Амори III де Монфор

Амори III де Монфор (фр. Amaury III de Montfort; ум. в 1137 г.) — нормандский аристократ, сеньор де Монфор-л'Амори (c 1101 г.) и граф д'Эврё (c 1118 г.), один из лидеров восстаний в Нормандии против власти английского короля Генриха I.

Биография

Амори был младшим сыном Симона I де Монфора, крупного аристократа западного Иль-де-Франса и прямого вассала короля Франции, и Агнессы, дочери Ричарда, графа д'Эврё. После смерти своего единокровного брата в 1101 г. Амори унаследовал сеньорию Монфор, включающую, помимо одноимённого замка, земли на территории современных департаментов Ивелин и Эр и Луара.

Когда в 1118 г. скончался Вильгельм д'Эврё, наследником обширного графства Эврё в юго-восточной Нормандии стал Амори де Монфор. Однако английский король и нормандский герцог Генрих I объявил Эврё выморочным леном и присоединил графство к своему домену. В ответ Амори поднял восстание против короля Англии. К нему присоединилось значительное число нормандских баронов, недовольных жёсткой политикой Генриха I в герцогстве. Амори также опирался на силы своего сюзерена короля Франции Людовика VI, а также своего племянника графа Анжуйского. Восстание вспыхнуло в 1118 г. под лозунгом передачи престола Нормандии Вильгельму Клитону, сыну герцога Роберта III, и первоначально развивалось благоприятно для мятежников. Отряды Амори де Монфора успешно действовали в восточной Нормандии, отбив ряд замков у сторонников Генриха I, в том числе сам город Эврё. Однако поражение Людовика VI при Бремюле в 1119 г. и примирение английского короля с графом Анжуйским резко ослабили позиции восставших. Амори де Монфор был вынужден пойти на соглашение с Генрихом I и сложить оружие. Он принёс оммаж королю Англии, за что получил подтверждение своих прав на графство Эврё.

Тем не менее уже в 1123 г. Амори де Монфор вновь выступил против Генриха I. Новое восстание поддержал и Фульк V, граф Анжуйский, а также ряд баронов Верхней Нормандии. Но уже в марте 1124 г. отряды Амори де Монфора были разбиты королевской армией в стычке у Бургтерульда к юго-востоку от Руана, а сам Амори оказался в плену. Вскоре восстание было подавлено. Амори де Монфор заключил мир с Генрихом I, и в последующие годы у них были хорошие отношения

Брак и дети

В 1115 году Амори де Монфор женился на Ришильде д'Эно, дочери Бодуэна II, графа Эно, однако этот брак был до 1118 года аннулирован церковью из-за слишком близкого родства супругов (дом Монфоров являлся боковой веткой дома графов Эно). Амори и Ришильда имели двух детей:

• Ричард
• Люсиана; муж: Гуго де Креси-Помпонн

Вторым браком Амори де Монфор сочетался в 1118 году с Агнессой де Гарланд, дочерью Ансо де Гарланда, сеньора де Рошфора. Этот союз принёс дому Монфоров сеньории Рошфор-ан-Ивелин и Гурне-сюр-Марн. Амори и Агнесса имели трёх детей:

• Агнесса де Монфор (ум. в 1181), замужем за Галераном IV де Бомоном, графом де Мёлан;
• Амори IV де Монфор (ум. в 1140), граф д'Эврё (с 1137 г.). Женат не был, детей не имел;
• Симон III де Монфор (ум. в 1181), граф д'Эврё (c 1140 г.) и сеньор де Монфор-л'Амори (с 1137 г.), дед знаменитого Симона де Монфора, лидера крестового похода против альбигойцев.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/NORMAN%20NOBILITY.htm#_Toc160529797 Графы д'Эврё]

Предшественник  Вильгельм	граф д'Эврё  1118 — 1137	Преемник Амори IV
Предшественник  Симон II	сеньор де Монфор-л'Амори  1101 — 1137	Преемник Симон III

Отрывок, характеризующий Амори III де Монфор

– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.