Ам Энде, Ганс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ганс ам Энде
нем. Hans am Ende
Дата рождения:

31 декабря 1864(1864-12-31)

Место рождения:

Трир

Дата смерти:

9 июля 1918(1918-07-09) (53 года)

Место смерти:

Штеттин

Подданство:

Германская империя

Жанр:

живопись

Учёба:

мюнхенская Академии изящных искусств (Вильгельм фон Диц),</br>Государственная академия изящных искусств Карлсруэ (Фердинанд Келлер)

Стиль:

импрессионизм

Награды:

Работы на Викискладе

Ганс ам Энде (нем. Hans am Ende, 31 декабря 1864, Трир — 9 июля 1918, Штеттин[1]) — немецкий художник—импрессионист, один из основателей Ворпсведской колонии художников.





Жизнь и творчество

Родился в семье священника; детство прошло в Трире. В 1872 семья переехала под Наумбург, куда отец получил новое назначение.

Художественное образование получил в мюнхенской Академии изящных искусств, под руководством профессора Вильгельма фон Дица. В Академии встретил своего товарища, живописца Фрица Макензена, с которым вместе проходил военную службу. Затем учился в Государственной академии изящных искусств Карлсруэ, у Фердинанда Келлера.

После некоторых размышлений согласился поехать вместе с Ф. Макензеном в Ворпсведе, где тот с группой других живописцев, в уединении от шумной цивилизации, собирался посвятить своё время созданию пейзажей полных очарования местных пустошей и болот. Эта работа в Ворпсведе также выражала протест одарённой молодёжи против засилия академизма в немецкой живописи конца XIX века и обезличивающей цивилизации Большого Города.

В 1888 году, после смерти отца, Ганс ам Энде поселился в Ворпсведе и, наряду с Ф. Макензеном, Фрицем Овербеком и Отто Модерзоном, стал одним из основателей в этом местечке колонии художников. В 1894 году к ним присоединился Генрих Фогелер, ставший соседом Ганса ам Энде. В 1895 году ворпсведские художники устроили выставку своих работ в бременской Галерее искусств, затем — в том же году — в мюнхенском Стеклянном дворце, после чего «ворпсведская группа» стала известна по всей Германии. Работы Г. ам Энде, включавшие в себя пейзажи, портреты, а также гравюры, в том числе и большого формата, были особо отмечены художественной критикой. Приехавший в 1900 году в Ворпсведе поэт Райнер Мария Рильке, подружившийся там со многими художниками, в 1903 году написал сочинение Worpswede, в котором рассказал о Г. ам Энде, Ф. Макензене, Г. Фогелере, О. Модерзоне и Ф. Овербеке.

С началом Первой мировой войны Г. ам Энде ушёл добровольцем на фронт, служил в 162-м Любекском пехотном полку; был награждён королевским прусским орденом Дома Гогенцоллернов. Ко времени его службы относятся многие сделанные им эскизы тушью. 10 апреля 1918 года был тяжело ранен в бою под бельгийским городком Месен и скончался от ран в штеттинском госпитале. Похоронен в Бремене.

В 1945 году его надгробный камень был перенесён на Ворпсведское кладбище и установлен у могилы жены, Магды Виллатцен, с которой художник жил в счастливом, хоть и бездетном браке.

В Бременском художественном музее хранится собрание полотен и графических работ Ганса ам Энде.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Ам Энде, Ганс"

Литература

  • Otto Dziobek: Geschichte des Infanterie-Regiments Lübeck (3. hanseatisches) Nr. 162; erste Auflage 1922
  • Rainer Maria Rilke: Sämtliche Werke. Band 1-6, Band 5, Wiesbaden und Frankfurt a.M. 1955—1966
  • Rainer Maria Rilke: Worpswede: Fritz Mackensen, Otto Modersohn, Fritz Overbeck, Hans am Ende, Heinrich Vogeler. Neuausgabe Insel, Frankfurt a. M.; 10. Aufl. 2007, ISBN 978-3-458-32711-0
  • Sigrid Welte-Wortmann: Die ersten Maler in Worpswede, Worpsweder Verlag 1987, ISBN 3-922516-00-9

Примечания

  1. ныне — Щецин, Польша

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ам Энде, Ганс

«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.