006 — статья в том числе содержит единственную фотографию верблюжьего корпуса (англ.).]

Отрывок, характеризующий Американский верблюжий корпус

Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему: