Амюсса, Жан Сулема

Жан Сулема Амюсса
Jean Zuléma Amussat
Амюсса
Род деятельности:	хирург, учёный, педагог
Дата рождения:	21 ноября 1796(1796-11-21)
Место рождения:	г. Сен-Мексан-Л’Эколь, Дё-Севр
Подданство:	Франция Франция
Дата смерти:	13 мая 1856(1856-05-13) (59 лет)
Место смерти:	Париж

Жа́н Сулема́ Амюсса́ (фр. Jean Zuléma Amussat) (21 ноября 1796 года, г. Сен-Мексан-Л’Эколь, департамент Дё-Севр, Франция - 13 мая 1856 года, Париж, Франция) — французский врач-хирург, анатом и педагог.
Член Парижской медицинской академии.

Биография

Родился 21 ноября 1796 года в местечке Сен-Мексан-Л’Эколь ( департамент Дё-Севр) в семье врача. Получил своё первое медицинское образование от отца - хирурга Сервана. Был призван на военную службу в 1814 году, в возрасте 17 лет. Молодому человеку пришлось проводить множество хирургических операций на поле боя во время наполеоновских войн. Во время своего пребывания в воюющей армии, он хорошо изучил анатомию, анализируя боевые повреждения на трупах солдат. После войны, несмотря на нехватку средств, отправился в Париж, чтобы продолжить своё медицинское образование. Один из его наставников был Труссель, который дал возможность участвовать в анатомических вскрытиях в больнице Сальпетриер. Будучи студентом Парижского университета, получил должность в больнице Шарите по конкурсу. В больнице он также получил жилье - и широкие возможности продолжать своё медицинское образование. Ниламон Теодор Леминье (1770-1836), который заметил интерес в патологической анатомии, помог ему и позволил работать на своем стационаре.
Два года спустя, по конкурсу, он получил практику и вернулся в больницу Сальпетриер. Работая здесь, во время исследования спинного мозга, в частности, направленного на выявление патологических изменений, которые могут быть вызваны эпилепсией, он изобрел рахиото́м, который стал широко использоваться в хирургической практике. В это время он, также, начал давать частные лекции по анатомии для художников.
В декабре 1821 года он стал ассистентом прозектора по конкурсу, и, таким образом, появилась возможность удвоить или утроить, его познания в курсе анатомии, хирургии, и оперативного искусства. Попытка побороться за пост прозектора на факультете оказалась неудачной, так как в это время Амюсс чуть не погиб от инфекции, и его здоровье было серьезно подорвано. После ряда заболеваний, он был вынужден отказаться от участии в конкурсе на должность прозектора. При потере каких-либо перспектив на медицинском факультете и возможности работать врачом в больнице, он был вынужден заняться частной практикой.
В 1824 году он был избран членом Парижской медицинской академии, даже прежде, чем ему была присвоена степень доктора медицины.
В 1826 году он защитил докторскую диссертацию в Парижской медицинской академии на тему: "Некоторые соображения о изучении анатомии" ("Quelques considérations sur l'étude de l'anatomie"). В этой работе подчёркивается важность экспериментов на животных для физиологических целей.
В 1831 году он организовал курс военно-полевой хирургии для молодых врачей, которые должны были присоединиться к Африканской армии.
Жан Сулема Амюсса скончался от дифтерии 13 мая 1856 года. Похоронен на кладбище Пер-Лашез а Париже.
Его сердце было извлечено и доставлено в Сен-Мексан-Л’Эколь (Дё-Севр) 16 января 1857 года, где и погребено. В этой же могиле покоится его сын Огюст Альфонс Амюсса (1829-1878).

Научная деятельность

В 1827 и 1828 годах он провел ряд исследований по травматическому кровотечению и методам остановки его. Впоследствии, в 1829 году выступил с методом кручения артерий в Парижском институте. Это было гениальное изобретение Амюсса, с которым всегда будет связано его имя.

Одним из его достижений стало возвращение в хирургическую практику почти забытого sectio alta - высокого разреза - при камнях мочевого пузыря. Хотя его хирургическое интересы менялись, он сосредоточился на операции мочевого пузыря, предстательной железы и органов брюшной полости. Оригинальность его работ наглядно демонстрируют профессиональные призы, которые он получил: 2000 франков за литотрипсию, 6000 - за кручение артерий, 4000 - за описание воздушной эмболии, и 3000 - за то, что тогда называлось "искусственный анус" - колостому.
В историю мировой медицины Амюсса вошёл со следующими открытиями:

• Амюсса складка - аномальные складки мочеиспускательного канала на уровне семенного бугорка.
• Метод Амюсса - скручивание артерии, чтобы предотвратить артериальное кровотечение.
• Операция по Амюсса - формирование экстраперитонеальной колостомы в поясничной области при обструкции толстой кишки.
• Клапан Амюсса - спиральный клапан в пузырном протоке. Пузырный проток является анатомической структурой, которая соединяет желчный пузырь с общим желчным протоком.
• Амюсса признак - наличие поперечных надрывов или разрывов интимы сонных артерий вблизи бифуркации, которые обнаруживаются при вскрытии трупа в случае повешения.
• Амюсс вначале своей научной деятельности изобрел инструмент для вскрытия позвоночного столба — рахито́м (Rachitome).

Амюсса стал известным хирургом, даже не будучи сотрудником медицинского факультета университета или врачом больницы. В качестве оператор-хирурга, он был великим художником, и поклонялся своему искусству страстно, хотя и осуществлял его тщательно и умело. Как хирург, он был в целом, консервативным, но всё равно - необычно инновационным.

Научные труды

Неважное здоровье не помешало Амюсса стать плодовитым научным писателем. Его первая работа была в "Journal de médecin" в 1819 году, его последняя, в 1854 году - трактатом о возможности лечения рака. Большая часть его работ была опубликована в докладах с заседаний медицинской академии, в изданиях "Archives générales de médecine". Наиболее значимыми работами можно считать:

• Note sur la possibilité de sonder l'urètre de l'homme avec une sonde tout-à-fait droite, sans blesser le canal; ce qui à donné l'idée d'extraire les petits calculs urinaires encore contenus dans la vessie, et de briser le gros avec la pince d Hunter modifiée. Nouveau journal de médecine, T. 13, 1822. (о строении мочевыделительной системы человека и литотрипсии);
• Recherches sur l’appareil biliaire, 1824 (о строении желчного аппарата);
• Quelques considérations sur l’étude de l’anatomie. Thèse. 33 pages. Paris, 1826, No. 186. (об использовании животных в физиологических экспериментах);
• Sur les sondes urétrales. 1827. (о зондировании мочевого пузыря);
• Lithotritie et lithotomie. 1827 (о литотрипсии и литотомии);
• Torsion des artères; Archives générales de médecine, Paris, 1829, 20: 606-610. (о скручивании артерий);
• "Amussat’s lessons on retention of urine, caused by strictures of the urethra, and on the diseases of the urethra". Edited by A. Petit. Translated from the French by James P. Jervey, M. D. 3 p. 1., 246 pages. Charleston, S. C. J. Dowling, 1836. (о работах Амюсса в области заболеваний мочевыделительной системы).

Педагогическая и общественная деятельность

Амюсса начал преподавать ещё будучи студентом, а потом преподавал на кафедре анатомии, вёл курсы операционной, перевязочной и экспериментальной хирургии. Он также проводил еженедельные хирургические конференции, на которых местные и иностранные врачи приглашались поделиться своим опытом.
Будучи доброжелательным человеком, он основал общество взаимопомощи для врачей. Он, также, учредил премию за лучшие научные работы в области экспериментальной хирургии, которая надолго пережила его.

Память

Существовала премия его имени («prix Amussat») за лучшие работы по хирургии, которая составляла 1000 франков и выдавалась с периодичностью - один раз в два года.

Ссылки

• [www.whonamedit.com/doctor.cfm/217.html Jean Zuléma Amussat] (англ).

Отрывок, характеризующий Амюсса, Жан Сулема

Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.