Анами, Корэтика
| Корэтика Анами 阿南 惟幾<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 7 апреля — 14 августа 1945 года | |||
| Глава правительства: | Кантаро Судзуки | ||
| Предшественник: | Хадзимэ Сугияма | ||
| Преемник: | Хигасикуни Нарухико | ||
| Рождение: | 21 февраля 1887 Такэта, Япония | ||
| Смерть: | 15 августа 1945 (58 лет) Токио, Япония | ||
| Военная служба | |||
| Годы службы: | 1906—1945 | ||
| Принадлежность: |  Японская империя
| ||
| Род войск: | Императорская армия Японии | ||
| Звание: | Генерал армии | ||
| Командовал: | 109-я дивизия, 11-я армия | ||
| Сражения: | Вторая японо-китайская война | ||
Корэтика Анами (яп. 阿南 惟幾 Анами Корэтика?, 21 февраля 1887—15 августа 1945) — генерал Императорской армии Японии. Министр армии в 1945 году[1].
Биография
Родился 21 февраля 1887 года в городе Такэта, префектура Оита. С детства отличался огромным честолюбием и упрямством. В 1906 году окончил военную академию Императорской армии в Токио (куда поступил лишь с четвёртого раза), позже там же окончил Высшую военную академию[2]. С 1926 года помощник императора.
С августа 1933 года по август 1934 года Анами служил полковым командиром 2-го гвардейского полка Императорской гвардии. В 1934 году становится суперинтендантом Токийской военной приготовительной школы. Позже, с 1937 года по 1938 год, занимал должность начальника Военно-административного бюро в Министерстве армии. Командовал 109-й пехотной дивизией в Китае с 1938 по 1939 год. В армии Анами стал известен как мастер верховой езды и фехтования на мечах. С июля 1939 года по июль 1941 года занимал пост заместителя министра армии в кабинете премьер-министра Фумимаро Коноэ (при этом подчинялся Анами непосредственно Хидэки Тодзио)[3].
Являлся одним из лидеров «военной группировки», благодаря которой премьер министром стал Тодзио. С октября 1941 года инспектор ВВС Японии. В ноябре назначается командующим 11-й армией (3-я, 6-я, 13-я, 34-я, 39-я, 40-я дивизии) и Северным фронтом в Китае. В январе 1942 года сковал 12 китайских армий и нанес противнику значительный урон. В ходе Чжэцзян-Цзянсийской операции начавшейся 4 июня 1942 года Анами взял Фучжоу, 12 июня — Цзяньчан, 16 июня — Гуйци. С 27 октября 1943 года возглавляет 2-й фронт в Маньчжурии, одновременно штаб фронта был переброшен в регион островов, к северу от Австралии, и Анами были подчинены силы в районе Индонезии и Новой Гвинеи[3].
Анами являлся сторонником поддержания нейтралитета с СССР, выступал против эскалации напряженности на советско-маньчжурской границе. Ярый монархист, считался «самым великолепным образцом идеала самурая». 7 апреля 1945 года в кабинете Кантаро Судзуки становится министром армии. Принял предложение министра флота Мицумасы Ёная об обращении к СССР за посредничеством в заключении мира, но категорически отверг положения Потсдамской конференции, содержащие требования о безоговорочной капитуляции Японии, заявив, что армия будет сражаться до последнего[3].
Хотя Анами и был сторонником продолжения войны любыми средствами и лидером «партии войны», он, как убежденный монархист, после заявления императора Хирохито 11 августа 1945 года, начал подготовку к завершению войны. По тем же причинам Анами отверг предложение группы военных участвовать в заговоре, который подразумевал государственный переворот и назначение нового правительства, которое продолжит войну[3].
14 августа Анами, вместе с остальными министрами, подписывает положения о капитуляции. На следующий день, утром 15 августа 1945 года, после объявления императором по радио рескрипта о безоговорочной капитуляции, совершает самурайское самоубийство — сэппуку[1]. Так как самоубийство на голой земле символически означало признание вины за поражение Японии, а в жилом помещении — напротив, полное отрицание своей вины, Анами нашёл компромисс: совершил сэппуку в коридоре, обратившись лицом к резиденции императора. Несмотря на сильные мучения, отказался от помощи ассистента (см. Сэппуку).
В предсмертной записке Анами написал[3]:
Твердо веря, что наша святая земля никогда не умрет, я смиренно прошу прощения у императора за свою огромную вину
Личные вещи Анами, его меч, окровавленная одежда и свиток с его предсмертной запиской и стихами экспонируются в военном музее Юсюкан в Токио[1].
Отображение в искусстве
В фильме Александра Сокурова «Солнце» роль Анами сыграл Мусака Наомаса.
В фильме Масато Харада (日本の一番長い日）"Самый длинный день Японии"/The Emperor in August роль Анами сыграл Якусё Кодзи.
Напишите отзыв о статье "Анами, Корэтика"
Примечания
- ↑ 1 2 3 АНАМИ Корэтика // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). — М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. — ISBN 978-5-94865-190-3.
- ↑ Анами Корэтика // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.hrono.info/biograf/bio_a/anami.html Анами (Anami) Корэтика]. — статья с сайта [www.hrono.ru hrono.ru]. Проверено 20 января 2010. [www.webcitation.org/66waHApUj Архивировано из первоисточника 15 апреля 2012].
</ol>
Отрывок, характеризующий Анами, Корэтика
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
