Амир-хан Туркман

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Амир-хан Туркман
перс. امیرخان موصلوی ترکمان
Дата рождения

1510(1510)

Место рождения

Тебриз

Дата смерти

1586(1586)

Место смерти

Тебриз

Принадлежность

Сефевидское государство

Годы службы

1557 - 1586

Звание

генерал

Амир-хан Туркман(1510−1586) — бейлербей Тебризское беглербегства.





Биография

Амир-хан родился в 1510 году в городе Тебриз в семье Туркменского хана Мухаммеди-бек Мосуллу-Туркмена. Он из родом из азербайджанского кочевого племени туркман, из клана Мосуллу. В юности получив хорошее по тем временам образование, поступил на службу в гвардейский кавалерийский корпус сефевидского шаха Тахмаспа. 1557 году он стал управлять Тебризское беглербегство.

Османская армия переправилась морем в Трабзон, а затем по суше перешла в Эрзурум, сделанный её передовой базой, и летом 1578 года начала боевые действия. Когда турки двинулись из Эрзурума в Карс, Мухаммеди-хан Устаджлу для пресечения османского вторжения послал к правителю южной части Азербайджана Амир-хану Туркману и правителю Карабаха Имамкули-хану Каджару человека с призывом к объединению сил в Чухурсааде. Но Амир-хан «из крайнего упрямства и вражды, которая существовала между племенами туркман и устаджлу, хотел, чтобы ни одного знатного человека из того племени в живых не осталось», а поэтому проявил преступную беспечность к вооружению и снаряжению своих войск, откладывая выступление.[1]

По сведениям Искендера Мунши, Амир-хан с десятитысячным войском выступил с большим опозданием из Тебриза на помощь Мухаммеди-хану Тохмаку. Когда до него дошла весть о разгроме при Чылдыре и продвижении Мустафа-паши в направлении Грузии и Ширвана, он двинулся в Карабах, где к нему присоединился Имамкули-хан, и они совместно атаковали (крупный отряд османской армии на берегу Алазани. Кызылбашами было убито около 2 тыс. человек. В их руки попала огромная добыча.[2]

Предводитель племени текели Эрдогду-халифе договорился вместе с вождем племени туркман Амир-ханом пойти к шаху и просить его разрешить их беспокойство по вопросу веры. Среди присутствовавших здесь эмиров нашлись люди, которые спешно скрылись и сообщили шаху, что главы племен текели и туркман заключили между собой союз и намереваются свергнуть шаха, обвинив его в вероотступничестве, и посадить на трон принца Хасана, находящегося в Тегеране.

Разъяренный Исмаил немедленно потребовал к себе Амир-хана и сурово сказал ему: «Вы поносите меня среди кызылбашей, (утверждая) что я избрал веру суннитов и подрываете веру народа ко мне!». Амир-хан мужественно ответил ему: «Мы не думаем так и наша вера в Его Величество шаха непоколебима. Мы полагаем, что если имеет место небрежность к вопросам веры со стороны Августейшего наместника, то это из-за (занятости) государственными делами и является делом рук врагов. Но Мирза Махдум Шерифи снял покрывало с этого дела, опозорил шаха и открыто говорит народу, что Его Величество шах имеет склонность к (принятию) суннизма.[3]

Назначенный к этому времени правителем Азербайджана Амир-хан Туркман, прибыв в Тебриз, начал стягивать войска для подавления мятежа курдов. Собрав 10—15 тыс. человек, он двинулся к границе. Мятежники, не выдержав натиска, укрылись в крепостях. Однако Амир-хан и эмиры не сумели закрепиться в этих районах ввиду больших опустошений, совершенных курдами до их прихода. «И указанные передвижения (войск),— повествует Искандер Мунши, — были причиной страшного разорения той страны. Многие жители Хоя, Салмаса и Урмии стали покидать (те места) и те, кто потом вернулся, невольно подчинялся врагам и те края оказались подвластными им (курдам)». Воодушевленные слухами о скором османском вторжении, восстали и другие курдские племена. Так, племя мукри, жившее в районе Сулдуза и Мияндуаба (близ Мараги), предводительствуемое Амира-беком, подступило к Мараге и увело табун лошадей, бывших собственностью (хассе) шаха Тахмасиба I. Этот табун состоял из 10 тыс. отборных арабских коней. Амир-хан Туркман попытался настичь их и отбить табун, но безуспешно.[4]

Беглярбек Тебризской области Амир-хан Туркман вышел с полным составом своего племени в 12 тыс. человек и прибыл в. Мияне на встречу шаха и Хамза-мирзы. Торжественный и пышный прием, оказанный Амир-ханом шаху Мухаммеду и Хамза-мирзе в Тебризе, привлекли на его сторону симпатии царствующих особ. Следует сказать, что в описываемое время Хамза-мирзе было уже восемнадцать лет. Будучи старшим сыном и наследником престола, он принимал все большее участие в руководстве государственных и военных дел. Согласно Искендеру Мунши, Хамза-мирза, самолюбивый и вспыльчивый, был падок до вина. Когда кызылбашские эмиры убили его мать Махди Улья, ему было тринадцать лет. С тех пор он нес в своем сердце неутолимую ненависть к убийцам своей матери и искал повода, чтобы отомстить за неё. В момент этого убийства Амир-хан Туркман находился далеко от Казвина и внешне был непричастен к нему. Теперь, прибыв в Тебриз, царевич решил приблизить его к себе и с помощью Амир-хана учинить расправу над убийцами своей матери. Однако Амир-хан не одобрил замысла Хамза-мирзы, сославшись на то, что неблагоразумно убивать авторитетных кызылбашских военачальников и вызывать тем самым вражду среди них, имея дело с таким сильным противником, как османский султан.

Между Амир-ханом и Хамза-мирзой установились враждебные отношения. По указанию последнего Амир-хан был схвачен и заключен в крепость Кахкаха, а его имущество конфисковано. Правителем Тебриза и беглярбеком южной части Азербайджана был назначен Аликули-бек Фатх-оглы Устаджлу, по проискам которого и был смещен и арестован Амир-хан.[5]

Он был арестован в летом 1585 года по обвинению в измене и был казнен майе следуюшего года. Убийство Амир-хана в Кахкаха, совершенное вслед за этим в мае 1585 г. (джумада ал-аввал 993 г. х.), вызвало всеобщий мятеж племен туркман и текели.[6]

Напишите отзыв о статье "Амир-хан Туркман"

Примечания

  1. Тарих-и алем арай-и Аббаси, стр. 233; Н. Roemer. Der Niedergang Irans, SS. 31—32; А. Рахмани. «Тарих-и алем арай-и Аббаси» как источник по истории Азербайджана, стр. 64.
  2. Искендер Мунши, Тарих-и алем арай-и Аббаси, стр. 235.
  3. Искендер Мунши, Тарих-и алем арай-и Аббаси, стр. 216.
  4. Искендер Мунши, Тарих-и алем арай-и Аббаси, стр. 231-232.
  5. Хуласат ат-таварих (Т), л. 464б-469а; (Б), лл.337а-342а.
  6. Искендер Мунши, Тарих-и алем арай-и Аббаси, стр. 296-302.

Ссылки

См. также

Отрывок, характеризующий Амир-хан Туркман

«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.