Ампон, Фелисисимо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фелисисимо Ампон
Место рождения Манила, Филиппины
Место смерти Хайленд-Парк Иллинойс, США
Рост 150 см
Вес 45[1] кг
Начало карьеры 1934
Завершение карьеры 1970
Рабочая рука правая[1]
Одиночный разряд
Турниры серии Большого шлема
Франция 1/4 финала (1952, 1953)
Уимблдон 3-й круг (1949-50, 1953)
США 4-й круг (1952)
Международные медали
Дальневосточные Игры
Золото Манила 1934 Одиночный разряд
Азиатские игры
Золото Токио 1958 Мужские пары
Серебро Токио 1958 Одиночный разряд
Бронза Токио 1958 Смешанные пары
Завершил выступления

Фелисисимо Эрмосо Ампон (исп. Felicisimo Hermoso Ampon; 27 октября 1920, Манила — 7 октября 1997, Хайленд-Парк, Иллинойс, США) — филиппинский теннисист-любитель.





Биография

Фелисисимо Ампон известен благодаря сочетанию хороших теннисных результатов с необычно маленьким для теннисиста ростом — 150 сантиметров. Историк тенниса Бад Коллинз называет его самым маленьким игроком мирового уровня[1]. Своему росту Ампон обязан своими прозвищами — Тотой (в переводе с тагальского «кроха» или «миниатюра») и «Могучий клещ» (англ. Mighty mite, прозвище, полученное от филиппинского спортивного журналиста Вилли Эрнандеса по аналогии с мультипликационным персонажем Могучим мышонком, англ. Mighty mouse)[2].

Фелисисимо Ампон родился в 1920 году в Маниле в семье одного из ведущих филиппинских теннисистов своего времени, а впоследствии теннисного тренера Феликса Ампона. Фелисисимо рано пошёл по стопам отца, уже в 14 лет выиграв теннисный турнир Дальневосточных Игр[2], в 16 лет став вице-чемпионом Филиппин, а в 1938 году — чемпионом страны среди студентов (в это время он учился на первом курсе Дальневосточного университета в Маниле)[3].

В 1939 году Ампон был приглашён во впервые выступавшую в Кубке Дэвиса национальную сборную Филиппин. В будущем он провёл за сборную 16 сезонов Кубка Дэвиса, растянувшихся на 30 лет, сыграв свой последний матч в её составе в 1968 году. В этом же году он дебютировал в чемпионате США, проиграв в четырёх сетах во втором круге действующему чемпиону Уимблдона и будущему чемпиону США Бобби Риггсу. В октябре 1940 года он стал чемпионом Филиппин в помещениях, а в феврале следующего года — и чемпионом на открытых кортах. Дальнейшая карьера Фелисисимо была, однако, прервана Второй мировой войной, в ходе которой Филиппины стали ареной боевых действий.

Вернувшись на корт только в 26 лет, Ампон постепенно вошёл в число ведущих теннисистов-любителей в мире. Его высшие достижения приходятся на начало 1950-х годов. В эти годы он стал чемпионом Индии, победителем Панамериканского теннисного чемпионата 1950 года и любительского международного турнира в Кёльне 1951 года. Также в 1951 году он стал чемпионом Италии в смешанном парном разряде, где выступал с американкой Ширли Фрай. В 1952 и 1953 годах Ампон дважды подряд доходил до четвертьфинала чемпионата Франции. В 1952 году он добился этого успеха, обыграв будущую первую ракетку мира Тони Траберта и уступив затем лучшему на тот момент теннисисту мира Фрэнку Седжмену; на следующий год на пути в четвертьфинал Ампон обыграл двукратного победителя турниров Большого шлема Баджа Патти, после чего проиграл будущему чемпиону Кену Розуоллу[2]. Он до настоящего времени остаётся единственным филиппинцем, доходившим до четвертьфинала турниров Большого шлема[4]. Также в 1953 году он стал первым азиатским теннисистом и единственным в истории филиппинцем, выигравшим Wimbledon Plate — утешительный турнир для неудачников первого и второго кругов Уимблдонского турнира[4][3].

В свои лучшие годы Фелисисимо побеждал также таких соперников, как Ярослав Дробный, Филипп Шатрие, Том Браун, Билл Талберт и Вик Сейксас[4]. Не обладая мощной подачей своих соперников, он научился использовать силу их удара в своих целях, и отличный приём подачи позволял ему успешно бороться с теннисистами, бывшими на полторы головы выше его. Среди его сильных сторон бывшие соперники называли чувство равновесия, точность ударов, умелое использование «свеч» и укороченных ударов[5]. Случались в его карьере и крупные поражения, самым болезненным из которых стали три «баранки», полученных в игре Кубка Дэвиса 1946 года от Фрэнка Паркера[6].

Всего за карьеру Ампон выиграл больше 30 международных турниров разного уровня. Последним из крупных успехов в его карьере стало выступление на Азиатских играх 1958 года, где с более молодым партнёром по филиппинской сборной Раймундо Дейро он выиграл золотую медаль в мужском парном разряде, а в финале одиночного разряда проиграл тому же Дейро, завоевав «серебро». Он продолжал играть за сборную до 1968 года, за это время одержал в 36 матчах 40 побед при 35 поражениях (34-26 в одиночном разряде) и четыре раза (в 1957, 1958, 1960 и 1964 годах), выиграв Восточноазиатскую зону, выходил в межзональный турнир, предшествующий матчу за главный трофей турнира. Официально теннисную карьеру Фелисисимо завершил только в 50 лет, в 1970 году[5].

В дальнейшем Ампон стал сотрудником Национального банка Филиппин, который представлял в том числе в Гонконге и Чикаго. С 1983 года он постоянно проживал в Хайленд-Парке (Иллинойс), где и скончался незадолго до своего 77-летия. Он оставил вдовой 45-летнюю жену Анхелес[7]; его пережили также дочь и три сына[3], старший из которых, Мелесио, тоже стал теннисистом, уже в 16 лет, в 1973 году, попав в сборную Филиппин в Кубке Дэвиса[5].

Напишите отзыв о статье "Ампон, Фелисисимо"

Примечания

  1. 1 2 3 Collins & Hollander, 1997, p. 519.
  2. 1 2 3 Beeyong Sison. [www.itennisschool.com/its-blog/part-i-world-s-best-tennis-player-pound-por-pound/ World's Best Tennis Player Pound-for-Pound, Part I]. International Tennis School (July 4, 2012). Проверено 28 февраля 2013. [www.webcitation.org/6FKzRAmqn Архивировано из первоисточника 23 марта 2013].
  3. 1 2 3 Jeremy Manier. [articles.chicagotribune.com/1997-10-12/news/9710120298_1_tennis-tom-brown-philippine-national-bank Tennis Star Felicisimo H. Ampon, 76]. Chicago Tribune (October 12, 1997). Проверено 28 февраля 2013. [www.webcitation.org/6FKzRw1cK Архивировано из первоисточника 23 марта 2013].
  4. 1 2 3 Mike Alcazaren. [www.interaksyon.com/interaktv/ampunin-si-ampon-the-case-for-a-filipino-legend-in-the-tennis-hall-of-fame Ampunin si Ampon! The case for a Filipino legend in the Tennis Hall of Fame]. InterAKTV (September 11, 2012). Проверено 1 марта 2013. [www.webcitation.org/6FKzTlZpX Архивировано из первоисточника 23 марта 2013].
  5. 1 2 3 Beeyong Sison. [www.itstennisschool.com/its-blog/part-i-world-s-best-tennis-player-pound-por-pound/part-ii-world-s-best-tennis-player-pound-for-pound/ World's Best Tennis Player Pound-for-Pound, Part II]. International Tennis School (September 4, 2012). Проверено 28 февраля 2013. [www.webcitation.org/6FKzeRBBM Архивировано из первоисточника 23 марта 2013].
  6. Collins & Hollander, 1997, p. 520.
  7. [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=83654044 Фелисисимо Эрмосо Ампон] на сайте Find a Grave  (англ.)

Литература

  • Ampon, Felicisimo // Bud Collins' Tennis Encyclopedia / Bud Collins, Zander Hollander (Eds.). — Detroit, MI: Visible Ink Press, 1997. — P. 519—520. — ISBN 1-57859-000-0.

Ссылки

  • [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid= Профиль на сайте ITF]  (англ.)
  • [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)
  • [www.tennisarchives.com/coureurfiche.php?coureurid=121 Результаты в одиночном разряде] в базе Tennis Archives  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ампон, Фелисисимо

– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.