Амигони, Якопо
| Якопо Амигони | |
| Jacopo Amigoni | |
 Автопортрет (фрагмент картины «Фаринелли со своими друзьями») | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Подданство: | |
| Стиль: | |
Якопо Амигони (итал. Jacopo Amigoni; 1675—1752) — итальянский исторический и портретный живописец.
Якопо Амигони родился в 1675 году в Венеции. Свои первые картины написал в родном городе, но затем много путешествовал по Европе, где его портреты пользовались большим спросом.
Некоторое время трудился во Франции, а потом на службе курфюрста баварского Максимилиана II. В 1729 году Якопо Амигони перебрался в Лондон.
Начиная с 1747 года и до самой смерти живёт и работает в Мадриде, где он, по заказу испанского короля Фердинанда VI, написал для оратории Сан-Сальвадора «Святое семейство», а в Аранжуэце великолепную плафонную картину.
Якопо Амигони скончался в 1752 году в звании придворного живописца испанских монархов.
Его произведения сохранились в замке Шлайсхайм близ Мюнхена, в картинных галереях и церквях баварской столицы, а также в различных музеях и частных коллекциях по всему миру. Часть из них была утрачена во время Второй мировой войны.
Одна из картин Амигони находится в открытом доступе в Эрмитаже, в Петровском зале — «Царь Петр I с богиней мудрости Минервой». Картина была написана после смерти Петра I (1725 г.) для русского посла в Лондоне Антиоха Кантемира.
Галерея
- Amigoni, Jacopo (1675 - 1752), Giove e Callisto -ca. 1740-1750-.jpg
- Juno Receiving the Fead of Argos WGA.jpg
- Jacopo Amigono Vertreibung aus dem Paradies.jpg
- Jacopo Amigoni 002.jpg
Источники
- Амикони, Джиакомо // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Напишите отзыв о статье "Амигони, Якопо"
Отрывок, характеризующий Амигони, Якопо
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
