Анам, Тамима

Тамима Анам

Тамима Анам (бенг. তাহমিমা আনাম, англ. Tahmima Anam, 8 октября 1975, Дакка) — британско-бангладешская писательница.

Биография

Родилась в известной семье, её дед по отцовской линии был крупным издателем и журналистом Бенгалии, отец — издатель крупнейшей в стране ежедневной газеты The Daily Star. Следуя за отцом, служившим по линии ЮНИСЕФ, жила в Париже, Нью-Йорке, Бангкоке. Закончила Mount Holyoke College в США (1997). Защитила диссертацию по проблематике прошлого в современном Бангладеш в Гарварде (2004). Прошла курс литературного мастерства в Лондонском университете (2005). В 2007 дебютировала романом о войне за независимость Бангладеш Золотой век, основанном на биографиях её родителей и нескольких сотнях интервью, которые она взяла у соотечественников. С того же 2007 — сотрудник и автор влиятельного журнала New Statesman. Рассказы и эссе Анам печатаются в крупнейших британских газетах и журналах.

Живет со вторым мужем в лондонском районе Килбёрн. В 2013 была в гостях в Москве ([posta-magazine.ru/lifestyle/tea-lecture-with-the-english-writers]).

Романы

• Золотой век/ A Golden Age (2007, премия Британского содружества за дебютный роман, короткий список премии Коста и премии газеты The Guardian за первую книгу, переведен более чем на 20 языков, включая иврит и хинди)
• Истинный мусульманин/ The Good Muslim, продолжение романа «Золотой век» (2011, длинный список литературной премии британской бизнес-группы Man — Man Asian Literary Prize, номинация на премию индийской компании DSC за литературу стран Южной Азии).

Ссылки

• [www.tahmima.com/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Анам, Тамима

Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.