Амурсана

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Амурсана
монг. Амарсанаа, ᠠᠮᠤᠷᠰᠠᠨ᠎ᠠ<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Правитель Джунгарского ханства
1755 — 1757
Предшественник: Дабачи
 
Рождение: 1722(1722)
Смерть: 1757(1757)
Тобольск
Отец: Данзан
Мать: Ботолог
Супруга: Битей
Дети: Пунцук

Амурса́на (монг. ᠠᠮᠤᠷᠰᠠᠨᠠᠭ᠎ᠠ, 17221757, Тобольск) — ойратский нойон, последний правитель Джунгарского ханства (1755—1757), глава антиманьчжурского освободительного движения в Монголии в 1755—1758 годах.





Биография

Был сыном наследника хошутского Лхавзан-хана Данзана и дочери Цэван-Рабдана Ботолог. Участвовал во внутриполитической борьбе за наследие Галдан-Цэрэна, в которой верх одержал сын его наложницы Лама Дорджи. Его основным соперником был племянник хунтайджи Дабачи (Давацы). Лама-Доржи обратился за помощью к Цинам, стремящимся присоединить Джунгарию. По свидетельству очевидца, в 1751 году в Пекин приезжал посол с просьбой дать хунтайджи 100 тысяч лянов серебра. От имени императора Цяньлуна послу объявили, что «если сто тысяч человек перейдут в Китай, то император даст по одному серебряному ляну за каждого». Но Лама-Доржи по-прежнему придерживался курса на независимость.

Амурсана стал на сторону Дабачи, но, потерпев поражение в 1751 году, они ушли в казахский Средний жуз, где их принял султан Аблай. 12 января 1753 года Дабачи и Амурсана убили Лама-доржи, и Дабачи был возведён на престол. Вскоре, однако, начался его конфликт с Амурсаной. В 1754 году Амурсана потерпел поражение и бежал через Телецкое озеро, Кобдо и Улангом в Халху.

Со времён смерти Галдан-Цэрэна в Джунгарии происходили непрекращающиеся междоусобные войны. Из-за этого ханство значительно ослабло. С ноября 1750 года ойраты начали переходить из Джунгарии в Цинскую империю и Халху, где власти щедро одаривали каждого перебежчика, предоставляя на первых порах налоговые и иные льготы, награждая представителей знати и чиновничества различными пышными титулами и званиями. Одновременно цинское правительство стало готовиться к новой войне, справедливо полагая, что при обострении внутренних противоречий Джунгарское ханство уже не сможет оказать эффективного сопротивления.

В августе 1754 года Амурсана с 20 тысячами воинов прибыл в Халху и перешёл к маньчжурам. Удостоился беседы с богдыханом Цяньлунем.

Весной 1755 года состоялось китайско-монгольское вторжение в Джунгарию. Авангард армии вторжения во главе с Амурсаной вступил в долину реки Текес, где вошёл в соприкосновение с немногочисленными отрядами Даваци. Узнав, что с войском идёт Амурсана, многие ойраты переходили на сторону цинской армии. 19 июля 1755 года был издан императорский «Указ о триумфальном окончании западной кампании и включении Джунгарии в карту нашей империи», на территории ханства был введён китайский календарь. Однако Амурсана вёл себя независимо, не пользовался китайской печатью, не носил китайский костюм.

Осенью 1755 года Амурсана рассчитывал с цинской помощью стать всеойратским ханом, но оказался обманутым. Имея при себе небольшой отряд ойратских воинов, действуя в сговоре с некоторыми халхаскими военачальниками, Амурсана напал на маньчжурские войска, охранявшие границу, и разбил их. Тем самым Амурсана начал антиманьчжурское освободительное движение в Монголии. Имея небольшое число воинов и действуя в союзе с некоторыми халхаскими нойонами, вёл боевые действия против маньчжур.

В марте 1756 года состоялось очередное маньчжуро-китайское вторжение. Маньчжуры превосходили ойратов по численности в пять раз. Ойраты вырезались поголовно. Весной и летом 1757 года в горах Тарбагатая и в долине реки Или отряды ойратов общей численностью в 10 тысяч воинов, руководимые Амурсаной и его единомышленниками, развернули активные операции против цинской армии, однако эти отряды не смогли противостоять многократно превышавшей их численностью и оснащением цинской армии. Алтайцы, енисейские кыргызы бежали в Сибирь, в родные урочища.

В сентябре 1757 года Амурсана умер в Тобольске от оспы. Русские власти отказались выдать маньчжурам его тело. Российский Сенат 1 ноября 1757 года предписал сибирскому губернатору Соймонову отправить тело Амурсаны на русско-китайскую границу для возможности освидетельствования его представителями цинской администрации. 17 декабря 1757 года труп Амурсаны с сопровождающим сержантом Глазовым был отправлен в Селенгинск к коменданту В. В. Якобию. Тело было захоронено в окрестностях Селенгинского острога. Останки Амурсаны дважды эксгумировались для опознания халхасскими и маньчжурскими чиновниками[1].

Жена Амурсаны — Битей, дочь Галдан-Цэрэна, вдова старшего брата Амурсаны — укрылась в Калмыкии, потом переехала в Петербург, где умерла в 1761 году. Её сын от первого брака, Пунцук, крестился.

Интересные факты

См. также

Напишите отзыв о статье "Амурсана"

Примечания

  1. Э. Дёмин Амурсана // Байкал, № 2 март-апрель 1994 года. Стр. 156—157

Литература

  • Владимирцов Б., Монгольские сказанияя об Амурсане, Вост. Зап., т. 1, Л., 1927
  • Златкин И. Я. История Джунгарского ханства (1635—1758), М., 1964.
  • Кузнецов В. С. Амурсана. Новосибирск, 1980

Отрывок, характеризующий Амурсана

Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!