Амман, Иоганн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иоганн Амман
нем. Johann Amman
Дата рождения:

22 декабря 1707(1707-12-22)

Место рождения:

Шаффхаузен, Швейцария

Дата смерти:

4 декабря 1741(1741-12-04) (33 года)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Научная сфера:

ботаник

Место работы:

Петербургская академия наук

Учёное звание:

академик СПбАН

Альма-матер:

Лейденский университет

Научный руководитель:

Г.Бургаве

Известен как:

профессор ботаники и натуральной истории Академии наук; член Лондонского королевского общества в 24 года

Систематик живой природы
Названия растений, описанных им, могут отмечаться сокращением «Amman»

С точки зрения Международного кодекса ботанической номенклатуры научные названия растений, обнародованные до 1 мая 1753 г., не считаются действительно опубликованными, и в современной научной литературе это сокращение практически не встречается.



Страница на Викивидах

Иога́нн Амман (нем. Johann Amman; 22 декабря 1707, Шаффхаузен, Швейцария — 4 декабря 1741, Санкт-Петербург) — врач и ботаник, член Лондонского королевского общества, в последние годы жизни (1733—1741) — профессор ботаники и натуральной истории в Академии наук и художеств в Санкт-Петербурге.





Образование и карьера

Окончил медицинский факультет в Университете Лейдена (1727—1729). Доктор медицины (1729).

В 1730 году был приглашён лондонским врачом и натуралистом Гансом Слоаном, в то время президентом Лондонского королевского общества, заведовать его естественно-историческим кабинетом в Лондоне (1730—1733), в 1731 году был избран членом Лондонского королевского общества.

Приняв приглашение академика Г. Ф. Миллера, Амман переехал в Россию и заключил контракт с Петербургской Академией наук. Профессор ботаники и натуральной истории академии c 27 февраля 1733.

Основал ботанический сад Академии наук на Васильевском острове в Петербурге (1735), в 1736 году составил первый каталог растений его «Catalogus plantarum, quae in horto academico A. 1736 satae fuerunt» (остался в рукописи). Приводил в порядок Кабинет натуральной истории Академии наук в качестве штатного сотрудника; подготовил доклад в Конференции Академии наук (1735) о распределении тропических растений Кунсткамеры по системе французского ботаника Ж. Турнефора.

Подготовил к печати и содействовал изданию пятого тома главного труда первого профессора ботаники Академии наук Иоганна Христиана Буксбаума «Plantarum minus cognitarum centuria V complectens plantas circa Byzantium & in oriente observatas» (Растений малоизвестных пятая сотня, содержащая растения, наблюдавшиеся окрест Византии и на Востоке) (1733 и 1740).

Амман переписывался с П. Демидовым и доставлял ему семена растений для его ботанического сада.

Обширный гербарий учёного (4676 видов) и переписка были после его смерти приобретены Академией наук; описание гербария было дано Г. В. Стеллером в книге «Musei imperialis Petropolitani», изданной в 1745 году.

Растения, якобы названные в честь Иоганна Аммана

Один из родов водных африканских растений семейства Дербенниковые (Lythraceae) носит имя Ammannia (Амманния). Некоторые авторы полагают, что этот род назван в честь Иоганна Аммана, однако название дано в честь его однофамильца — Пауля Амманна (нем. Paul Ammann, 16341691), директора медицинского сада в Лейпцигском университете и автора работы по флоре окрестностей Лейпцига[1].

Труды

  • Stirpium rariorum in Imperio Rutheno sponte provenientium icones et descriptiones / Collectae ab Joanne Ammano, M. D. Acad. Imper. scient. membro et botanices professore, Regiae Societatis Londinensis sodali; Instar supplementi ad Commentar. Acad. scient. Imper. Petropoli [St. Petersburg]: Ex Typographia Academiae scientiarum. 1739. [12] + 210 + [13] p., [34] tab.

Помимо этой сводки (285 видов) по растениям России, основанной на материалах сибирских экспедиций И. Гмелина и Д. Мессершмидта, а частью описанной по живым экземплярам, выращенным из семян в Ботаническом саду Академии наук, опубликовал ряд статей по ботанике в академическом журнале Commentarii academiae scientiarum imperialis Petropolitanae.

Ф. Ф. Брандт упоминал о рукописных сочинениях Аммана о змеях и редких сибирских животных[2].

Напишите отзыв о статье "Амман, Иоганн"

Примечания

  1. Rowell, M. (1980) Linnaeus and Botanists in Eighteenth-century Russia. Taxon. 29 (1): 15—26.
  2. Brandt J. F. J. Amman. Biographischer Versuch // Recueil des actes des seances publiques de l'Acad. des Sci. de St.-Petersb. — 1831. — С. 110—111.

Литература

  • Adelung’s Fortsetzung zu Jocher I, 740. — Архив АН СССР, 1933, 173.
  • Bongard Н. G. in Recueil des actes seances publiques de I’Acad. des Sci. de St.-Petersb., 1834, 89, 90 .
  • Бородин И. П. Коллекторы и коллекции по флоре Сибири. СПб., 1908, 3—4.
  • Brandt J. F. J. Amman. Biographischer Versuch. Recueil des actes des seances publiques de l 'Acad. des Sci. de St.-Petersb., 1831, 110—111.
  • Bretschneider E. Hist. Europ. Botan. Discov. China, 1, 1898, 317—318.
  • Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых, I, СПб., 1889, 504—505.
  • Наller. Bibliotheca botanica. II, 291.
  • Геннади. Справочный словарь русских писателей и ученых, I, Берлин, 1870, 25.
  • Karamyshew A. Necessitas Historiae Naturalis Rossiae … in С. Linne, Amoenitates academicae VII, 1769, 447—448.
  • Липшиц С. Ю. Русские ботаники. Справочно-библиографический словарь. М.: МОИП, 1950. — Т. 1. А—Г. - С. 54—55
  • Литвинов Д. И. Библиография флоры Сибири. СПб., 1909, 3—4.
  • Материалы для истории императорской Академия наук, I—Х, 1885—1900.
  • Pallas P. S. Flora Rossica, I, 1784, 1.
  • Пекарский П. История императорской Академии наук в Петербурге, 1, 1870, 493—497.
  • Протоколы заседаний конференции императорской Академии наук с 1725 по 1803, I, II, 1897, 1899.
  • Рихтер В. История медицины в России, III, 1820, 266—270.
  • Рупрехт Ф. И. Материалы для истории императорской Академии наук по части ботаники. Прил. 3 к VII т. Зап. АН, СПб., 1865, 7—8, 16.
  • Рупрехт Ф. И. Очерк истории Ботанического музея Академии наук. Зап. АН V, 2, 1864, 139—140.
  • Словарь светских писателей митрополита Евгения, I, 1845, 136; II, 1845, 206.
  • Trautvetter E. R. Florae Rossicae fontes, 1880, 11—12.
  • Энциклопедический словарь, изд. русскими учеными и литераторами, т. IV.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Амман, Иоганн


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.