Аммосов, Максим Кирович
Поделись знанием:
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Максим Кирович Аммосов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 16 июня 1937 — 24 февраля 1938 | |||
| Предшественник: | Должность учреждена; он сам как секретарь Киргизского областного комитета ВКП(б) | ||
| Преемник: | Алексей Власович Вагов | ||
| |||
| 22 марта 1937 — 5 июня 1937 | |||
| Предшественник: | Морис Львович Белоцкий | ||
| Преемник: | Должность упразднена; он сам как первый секретарь ЦК КП(б) Киргизии | ||
| |||
| март 1934 — 3 апреля 1937 | |||
| Предшественник: | Исаак Моисеевич Беккер | ||
| Преемник: | Султан Сегизбаевич Сегизбаев | ||
| |||
| 6 июня 1932 — март 1934 | |||
| Предшественник: | Должность усреждена | ||
| Преемник: | Измухан Мукашевич Курамысов | ||
| |||
| 5 июля 1926 — март 1927 | |||
| Предшественник: | Михаил Васильевич Мегежекский | ||
| Преемник: | Николай Васильевич Бубякин | ||
| |||
| июнь 1925 — август 1928 | |||
| Предшественник: | Иван Николаевич Винокуров | ||
| Преемник: | Николай Васильевич Бубякин | ||
| |||
| июнь 1922 — март 1923 | |||
| Предшественник: | Должность учреждена | ||
| Преемник: | Константин Рудольфович Герценберг | ||
| |||
| 5 июня 1920 — 22 августа 1921 | |||
| Предшественник: | Харитон Афанасьевич Гладунов | ||
| Преемник: | Платон Алексеевич Ойунский | ||
| Рождение: | 10 (22) декабря 1902 Хатырыкский наслег, Намский улус, Якутская область, Российская империя | ||
| Смерть: | 28 июля 1938 (35 лет) Москва, РСФСР, СССР | ||
| Отец: | Кир Васильевич Аммосов | ||
| Мать: | Анастасия Леонтьевна | ||
| Супруга: | Раиса Израилевна Цугель | ||
| Дети: | Аэлита, Яна, Лена | ||
| Партия: | РСДРП(б) c 1917 г. | ||
| Награды: |
| ||
Макси́м Ки́рович Аммо́сов (10 (22) декабря 1897, Хатырыкский наслег, Намский улус, Якутская область — 28 июля 1938, Москва) — советский государственный и партийный деятель, активный участник борьбы за установление Советской власти в Сибири.
Максим Аммосов вместе с Платоном Ойунским и Исидором Бараховым сыграл решающую роль в образовании Якутской АССР в апреле 1922 года. Председатель СНК ЯАССР (июнь 1925 — август 1928), 18 марта 1937 года по указанию ЦК ВКП(б) Аммосов приехал в столицу Киргизии, город Фрунзе, где проходил VIII пленум Киргизского обкома. 22 марта он был избран 1 секретарем Киргизского ОК ВКП(б). В эти дни завершил свою работу V Чрезвычайный Всекиргизский съезд Советов, на котором под непосредственным руководством Аммосова была принята Конституция Киргизской ССР. Таким образом, он стоял у истоков киргизской государственности. В июле 1937 года на I съезде КП(б) Киргизии Аммосов избран 1 секретарем Центрального Комитета.
Биография
Родился в семье Анастасии Леонтьевны и Кира Васильевича Аммосовых. Из-за бедности родителей он с четырёх лет воспитывался у дяди Д. М. Аммосова. Окончил Якутское государственное училище, Якутскую учительскую семинарию, Институт Красной профессуры. В революционном движении с 1916 года, большевик с 1917 года. По национальности якут[1][2].
- март 1917 г. — секретарь исполнительного бюро Якутского комитета общественной безопасности;
- март 1918 — март 1920 гг. — в ссылке в Сибири, находился на подпольной работе в Томске, Иркутске, Челябинске;
- март 1920 г. — уполномоченный Сибирского бюро ЦК РКП(б) по созданию Якутского областного комитета РКП(б) и Сибирского революционного комитета по организации органов советской власти в Якутии;
- май 1920 — август 1921 гг. — председатель Якутского районного — губернского революционного комитета;
- июнь 1920 г. — председатель Якутского районного — губернского организационного бюро РКП(б);
- октябрь 1921 — июнь 1922 гг. — заведующий Якутской секцией при губбюро РКП(б), командирован в Москву по вопросу об автономии;
- июнь-декабрь 1922 г. — ответственный секретарь Якутского областного организационного бюро РКП(б);
- январь-март 1923 г. — ответственный секретарь Якутского областного комитета РКП(б);
- март-август 1923 гг. — народный комиссар торговли и промышленности Якутской АССР;
- августа 1923 — июль 1925 гг. — постоянный представитель Якутской АССР при Президиуме ВЦИК в Москве;
- июнь 1925 — август 1928 гг. — председатель Совета народных комиссаров (СНК) Якутской АССР;
- март 1927 — август 1928 гг. — председатель ЦИК Якутской АССР;
- август 1928 — сентябрь 1930 гг. — ответственный инструктор ЦК ВКП(б);
- сентябрь 1930 — февраль 1932 гг. — слушатель в теоретическом отделении Аграрного института Института Красной профессуры (окончил 2 курса);
- март-май 1932 — первый секретарь Организационного бюро Казахстанского краевого комитета ВКП(б) по Западно-Казахстанской области;
- июнь 1932 — май 1934 гг. — первый секретарь Западно-Казахстанского обкома ВКП(б);
- февраль 1934 — март 1937 гг. — первый секретарь Карагандинского и Северо-Казахстанского областных комитетов ВКП(б) (Свободно владел казахским языком, выступал против методов коллективизации, приводивших к высокой смертности от голода) ;
- март-апрель 1937 г. — первый секретарь Киргизского областного комитета ВКП(б);
- апрель-май 1937 г. — и. о. первого секретаря ЦК КП(б) Киргизии;
- июнь-ноябрь 1937 г. — первый секретарь ЦК КП(б) Киргизии.
За период работы М. К. Аммосов избирался членом Якутского обкома, горкома ВКП(б), Западно-Казахстанского, Карагандинского обкомов ВКП(б), ЦК Компартии Киргизии, делегат и участник XI, XIII, XVI и XVII съездов ВКП(б), Всесоюзных партийных конференций и сессий ВЦИК, ЦИК СССР.
В 1937 году был репрессирован. Арестован по ложному обвинению 16 ноября 1937 года в городе Фрунзе. Расстрелян 28 июля 1938 года в Москве. Реабилитирован посмертно 28 апреля 1956 года определением Военной коллегии Верховного суда СССР.
Полемика по делу Аммосова
В советское время, до перестройки, не проводилось никаких специальных исследований, касающихся «дела Аммосова» в НКВД, как и вообще истории сталинских репрессий в Якутии — архивы КГБ были закрыты, цензура не пропустила бы такие публикации. Но с началом перестройки начинают предприниматься такие попытки, в результате чего в 1990-х и 2000-х годах в научных и вообще интеллигентских кругах республики проходила очень масштабная и бурная дискуссия по этой теме. Таковы, например, публикации И. И. Николаева и И. П. Ушницкого «Центральное дело: Хроника сталинских репрессий в Якутии»[3], Ивана Ласкова — «А была ли провокация?» и т. д., кандидата философских наук, члена-корреспондента МАИ Виктора Скрипина — «Ложные кумиры», доктора исторических наук, сотрудника ИГИ Егора Алексеева (як.) — статья «Обречённые», кандидата исторических наук Егора Антонова (як.) — статья «О великом человеке М. Аммосове и историке В. Скрипине», а также многие другие публикации, полемизирующие друг с другом. В целом, эта проблема ещё далека от разрешения и ждёт своих объективных, независимых и профессиональных исследователей.
- Литература по теме
- Николаев И. И., Ушницкий И. П. Центральное дело. Хроника сталинских репрессий в Якутии. — Якутск: Якутское книжное издательство, 1990. — 160 с.
- Ласков, Иван. А была ли провокация? // «Молодёжь Якутии» от 4, 16 июня 1993. — Текст статьи: электронный ресурс: [acarajj-kut.blogspot.ru/2014/02/1993-1-2013.html acaraj-kut.blogspot.ru] — статья № 11 на данной странице.
- Ласков, Иван. «Муки» и «мужество» // «Молодёжь Якутии» от 25 июня 1993. — Текст статьи: электронный ресурс: [acarajj-kut.blogspot.ru/2014/02/1993-1-2013.html acaraj-kut.blogspot.ru] — статья № 12 на данной странице.
- Скрипин, Виктор. Ложные кумиры. Ч. 1. Максим Аммосов (1897—1938) // /«Московский Комсомолец в Якутии». Якутск. № 10 9-16 марта (С. 14-15); № 11 16-23 марта (С. 14-15); № 12 23-30 марта (С. 12-13); № 13 30 марта — 6 апреля (С. 14-15); № 14 6-13 апреля (С. 14-15); № 15 13-20 апреля (С. 12); № 16 20-27 апреля 2005. С. 12-13. — Текст статьи: электронный ресурс: [skripin.narod.ru/Fal_Content_R.htm skripin.narod.ru]
- Алексеев, Егор. Обречённые. (По поводу статей И. Ласкова о М. К. Аммосове и П. А. Ойунском) // Советы Якутии. Якутск. № 168. 3 сентября 1993. — Текст статьи: электронный ресурс: [acaraj-kut.blogspot.ru/2014/10/2014.html acaraj-kut.blogspot.ru]
- Алексеев Е. Е. В. Скрипин — идейный преемник И. Ласкова. Об очередном наступлении на П. А. Ойунского, М. К. Аммосова, И. Н. Барахова. Якутск, 2003.
- Антонов, Егор. О великом человеке М. Аммосове и историке В. Скрипине. — Текст статьи: электронный ресурс: [acarajj-kut.blogspot.ru/2014/02/1993-5-2013.html acaraj-kut.blogspot.ru] — текст статьи расположен под статьёй Скрипина «Ложные кумиры».
Семья
Женат (2 октября 1923 г.) на Раисе Израилевне Цугель, имел троих дочерей: Аэлита (бездетная, работала инженером-технологом)[4], Лена (внуки Максим и Михаил) и Яна (внучка Алёна, двое правнуков)[5].
Младшая дочь — Лена Максимовна Аммосова[6] — общественный деятель, проживает в Москве; после выхода на пенсию занимается поиском и публикацией материалов о своём отце.[7]
Память
- В 1990 году в честь М. К. Аммосова был назван Якутский государственный университет. В Якутске установлен памятник.
- В родном селе Аммосова Хатырык Намского улуса, работает музей, посвященный его жизни и деятельности. Ежегодно 27 апреля в День Республики на торжественные мероприятия в село выезжает правительственная делегация.
- В Москве на здании представительства Республики Саха (Якутия) при правительстве РФ размещена мемориальная доска.
- В декабре 2012 года в центре города Бишкека к 115-летию со дня рождения установлен памятник М. К. Аммосову
- 27 сентября 2005 года в Якутске был открыт памятник М. К. Аммосову. Авторы: скульпторы Левина Т. И., Курочкин В., архитектор Белолюбский Н.
В 2008 году открыта памятная доска на бывшем здании облисполкома в г. Петропавловск (Северо-Казахстанская область).
Напишите отзыв о статье "Аммосов, Максим Кирович"
Примечания
- ↑ www.sports.kz/frontend/news/print/slug/ehali-jenschinyi-s-polyusa-holoda
- ↑ map.nklibrary.kz/pdf/shuhov/fenomen_talanta.pdf
- ↑ [www.memo.ru/b/530.html Каталог библиотеки Мемориала]
- ↑ [www.1sn.ru/119255.html 90 лет назад родилась Аэлита Аммосова]
- ↑ [www.1sn.ru/62983.html Трудная, но счастливая судьба Яны Аммосовой]
- ↑ [www.yakutia24.ru/politika/lena-ammosova-kniga-imeet-osobennost-uvekovechit-pamyat-vidaiuschichsya-liudey Лена Аммосова: книга имеет особенность увековечить память выдающихся людей — Yakutia24]
- ↑ Елена Мироненко. [vecherka.ykt.ru/node/2305 Лена Аммосова: Мой отец не заблуждался насчёт Сталина]. Газета «Якутск вечерний» (30 апреля 2010). Проверено 12 июня 2013. [www.webcitation.org/6HKe17fXm Архивировано из первоисточника 13 июня 2013].
Ссылки
- [www.sakha.gov.ru/main.asp?c=4493 Официальный web-сервер органов государственной власти РС(Я)]
- [sakhaopenworld.org/ilin/1997-12/28.htm Максим Аммосов и НЭП в Якутии]
- [www.oval.ru/enc/2766.html БСЭ]
- [www.geo-world.ru/asia/kirgizia/rulers/index.html Киргизия. Правители]
- [sakha.spb.ru/caxa/news/nw.php?id=25 К 80-летию научно-исследовательской экспедиции Российской Академии Наук по Якутии 1925 года]
- [victorskripin.narod.ru/#1.3 Судьба Максима: Опыт реконструкции политической биографии М. К. Аммосова (1897—1938)]
|
||||||||
Отрывок, характеризующий Аммосов, Максим Кирович
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Категории:
- Родившиеся 22 декабря
- Родившиеся в 1902 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Намском улусе
- Умершие 28 июля
- Умершие в 1938 году
- Умершие в Москве
- Кавалеры ордена Красного Знамени
- Первые секретари ЦК КП Киргизии
- Революционеры России
- Революционеры Якутии
- Первые секретари Киргизского обкома ВКП(б)
- Председатели Совета Министров Якутской АССР
- Председатели ЦИК Якутской АССР
- Первые секретари Западно-Казахстанского обкома КП Казахстана
- Первые секретари Северо-Казахстанского обкома КП Казахстана
- Репрессированные в СССР
- Расстрелянные в СССР
- Реабилитированные в СССР
- Политики Якутии
- Выпускники Института красной профессуры
- Делегаты XVII съезда ВКП(б)
- Члены ВЦИК
- Члены ЦИК СССР
