Ананьина, Мария Александровна
| Мария Александровна Ананьина | |
| Место смерти: | |
|---|---|
| Образование: |
акушерские курсы |
| Вероисповедание: | |
| Партия: | |
| Основные идеи: | |
| Род деятельности: |
профессиональная революционерка, акушерка |
Мария Александровна Ананьина (по второму мужу Дейч; 1849, Санкт-Петербург — 25 января 1899, Нерчинск, Забайкальская область) — русская революционерка, народница, член партии Террористическая фракция «Народной воли».
Биография
Родилась в семье служащего завода в Санкт-Петербурге.
Воспитывалась в приюте принца П. Ольденбургского в Петербурге, откуда вышла в 1865 году.
Вышла замуж за крестьянина Нижне-Сербинской волости Красноуфиимского уезда Пермской губернии. В браке родились дети.
В середине 80-х развелась с мужем, училась на акушерских курсах.
После окончания акушерских курсов работала земской акушеркой в Парголово (недалеко от Санкт-Петербурга).
В феврале 1887 года на её даче в Парголове проживал в течение нескольких дней под видом учителя-репетитора сына Ананьиной А. И. Ульянов, занимаясь изготовлением взрывчатого вещества — нитроглицерина.
Арестована в Парголове 3 марта 1887 года. Перевезена в Санкт-Петербург в Дом предварительного заключения.
Предана суду Особого Присутствия Правительствующего Сената по обвинению в принадлежности к преступному сообществу, именующемуся террористической фракцией «Народной Воли», и в изготовлении разрывных метательных снарядов с целью бросить снаряды под экипаж государя.
Судилась в Особом Присутствии Правительствующего Сената с 15 по 19 апреля 1887 года на процессе «Второго 1 марта». Приговорена к лишению всех прав состояния и к смертной казни через повешение, причём суд ходатайствовал о замене смертной казни каторжными работами на 20 лет. Ходатайство суда удовлетворено.
Подала прошение о помиловании.
В ноябре 1887 года в связи с беспорядками, происшедшими 21 октября 1887 года в тюремном Иркутском замке, объявляла голодовку.
Прибыла 8 января 1888 году на Кару. Лишена послаблений и льгот, предусмотренных манифестами от 17 апреля 1891 года и 14 ноября 1894 года в виду тяжести совершенного преступления.
Переведена 11 сентября 1892 года из тюрьмы в вольную команду.
Вступила в брак 3 апреля 1896 года с ссыльным Львом Григорьевичем Дейчем.
В сентябре 1896 года срок каторжных работ сокращен на одну треть. По упразднении Карийской тюрьмы 15 мая 1898 года переведена в Акатуйскую тюрьму, куда прибыла 6 июня 1898 года.
Отправлена 21 ноября 1898 года в село Алгач, в тюремный лазарет для излечения. В январе 1899 года возвращена на жительство в Нерчинск под надзор.
Умерла в Нерчинске 25 января 1899 года от воспаления почек.
Муж и дети
Дети от первого брака:
- Лидия Ивановна (р. 1868) — журналист. Была привлечена по тому же уголовному делу, что и мать, за недостатком улик была административно сослана в Западную Сибирь на 5 лет. Работала в провинциальных газетах и состояла ответственным редактором «Русского Богатства».
- сын.
Источники
- [ru.rodovid.org/wk/Запись:981320 Ананьина, Мария Александровна] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
- dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/3231/Ананьина
Напишите отзыв о статье "Ананьина, Мария Александровна"
Отрывок, характеризующий Ананьина, Мария Александровна
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
