Анабаптизм

Реформация

95 тезисов Формула согласия Контрреформация Движения и деноминации   Протестантизм Реформация в Германии Лютеранство Анабаптизм Реформация в Швейцарии Кальвинизм Реформация в Нидерландах Меннонитство Реформатство Реформация в Англии Англиканство Пуританство Реформация в Шотландии Пресвитерианство Реформация во Франции Гугеноты Реформация в Речи Посполитой Социнианство Реформация в Италии Ключевые события   Лейпцигский диспут Вормсский эдикт Крестьянская война в Германии Шпайерская протестация Марбургский диспут Аугсбургский рейхстаг Аугсбургский религиозный мир Вестфальский мир Деятели Реформации   Мартин Лютер (Г, 1483–1546) Филипп Меланхтон (Г, 1497–1560) Ганс Таусен (Д, 1494–1561) Олаус Петри (Швец, 1493–1552) Ульрих Цвингли (Швейц, 1484–1531) Жан Кальвин (Швейц, 1509–1564) Томас Кранмер (А, 1489–1556) Джон Нокс (Шот, 1514?–1572) Предтечи Реформации   Вальденсы Авиньонское пленение пап (1309–1377) Лолларды Великий западный раскол (1378–1417) Гуситские войны (1420 до ~1434) Северное Возрождение

Протестантизм

Реформация Quinque sola Дореформационные движения Вальденсы · Гуситы · Катары · Лолларды Церкви Реформации Англиканство · Анабаптизм · Кальвинизм · Лютеранство · Цвинглианство Постреформационные движения Адвентисты седьмого дня · Армия спасения · Баптизм · Движение святости · Квакеры · Конгрегационализм · Меннонитство · Методизм · Пиетизм · Плимутские братья · Пуритане · Пятидесятники · Унитарианство · Харизматическое движение «Великое пробуждение» Евангельские христиане · Ривайвелизм Протестантизм по странам Протестантский фундаментализм

Анабаптисты, или перекрещенцы (от греч. ανα — «опять, вновь» и греч. βαπτιζω — «крещение», то есть «вновь крещёные») — название участников радикального религиозного движения эпохи Реформации (XVI столетие) в основном в Германии, Швейцарии, Нидерландах, полученное ими от своих противников. Сами анабаптисты предпочитали называть себя "крещенцами", то есть "крещенными" (нем. Täufer), подчёркивая крещение как сознательный выбор. Движение было крайне неоднородным и варьировалось от близости к общепризнанной протестантской традиции Магистерской Реформации и даже католицизма у одних представителей, до весьма странных, порой радикально-сектантских проявлений у других. Проблема неоднородности усугубляется тем, что анабаптистами нередко называют все группы, составлявшие движение Радикальной Реформации (анабаптисты, спиритуалисты, социниане и другие), хотя историки, особенно в последнее время, предпочитают их различать.

Основным признаком движения стал призыв к повторному крещению в сознательном возрасте. Представители радикальной части анабаптистов (многие из которых придерживались коммунистической идеи общности имущества, а некоторые и общности женщин) приняли участие в Крестьянской войне в 1524—1525, образовали Мюнстерскую коммуну 1534—1535, и в конце концов были уничтожены. Другая часть занимала более умеренные позиции, придерживалась пацифизма (Гребель, Симонс, Марпек) или даже сотрудничала с местными властями (Губмайер). Она сохранилась до настоящего времени в форме общин меннонитов, гуттеритов и амишей. Идеи умеренных анабаптистов оказали влияние на формирование общин английских баптистов в Нидерландах в XVI веке.

История

Возникновение движения

Точное время появления анабаптистского движения определить так же сложно, как и само движение. Причиной этому несколько мест появления взглядов, впоследствии названных анабаптизмом. По мнению историков существует несколько независимых мест зарождения анабаптистских идей: Швейцария, Австрия, Рейнская область и Нидерланды.

Ряд источников называет началом движения выступление в Саксонии так называемого движения пророков Цвиккау. Тогда суконщик из Цвиккау Николаус Шторх, знавший хорошо Св. Писание и, по мнению слушателей, озарённый наитием Св. Духа, вместе с Марком Штюбнером, бывшим студентом Виттенбергского университета, стал проповедовать новое учение, имевшее значительный успех. Позже лидирующее место в радикальном движении занял священник Томас Мюнцер, бывший в то время одним из соратников Лютера. Мюнцер придал движению значительный социальный оттенок.

Однако, в большинстве своём историки предпочитают относить цвиккауское движение к общей категории Радикальной Реформации, так как по целому ряду признаков, а в особенности из-за отсутствия основного пункта учения анабаптистов — принятия крещения в сознательном возрасте, возникают сложности в его идеологическом объединении с анабаптизмом, хотя определённый уровень влияния пророков из Цвиккау и Мюнцера на анабаптистское движение в целом — несомненен.

Началом же самого анабаптистского движения считается реформация в Швейцарии. Точнее, непосредственным моментом появления анабаптистского движения, зародившегося в цвинглианстве, считается 1525 год, ставший годом окончательного разрыва между Цвингли и его бывшими соратниками Конрадом Гребелем, Георгом Блауроком, Михаелем Саттлером, Феликсом Манцем и их последователями. Поддерживая вначале критику Цвингли, направленную против нерешительности Лютера в реформировании Церкви, они, позже, направили эту же критику против самого Цвингли. Возглавил движение Швейцарских братьев (как они сами себя назвали), Конрад Гребель, сын влиятельного члена городского совета Цюриха и один из руководителей богословской школы, открытой Цвингли в Цолликоне, вблизи Цюриха. После бурных дебатов на синоде в Цюрихе, на котором Цвингли не смог переубедить своих бывших соратников, Гребель был публично (пере)крещен Георгом Блауроком, одним из цюрихских священников. Цвингли и городской совет Цюриха жёстко отреагировали на такие действия со стороны бывших соратников Цвингли, среди которых было немало приходских священников и ряд преподавателей библейской школы. В результате начавшихся преследований многие анабаптисты бежали в другие регионы империи: Эльзас, Пфальц, Тироль, Моравию и Нидерланды.

От Крестьянской войны до Мюнстера

Гонения на анабаптистов, вызванные как их богословием — требованием крещения по вере, отрицанием централизованной церковной организации, так и социальным учением — отрицанием присяги, военной службы, отказом подчиняться правительству в сфере, противоречащей религиозным убеждениям, усилились в результате Крестьянской войны в Германии. К этому вела предполагаемая тесная связь между анабаптистами и Томасом Мюнцером, являвшимся одним из лидеров крестьянского восстания. Это же провоцировали и призывы некоторых радикально настроенных анабаптистов, которые требовали насильственного ниспровержения существующих порядков, аргументируя тем, что «вера без дел мертва».

Усилившееся после Крестьянской войны преследование анабаптистов не только не прекратило движения, но, наоборот, содействовало его распространению: изгоняемые из одних городов, перекрещенцы шли в другие и везде приобретали новых последователей, преимущественно среди низших классов населения, хотя в числе сторонников анабаптизма можно назвать ряд образованных и даже учёных людей (Ганс Денк, Гетцер и др.). В 1527 году Швейцарские братья предприняли попытку оформить свои взгляды в виде систематического изложения веры, известного под названием Шляйтхаймское исповедание, или Шляйтхаймский братский союз, принятый в небольшом швейцарском городке Шлайтайме, кантон Шаффхаузен. Автором исповедания считается Михаэль Саттлер. Исповедание было принято 24 февраля 1527 года и стало главным вероисповедным документом анабаптистов Швейцарии и Южной Германии. Однако ни Цвингли, ни Кальвин не приняли этого исповедания. Даже некоторые из видных анабаптистов (например, Губмайер) возражали против отдельных пунктов исповедания. Вторая попытка прийти к общему вероисповеданию состоялась в том же году в Аугсбурге, где лидеры Швейцарских братьев отвергли радикальное апокалиптическое учение Якова Гута. Аугсбургский съезд получил название «Синод Мучеников», так как все лидеры анабаптистов, принявшие в нём участие, погибли в течение года после его проведения. Гонения вызвали бегство из Швейцарии тех анабаптистов, которые остались в живых. Так Саттлер бежал в Страсбург, один из наиболее либеральных по отношению к вероисповеданию городов Средневековой Европы. Губмайер в то же время бежал в Моравию, где нашёл убежище во владениях герцога Лихтенштейна. Денк укрылся в Нюрнберге, в 1527 году вернулся в Базель, однако через несколько месяцев умер от чумы. Тем не менее, к 1529 году все лидеры первого поколения Швейцарских братьев погибли. Оставшись без образованных руководителей (все лидеры первой волны получили университетское образование и были священниками), анабаптизм начал распадаться на различные течения, возглавляемые в основном малообразованными лидерами.

Во время гонений на перекрещенцев ни католические, ни протестантские государи не имели к ним никакой жалости. В Австрии и Тироле они умерщвлялись сотнями. Здесь же погиб и один из лидеров анабаптистов Бальтазар Губмайер. Вильгельм Баварский объявил: «Кто отречётся, будет обезглавлен. Кто не отречётся, будет сожжён». Целыми десятками перекрещенцы всходили на костры и эшафоты, всегда обнаруживая непоколебимую стойкость, удивлявшую современников. Лютер даже склонен был объяснять эту стойкость сатанинским наваждением.

К этому времени относится появление новых движений анабаптистов. На востоке, в Моравии, после смерти Губмайера анабаптисты приняли Шляйтхаймское исповедание и стали пацифистами. Со временем часть анабаптистов приняла взгляды моравских братьев и объединилась с ними. Другая часть переместилась немного восточнее, образовав свою епархию с центром в Соботиште, Словакия. На севере, в Нидерландах и Нижней Германии, анабаптистское движение, напротив, стало более радикальным, следуя апокалиптическому учению Мельхиора Хоффмана, объявившего о близости Страшного суда и Второго Пришествия.

Анабаптисты в Мюнстере

Гонения и казни приводили перекрещенцев к ожиданию скорого наступления тысячелетнего царства Христова на земле. Особенно напряжёнными эти хилиастические чаяния сделались около 1530 года, когда несколько пророков предсказывали скорую кончину мира. Особенно остро это учение выразилось в Нидерландах и Нижней Германии, где Мельхиор Хоффман распространял своё учение. Объявив себя пророком Илией, он предвещал Второе пришествие Христа в 1533 году, а Страсбург, по его мнению, должен был стать Новым Иерусалимом. Прибыв в Страсбург, Хоффман был арестован и заключён в тюрьму, где и умер. Под влиянием его взглядов образовалось движение мельхиоритов (иногда называемых хоффманитами), которые строго следовали хилиастическим взглядам. Из числа последних особенно выдвинулся харлемский булочник Ян Матис, назвавший себя Энохом и выславший двенадцать апостолов на проповедь.

Поднявшееся в Мюнстере социальное движение привело к революции. Ян Матис (Матисен) прибыл в Мюнстер, совместно с Иоанном Лейденским, и возглавил движение. В городе было организовано теократическое государство в основе которого лежали коммунистические принципы общности имущества и социального равенства. Мюнстерский епископ несколько раз пытался вернуть город, однако католическо-протестантская коалиция смогла лишь подвергнуть город осаде. Даже несмотря на осаду послы от Матиса могли пробираться в другие города и распространять его воззвания. Во время одной из вылазок Матис был убит, и руководство движением перешло к Иоанну Лейденскому.

Возглавив мюнстерских мельхиоритов Лейденский в скором времени объявил себя царём и ввёл многоженство. Согласно некоторым источникам в Мюнстерской коммуне также была введена общность жён. Однако ряд исследователей выражают в этом сомнение, относя рассказы об этом к пропаганде направленной против анабаптистов. В то же время Менно Симонс, будучи ещё католическим священником, навестив Мюнстер, высказал своё осуждение практике многожёнства и идее обобществления жён, которую, по его словам, высказывали некоторые из лидеров Мюнстерской коммуны. Отличительной особенностью мюнстерской коммуны также являлась необычная для других анабаптистов сосредоточенность на Ветхом Завете.

Голод и эпидемия ослабили защиту городских стен Мюнстера, и 24 июня 1535 года он был взят объединёнными католическо-протестантскими войсками под руководством Мюнстерского епископа. Многие адепты учения были казнены. Руководители Иоанн Лейденский, бургомистр города Бернд Книппердоллинг были обезглавлены, а их тела помещены в клетках на башне церкви св. Ламберта.

Анабаптизм после Мюнстера

Подавление происшедшего в том же году восстания в Амстердаме, в ходе которого погибло около 30 тыс. человек, а затем и восстания в Генте в 1539—1540 годах, привели к окончательному ослаблению радикального крыла в анабаптизме. Хотя и после того находились верующие в скорое наступление тысячелетнего царства, но агрессивный период перекрещенства окончился. В Нидерландах и Нижней Германии возобладали пацифистские идеи Гребеля и Марпека. Менно Симонс, перейдя в анабаптизм, возглавил движение в Нидерландах, открыто осуждая войну и ношение оружия. В скором времени из-за гонений большая часть анабаптистов эмигрировала с континента в Англию, где они изменили своё название на меннонитов, по имени Менно Симонса. Часть, под руководством самого Симонса, переселилась в Данию, где им было дозволено жить. Основываемые ими общины мало-помалу теряли политический характер и осуждали войну и ношение оружия.

Быстрое распространение в Германии, Швейцарии и Голландии, привело анабаптизм к принятию конгрегациональной формы самоуправления, то есть локальные религиозные общины были связанных друг с другом братскими узами, но не составляли организационного единства. Такое единство могло быть образовано на локальном уровне среди нескольких ближайших общин, но это было практически невозможно на общегерманском уровне. Для взаимной помощи и защиты, а также для обсуждения вероучения, иногда собирались съезды, но образ жизни и варианты исповедания веры у каждой общины в основном оставались свои. Любые попытки объединения общин подавлялись властями. Общими признаками анабаптистов были, кроме крещения взрослых, проповедь возвращения к церкви апостольских времён, вера в милосердие Божие, в необходимость добрых дел, и учение о свободе воли человека.

Учение

Основными элементами учения анабаптистов, которые отличали их от других, современных им течений в христианстве были следующие:

• понимание сущности христианства как ученичества,
• понимание Церкви как братства,
• выражение христианской жизни в любви и непротивлении.

Эти элементы стали ключевыми для анабаптистского вероучения, отвергнувшего политический радикализм, проявившийся в Крестьянской войне и в Мюнстерском восстании, но принявшего радикализм духовный.

Понимание сущности христианства как ученичества является основополагающим принципом анабаптизма. Согласно такому пониманию, жизнь христианина является процессом преобразования в образ Христов. Анабаптисты не признавали «христианства» основанного только на интеллектуальном принятии догм, или на эмоциональных переживаниях. И то, и другое должно было находить своё выражение в делах, в преобразовании жизни, в научении от Христа и следовании Его учению. Как говорит исследователь анабаптистского движения Гарольд Бендер: «Их ключевым словом была не „вера“, как у реформаторов, а „следование“ (нем. nachfolge Christi — следование за Христом)».

Практическим результатом такого понимания христианства были: крещение только в сознательном возрасте по вере (как результат выражения добровольного согласия быть учеником и последователем Христа), отношение к богословию как к вспомогательному инструменту, а не цели (поэтому анабаптистское богословие имело лишь частичное развитие), требование практических элементов освящения в жизни верующих.

Вторым важным элементом учения анабаптистов явилось понимание Церкви как братства, живущего согласно принципу ученичества и следования за Христом. Последствием такого понимания явился отказ от государственной церкви, и даже противление самому понятию государственной церкви, где гражданство и религиозная принадлежность тождественны. Анабаптисты отстаивали добровольность присоединения к Церкви по вере и личному убеждению каждого отдельного человека. Это было ещё одной причиной отрицания крещения младенцев, поскольку младенец не может сделать сознательный выбор в пользу принадлежности к Церкви.

Такое понимание Церкви и принадлежности к ней вело и к преобразованию социальной системы в целом. Какая-либо форма феодальной зависимости и социального неравенства, согласно анабаптистскому учению, была антихристианской, так как противоречила понятию братства. Отсюда же следует и понятие отделения (нем. absonderung) церкви от мира.

Современный анабаптизм и его идейные наследники

Несмотря на общее название, анабаптисты довольно быстро разделились на три основные ветви, связанные с местом их возникновения. Каждая из этих ветвей имеет собственный акцент в вероучении, что и определяет их особенности. Общим для всех трёх ветвей является самоназвание «Братья». Отсюда нередкое использование названия «Братские церкви» (англ. Brethren Church, Church of the Brethren и т. п.).

Одна из ветвей анабаптистского движения, придерживающаяся учения об общности имущества нашла возможность обосноваться в Моравии и Западной Словакии, где они получили от местного населения прозвище хабанеры (предположительно от нем. haben). Ввиду сильной роли Якова Гуттера (ум. 1535) и его учения, эти общины также известны под названием гуттеритов или Гуттерских братьев. Эти общины в силу общего места происхождения и близости названия нередко путают с моравскими братьями (гернгутерами). Вторая ветвь движения, на основе Швейцарских братьев, сходна в учении с гуттеритами, однако не придерживается учения об общности имущества. Третья, наиболее распространённая ветвь современного анабаптизма — меннониты, Голландские анабаптисты, реформированные и реструктуризированные под влиянием Менно Симонса.

Многочисленные общины наследников анабаптистского движения разбросаны по всему миру. Наибольшее количество их в Швейцарии, Голландии, Эльзасе, Германии и особенно в Соединённых Штатах Америки и Канаде. Достаточно большое их количество когда-то проживало в Российской империи, в основном это были меннониты. Поскольку большинство из них были немецкого происхождения, религиозные и национальные притеснения в советский период вызвали массовую эмиграцию меннонитов на Запад. Немногие из этих общин сохранили радикальный характер анабаптизма реформационной эпохи. Общим для них остаётся учение о крещении взрослых, отрицание присяги (клятвы), военной службы (пацифизм) и строгость в нравах.

Некоторые усматривают влияние немецких анабаптистов в соединении религиозно-нравственной системы с социально-политической программой, которая встречается в Англии XVII века у индепендентов. Это же влияние, особенно эсхатологическое ожидание скорого наступления Тысячелетнего Царства Божия, наблюдается у «людей пятой монархии», отрицавших всякую власть на земле, кроме Христовой, и устроивших заговор против Кромвеля, в котором принимали участие и голландские анабаптисты. Заговор был раскрыт (1657), а его вожаки посажены в тюрьму.

Несомненно, что учение анабаптистов оказало определённое влияние на вероучение баптистов, других евангельских церквей, и вообще на движение Свободных Церквей в целом. Таким образом, анабаптисты занимают свою особую нишу в истории Христианства.

Литература

1. [www.gottes-kinder.de/glaubensstimme/doku.php?id=autoren:melanchthon:narratio_de_anabaptistis Melanchton, Philipp «Narratio de anabaptistis], Источник: Corpus Reformatorum, Карл Готлиб Бретшнейдер, Том II, Халис Saxonum, CA Schwetschke ET filium, 1835, No. 1569 (нем.)
2. Heinrich Bullinger, Reformationsgeschichte, 1567; издание 1838 г. [books.google.ru/books?id=92h3i9ppoXAC&dq=Bullinger,+%22Reformationsgeschichte%22&source=gbs_navlinks_s онлайн], готич. шрифт (нем.)
3. Joh. Hast, Geschichte der Wiedertäufer, Münster, 1836 (нем.)
4. Keller, «Geschichte der Wiedertäufer und ihres Reichs zu Münster» (нем.)
5. Keller, «Ein Apostel der Wiedert äufer»; Hase, «Das Reich der Wiedertäufer» (нем.)
6. Cornelius, «Geschichte des mü nsterischen Aufruhrs» (нем.)
7. Erbkam, «Geschichte der protestantischen Secten im Zeitalter der Reformation» (нем.)
8. Stern, Alfred. Die Socialisten der Reformationszeit, Berlin, C. Habel, 1883 (нем.)
9. Шеллер Александр Константинович (А. Михайлов), Революционный анабаптизм, 1886 (рус.)
10. Радикальная реформация: история возникновения и развития анабаптизма [Перевод Принимали участие К. Дж. Дик и др.]; Ред. К. Дж. Дик М.: ИЦ-Гарант, 1995

Ссылки

• Анабаптисты // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.gumer.info/bogoslov_Buks/comporative_bogoslov/Savch/_08.php Савченко П. Сравнительное богословие. Лекция 8 Анабаптисты, менониты, братские менониты]
• [www.kingdomjc.com/Books/Protestantism/03.htm М. С. Каретникова, Протестантизм, Лекция 3. РЕФОРМАЦИЯ В ШВЕЙЦАРИИ]

Отрывок, характеризующий Анабаптизм

– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.