Амфилохий (Скворцов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Епископ Амфилохий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Мелекесский,
викарий Самарской епархии
апрель — июль 1928
Предшественник: Георгий (Анисимов)
Преемник: Амвросий (Казанский)
Епископ Енисейский и Красноярский
8 марта 1925 — июль 1926
Предшественник: Назарий (Андреев)
Преемник: Никон (Дегтяренко)
 
Имя при рождении: Александр Яковлевич Скворцов
Рождение: 17 февраля 1885(1885-02-17)
село Норваш, Цивильский уезд, Казанская губерния
Смерть: 1 октября 1937(1937-10-01) (52 года)
Кемеровская область

Епи́скоп Амфило́хий (в миру Алекса́ндр Я́ковлевич Скворцо́в; 17 февраля 1885, село Русские Норваши, Цивильский уезд, Казанская губерния — 1 октября 1937, Кемеровская область) — епископ Русской православной церкви, епископ Мелекесский, викарий Самарской епархии.

Прославлен в лике святых Русской православной церкви в 2000.





Биография

Детство и образование

Родился в семье псаломщика Якова Васильевича Скворцова, в семье было одиннадцать детей: трое сыновей и восемь дочерей. Александр был самым младшим.

Окончил Чебоксарское духовное училище, Казанскую духовную семинарию (1906), Казанскую духовную академию (1910) со степенью кандидата богословия (тема кандидатской работы: «Религиозно-нравственные переводы на калмыцкий язык как средства миссионерского воздействия»; удостоена премии митрополита Иосифа). В совершенстве изучил калмыцкий язык, а также литературу (по большей части, рукописную), касающуюся переводов священных и богослужебных текстов на этот язык.

В 1910-1911 слушал лекции на Восточном факультете Санкт-Петербургского университета, чтобы изучить монгольский язык до свободного понимания священных рукописей ламаизма.

В 1911-1912 — профессорский стипендиат Казанской духовной академии.

Миссионер и преподаватель

22 марта 1907 года, на первом курсе академии, был пострижен в мантию с именем Амфилохий.

В 1908 году возведён в сан иеродиакона. В 1909 году был командирован в Астраханскую калмыцкую степь для изучения калмыцкого языка и деятельности в Православной миссии среди калмыков. Активно участвовал в миссионерских съездах, на которых обсуждались вопросы перевода Священного Писания и богослужебных текстов на калмыцкий язык. С 1910 — иеромонах.

С 1911 года — и. д. доцента Казанской духовной академии по кафедре монгольского языка, истории и обличения ламаизма.

В 19121914 годы находился в Монголии, куда был направлен в командировку для изучения тибетского языка и тибетской литературы, касающейся ламаизма. По возвращении из Монголии продолжил преподавание, одновременно был помощником директора историко-этнографического музея в Казани, которому преподнёс в дар коллекцию предметов буддистского и ламаистского культов (более ста предметов).

Обратил в православие троих китайцев. Был известен как талантливый проповедник и миссионер.

Служение в Сибири

В 19181919 годах жил в Успенском мужском монастыре, находившемся неподалеку от Красноярска. В 1919—1921 годах жил в основанном им вместе с пятью монахами скиту на озере Тиберкуль в Минусинском уезде.

В 1921 году иеромонах Амфилохий был направлен служить в храм в селе Белый Яр Кочергинской волости Минусинского уезда.

В сентябре 1922 года епископ Енисейский и Красноярский Зосима (Сидоровский) перешёл в обновленчество и возглавил епархию уже в качестве обновленческого архиерея. Он хорошо знал иеромонаха Амфилохия в бытность свою епископом Иркутским; вызвав его в Красноярск, он предложил ему присоединиться к обновленцам. Иеромонах Амфилохий, изучив обновленческом течение ещё в дореволюционное время, уже тогда относился к нему отрицательно и предложение епископы Зосимы отклонил, после чего тот уволил иеромонаха Амфилохия от управления приходом.

В то время законной власти в епархии не было; глава Православной Церкви Патриарх Тихон был в Москве под арестом, и отец Амфилохий решил покинуть обновленческого архиерея и в ноябре 1922 года уехал в женский монастырь в селе Матур, где прожил около полугода. Здесь он познакомился с монахиней Варварой (Цивилёвой), которая стала его духовной дочерью и сопровождала его впоследствии во всех переездах — и когда он был на свободе, и когда в узах.

В 1923 года арестован ОГПУ, но вскоре освобождён из-за отсутствия улик для обвинения.

С июня 1924 — настоятель Минусинской кладбищенской церкви, вёл борьбу против обновлечества, был вновь ненадолго арестован.

Епископ Красноярский и Енисейский

8 марта 1925 года в Москве был хиротонисан во епископа Красноярского и Енисейского. Хиротонию совершали Патриарх Тихон в сослужении с митрополитом Петром (Полянским), архиепископами Гурием (Степановым) и Прокопием (Титовым).

13 июля 1926 года был арестован за продолжение борьбы против обновленчества. Находился в тюрьме в Красноярске, затем был приговорен к трём годам заключения в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН).

В апреле 1928 года владыка был освобождён. При освобождении ему было сказано, что он должен явиться в центральное управление ОГПУ на Лубянке для получения дальнейших распоряжений. Там ему сообщили, что въезд в Красноярск ему запрещен.

Уход на покой

В 1928 году Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием был назначен епископом Донским и Новочеркасским. Епископ уехал в Ростов-на-Дону, но ОГПУ области отказало ему во въезде в Новочеркасск.

Тогда назначен епископом Мелекесским, викарием Самарской епархии.

Во время личной встречи предложил Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) поминать власти по следующей формуле: «Еще́ молимся о стране нашей и о властех ея, да обратит Господь их к истинному познанию святыя веры и обратит их на путь покаяния». Такая позиция была неприемлема ни для большевиков, ни для владыки Сергия, после чего епископ Амфилохий был уволен на покой.

Нелегальный монастырь в Хакасии

Получив увольнение, епископ Амфилохий в июле 1928 года прибыл в село Анжуль Таштыпского района Хакасии, где в то время жили монахини небольшого Матурского женского монастыря, закрытого в 1926 году, Матурского женского монастыря. Возглавил образовавшийся в селе небольшой монастырь, служил в домашней церкви, вёл с монахинями беседы на религиозные темы и о современном положении церкви.

В апреле 1931 году был арестован вместе со священником и монахинями и заключён в тюрьму при Минусинской исправительно-трудовой колонии. Обвинён в создании нелегального монастыря и в том, что местные крестьяне под влиянием религиозной агитации отказались вступать в колхозы, выполнить задание по лесозаготовкам и сенозаготовкам. На допросе заявил: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. Объясняю, что агитации не проводил, но не отрицаю, что я выражаю несочувствие к Советской власти».

Пребывание в Сиблаге

16 ноября 1931 году был приговорен к пяти годам заключения в ИТЛ (монахини были высланы на пять лет в Восточную Сибирь). Находился в Сиблаге: в Мариинске (1931-1932), Осиновском отделении Сиблага (с 1932). 12 декабря 1932 заключён в Шушталепскую штрафную командировку, а затем переведен в Елбанскую штрафную группу, работал в шахтах на добыче угля.

28 апреля 1933 арестован в лагере по обвинению в контрреволюционной деятельности, в организации антисоветской группы и в намерении бежать из лагеря. На допросе показал: «Ранее при допросах я утверждал, что являюсь противником советской власти, и существующий строй моим убеждениям и идеям враждебен. Сейчас я снова заявляю, что советской власти и её укладу я желаю падения, в этом нахожу возможность восстановления правильной духовной жизни народа. Эти взгляды я высказывал своим духовным единомышленникам, бывшим вместе со мною в лагере. Влияние на лагерников я оказывал исключительно духовного характера, внушая лагерникам религиозное настроение — быть в личной лагерной жизни терпеливым, не роптать, быть покорными своей судьбе, усматривая во всем волю Божию».

Никаких доказательств существования антисоветской группы найдено не было. Поэтому 28 января 1934 Коллегия ОГПУ ограничилась тем, что постановила увеличить срок наказания епископу Амфилохию на один год; он был оправлен в ИТЛ в посёлок Яя Кемеровской области.

Последний арест и смерть

После окончания срока заключения в апреле 1937 года освобождён не был. 4 июня против него было возбуждено новое уголовное дело по обвинению в антисоветской агитации, причём причины этого были сформулированы следующим образом: «Учитывая, что у Скворцова кончается срок наказания и он из лагеря подлежит освобождению и что, будучи на воле, снова будет проводить контрреволюционную деятельность, заключенного Скворцова из лагеря не освобождать и немедленно приступить к следствию по его делу, предъявив ему обвинение».

Как и ранее, виновным себя не признал. В поисках улик следствие обратило внимание даже на то, что епископ хранил у себя деревянные дубовые дощечки, изъятые при обыске. Владыка показал, что «по освобождении из лагеря я хотел из этих дубовых плашек делать крестики и в трудный момент мог бы дать нуждающимся в них», после чего его обвинили в том, что по освобождении из лагеря он хотел «нелегально распространять крестики, этим существовать и нелегально вести религиозную пропаганду». Отверг и это обвинение.

20 сентября года Тройка УНКВД по Западно-Сибирскому краю приговорила владыку к расстрелу. Был расстрелян 1 октября того же года.

Канонизация и почитание

В 1981 году решением Архиерейского Собора Русской православной церкви заграницей канонизирован в лике исповедника со включением Собор новомучеников и исповедников Российских (без установления отдельного дня памяти)[1].

В августе 2000 года причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском соборе Русской православной церкви для общецерковного почитания.

7-11 июля 2015 года группа разведчиков дружины «Мангазея» совместно с руководителем миссионерского отдела Красноярской епархии иереем Андреем Дороговым и руководителем отдела образования и катехизации Абаканской епархии, директором ЧОУ «Православная гимназия Свт. Иннокентия Московского» протоиереем Александром Горбатовым с паствой совершили поисково-паломническую экспедицию по местам пребывания священномученика Амфилохия (Скворцова) в период с 1922 года и до его ареста в апреле 1931 году[2].

Библиография

Напишите отзыв о статье "Амфилохий (Скворцов)"

Примечания

  1. [sinod.ruschurchabroad.org/Arh%20Sobor%201981%20spisok%20novomuchenikov.htm Список Новомучеников и Исповедников Российских (утвержден Архиерейским Собором РПЦЗ в 1981 г.)]
  2. [www.orthedu.ru/kraeved/13707-ekspediciya-po-sledam-smch-amfilohiya-skvorcova-episkopa-eniseyskogo.html Экспедиция по следам смч. Амфилохия (Скворцова), епископа Енисейского " Образование и Православие]

Ссылки

  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_6970 Амфилохий (Скворцов), св.] на сайте «Русское православие»
  • [www.moskvam.ru/2002/01/damaskin.htm Житие]
  • [www.solovki.ca/new_saints_12/12_11.htm Биография]

Отрывок, характеризующий Амфилохий (Скворцов)

– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.