Американский добровольческий корпус
| Американский добровольческий корпус American Free Corps / George Washington Brigade | |
 Нарукавная нашивка Американского добровольческого корпуса (указывается на пропагандистских плакатах) | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Подчинение | |
| Тип |
пехота |
| Функция |
спецоперации и пропаганда |
| Численность |
неизвестно, от 100 до 150 человек по разным оценкам |
| Прозвище |
Бригада Джорджа Вашингтона |
| Цвета |
белый и красный |
| Участие в | |
| Командиры | |
| Известные командиры | |
Американский добровольческий корпус (англ. American Free Corps, нем. Amerikanisches Freikorps), также известный как Бригада Джорджа Вашингтона (англ. George Washington Brigade) — военное подразделение СС, набиравшееся из числа американцев. До конца Второй мировой войны полностью не было сформировано, некоторыми историками даже оспаривается возможность его существования.
Описание структуры корпуса
Несмотря на высказывания Йозефа Геббельса о США как о стране «со смесью рас, которую даже не назовёшь народом», в планах Третьего рейха фигурировало создание американского подразделения СС. Американский добровольческий корпус должен был объединить американских антикоммунистов и антибольшевиков в борьбе против СССР наподобие Легиона французских добровольцев, а большая часть солдат должна была набираться среди военнопленных.
Удалось ли сформировать корпус и набрать туда хоть какое-либо количество солдат — этот вопрос до сих пор остаётся открытым. По мнению историков Александра МакКи и Дж. Ли Рэди, корпус действительно существовал в реальности, причём МакКи утверждает, что туда набрали заключённых из Дрездена, а по словам Ли Рэди, в корпус успели набрать около сотни солдат. Были ли среди них коллаборационисты и добровольцы — пока не доказано. В качестве отличительных признаков использовались нарукавные нашивки в форме стилизованного американского флага, а на петлицах мундиров изображался белоголовый орлан. В качестве слов на нарукавной ленте (такой, как у подразделения фронтовых журналистов СС «Курт Эггерс») использовались слова «American Free Corps» и «George Washington Brigade»[1].
Служащие
Официально утверждается, что всего несколько тысяч американских солдат воевали на стороне вермахта в годы Второй мировой войны. Однако при этом ходят слухи, что в вермахте служили и немцы из США. К 1920 году в США проживало около 8 миллионов человек, для которых родным языком был немецкий. В 1939 году несколько сотен американцев обучались в немецких университетах[2][3], но в конце 1930-х годов некоторые члены партии «Германо-американский союз», этнические немцы, поспешили в Германию в качестве рабочей силы[4]. В 1939 году, уже после начала войны немецкое руководство предложило американским немцам в обмен на предъявление паспортов Третьего рейха право на подготовку к военной службе в особых подразделениях. Доказательств о службе американских немцев, однако, так и не было кем-либо предъявлено.
Во время немецкого контрнаступления в Арденнах в 1944 году на стороне Германии выступало особое диверсионное американское подразделение, и все 150 солдат и офицеров этого подразделения называли своим родным языком английский. Предназначением этой группы являлись диверсионные акты, подготовка засад и ловушек, а также спецпропаганда в тылу союзников и распространение паники. Эту боевую группу часто по ошибке называют Американским добровольческим корпусом.[5]
Возможные руководители корпуса
С 1943 года после активного вмешательства США в ход боевых действий в войне в Германии началась срочная мобилизация как пленных иностранных солдат, так и коллаборационистов различных национальностей. В это же время в Германии начали задумываться о формировании военных подразделений не только из французов, но и из англичан и американцев. В числе американских граждан, которые оказывали помощь, были известные деятели Фред Кальтенбах, Дуглас Чендлер и Роберт Бест.
В качестве командира корпуса упоминается Мартин Джеймс Монти, лейтенант ВВС США швейцаро-итальянского происхождения. В 1944 году он угнал самолёт и приземлился в Германии, добровольно сдавшись в плен.[6][7] После некоторых переговоров Монти был принят в полк СС «Курт Эггерс», подразделение военных корреспондентов. В 1949 году Монти был депортирован в США и приговорён к 25 годам тюрьмы за сотрудничество с нацистами, однако в обвинении по поводу возможной службы в Американском добровольческом корпусе ничего не говорилось.[8][9]
В некоторых документах фигурирует имя ещё одного американца итальянского происхождения Питера Делани, уроженца Луизианы, капитана Ваффен-СС, который якобы вместе с Монти прошёл военную подготовку в СС. Монти и Делани часто выезжали в ряды американских войск и, как пропагандисты, пытались перевести некоторых солдат армии США на сторону Вермахта, обещая им более качественную службу и новые возможности для карьерного продвижения. Впрочем, в Федеральном архиве Германии насчитывается всего семь американских граждан-членов СС и СД, среди которых нет Делани и Монти[10], а в архивах Луизианы о нём не упоминается ни разу, что ставит под сомнение факт существования Делани в реальности[11]. Ходили слухи, что под этим именем скрывался французский коллаборационист Пьер де ля Ней дю Вер (1907—1945), служивший в Легионе французских добровольцев против большевизма, однако это опроверг его сын Пьер Анри дю Вер[12].
Напишите отзыв о статье "Американский добровольческий корпус"
Примечания
- ↑ [www.alternatehistory.com/discussion/showthread.php?t=210343 Images of the American Free Corps] (англ.)
- ↑ s. Hans-Werner Retterath: Deutschamerikanertum und Volkstumsgedanke. Phil. Diss. Marburg 2000, S. 168
- ↑ Michael Wala: ‚Gegen die Vereinzelung Deutschlands’: Deutsche Kulturpolitik und akademischer Austausch mit den Vereinigten Staaten von Amerika in der Zwischenkriegszeit, in: Manfred Berg / Philipp Gassert (Hg.): Deutschland und die USA in der Internationalen Geschichte des 20. Jahrhunderts. Stuttgart 2004, S. 311f.
- ↑ s. Hans-Werner Retterath: Deutschamerikanertum und Volkstumsgedanke. Phil. Diss. Marburg 2000, S. 219f.
- ↑ s. J. Lee Ready: The Forgotten Axis: Germany’s Partners and Foreign Volunteers in World War II. Jefferson 1987, S. 443f.
- ↑ zu Monti s. Marshall Wainright: [findarticles.com/p/articles/mi_qa3901/is_200409/ai_n9454071 Deserter.] In: Air Classics, Sep. 2004
- ↑ [aad.archives.gov/aad/record-detail.jsp?dt=929&mtch=1&cat=all&tf=F&q=Martin+Monti&rpp=10&pg=1&rid=252688 Electronic Army Serial Number Merged File] sowie [aad.archives.gov/aad/record-detail.jsp?dt=466&mtch=1&cat=all&tf=F&q=Martin+Monti&rpp=10&pg=1&rid=96051 World War II Prisoners of War Data File] der NARA.
- ↑ s. Ex-flier confesses 21 acts of treason, in: New York Times v. 18. Januar 1949 [select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F20E1EF93F5E167B93CAA8178AD85F4D8485F9 (Abstract)]; [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,799671,00.html Amerikana, in: TIME Magazine v. 24. Januar 1949]
- ↑ Special Subcommittee on Security Affairs: Federal Case Law Concerning the Security of the United States. Legal Survey by Library of Congress. Washington : U.S. G.P.O. 1954, S. 20.
- ↑ s. John P. Moore: Führerliste der Waffen-SS. Portland, 2nd Ed. 2003 (CD-Rom)
- ↑ s. [aad.archives.gov/aad/display-partial-records.jsp?f=3475&mtch=3&q=Peter+Delaney&cat=all&dt=893&tf=F Suchanfrage]
- ↑ Pierre Henri du Vair: The Other Red Devil. o.O. o.J.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Американский добровольческий корпус
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
