Аминта III
| Аминта III Αμύντας Γ΄<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Монеты Аминты III</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 392 — 369 год до н. э. | ||
| Предшественник: | Аминта II | |
| Преемник: | Александр II | |
Аминта III (др.-греч. Αμύντας Γ΄) — македонский царь, правивший в 392—369 гг. до н. э.
Аминта III, а возможно он же и Аминта II в ряду македонских царей с этим именем, был правнуком царя Александра I через отца Арридея и деда Менелая (или по другой версии Аминту). Юстин ошибочно называет Менелая отцом Аминты III. Если Аминта II и Аминта III один и тот же человек, то по Диодору (14.89) он завладел властью после убийства царя Павсания, вернув трон от Линкестидов династии Аргеадов. Клавдий Элиан пишет, что Аминта по слухам прислуживал царю Аэропу, был формально рабом,[1] так как его отец Менелай (на самом деле дед) незаконнорожденный (сын рабыни от царя Александра I).
После этого в Македонию с запада вторглись иллирийцы под предводительством Бардилла с намерением вернуть трон Аргею, предположительно сыну Павсания. С востока усилил давление на слабое Македонское царство Халкидский союз во главе с Олинфом - городом на Халкидикском полуострове. Аминта III вынужден был искать убежища у фессалийцев, с помощью которых смог изгнать Аргея через 2 года[2]. Диодор ссылается на мнение, что Аргей правил в Македонии как царь, однако, возможно, македоняне не признали его. По крайней мере монет со своим именем, как цари до и после него, он не чеканил. С линкестами, представителем которых являлся Аргей, был заключен мир, закреплённый династическим браком между Аминтой и Эвридикой, внучкой линкестийского царя Аррабея, числившего свой род от выходцев из Коринфа[3].
Эвридика родила трёх сыновей, Александра, Пердикку и Филиппа, все они потом последовательно царствовали, а младший сын прославил Македонию под именем царя Филиппа II. Четвёртым ребёнком была дочь Эвриноя. Про Эвридику Юстин рассказывает следующее:
«Аминта мог погибнуть от коварных козней своей жены Эвридики, которая договорилась со своим зятем о том, что выйдет за него замуж, убив мужа, а царство передаст ему, своему любовнику; однако дочь донесла и о прелюбодеянии своей матери, и о её преступном замысле.»
Аминта, по словам Юстина, пощадил жену ради детей, однако неточности в передаче Юстином других исторических событий заставляют усомниться в данной версии семейного конфликта. Ещё была у Аминты жена Гигея, которая родила тоже 3-х сыновей, Архелая, Арридея и Менелая. Все они были потом казнены их царствующим братом, Филиппом II.
При дворе Аминты служил лекарем Никомах, отец знаменитого затем философа Аристотеля.
Установив мир с подданными на западной границе, Аминта III подвергся ещё одной опасности. Войска Олинфа захватили столицу Македонии, Пеллу. Аминта обратился за помощью к Спарте. Спарта с македонскими союзниками начала войну против Олинфа в 382 до н. э., которая шла с переменным успехом, но в конечном итоге после 3-х лет привела к поражению Олинфа. В последние годы своего правления Аминта лавирует между Афинами и фессалийским тагом (правителем) Ясоном, пытаясь с помощью дипломатии сохранить ослабевшее царство. Нарушив череду насильственных смертей македонских царей, «Аминта скончался в глубокой старости, передав своё царство старшему из своих сыновей — Александру»[4].
Источники
Библиография
- Дройзен, И. «История эллинизма» Ростов-на-Дону, 1995
| ||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Аминта III"
Отрывок, характеризующий Аминта III
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
